И он терпеливо ждал, пока, наконец, на фотографиях не показался человек, сначала в профиль, затем со спины и в анфас. Это был сутулый старик с приятным усатым лицом. Он растирался щёткой, читал газеты, что-то писал. И вдруг в его руках оказалась чёрная коробка фотоаппарата. На следующем снимке Козлов уже стоял у окна, а на чёрном ФЭДе виднелся непомерно длинный объектив-насадка. «Телеобъектив», — понял Язин.
— Номер кадра?
— Сорок восьмой.
Просмотр ленты показал, что Козлов фотографирует что-то через окно, вынимает плёнку из аппарата и прячет её затем в ножку пианино. Против квартиры Козлова находился только Главуран, следовательно, он снимал Главуран и его сотрудников.
Вернувшись в кабинет, Язин вызвал Жукова.
— Ну, — приподнято сказал Язин, и заместитель понял, что в деле Серого замка есть известный успех, — начинаем. Немедленно соберите все доказательства на Козлова. Включите кадр фотонаблюдения № 48 — и к Багрецову. Просите первый ордер на арест.
Язин перечеркнул красным карандашом страницу в блокноте.
— Пусть Козлова арестует Кривцов! На квартире произвести обыск с УЗом. Установить там дежурство: две человека внутри и два — снаружи. Выслеживать каждого, кто навещает Козлова. Сообщаться по радио. Результаты докладывать немедленно.
Через два часа юркий газик высадил в разных местах Пушкинской улицы трёх людей, смешавшихся с толпой. Было ещё светло. Завидя Козлова, шедшего с покупками подмышкой, Кривцов направился к нему:
— Гражданин Козлов, следуйте к машине.
Тот удивился.
— Следуйте к машине! — чуть громче приказал Кривцов.
По лицу старика пробежала жалкая улыбка.
— Вы ошиблись! — воскликнул он. — Я пенсионер. Вы ошиблись...
Кривцов показал своё удостоверение.
— Вы меня арестовываете? — чуть не истерично вскрикнул Козлов.
— Именно так. К машине, пожалуйста.
— Но за что? За что? — чуть не плакал Козлов.
Однако он сразу стих, когда Кривцов, приложив к глазу воображаемый фотоаппарат, стал выразительно «щёлкать» им, будто делал снимки.
— Вот за это.
Ярко-малиновый закат занимал полнеба, отражаясь во всей шири реки. Вода пылала. Но человек на катере не замечал ослепительных красок. Он всматривался в берег, откуда должен был появиться Нежин.
Нежин пришёл поздно. Он твёрдо решил, что сегодня — последняя встреча с Будиным. Высокие гонорары, неисчерпаемый запас денег, остро нацеленные вопросы Будина — всё это пугало Нежина, вызывая в нём недоверие к ученику знаменитого Никольского. Пугал и мрачный блеск, иногда мелькавший в глазах Будина. Вадим уже в который раз успокаивал себя: «Николай Николаевич — учёный, живет в Москве. У него высокая зарплата, поэтому и не дрожит за копейку».
И всё же Нежин чувствовал безотчётную тревогу.
Недружелюбие Зариной, с которой он только что виделся, вызов к майору Ганину, смутное воспоминание о подписанных у Будина бумагах — всё это было связано между собой. И Нежину казалось, что над ним висит огромный камень, который вот-вот обрушится. Если сегодня он шёл на встречу с Будиным, то только для того, чтобы решительно отказаться от дальнейших консультаций.
Усевшись на корме катера, Нежин спросил:
— Ваш?
— Товарищи по заводу одолжили, — и, заведя мотор, Будин дал полный газ. — Собираюсь уезжать. Хочу прокатиться с вами в последний разок.
Нежин не уловил скрытой угрозы в его словах.
Неожиданный отъезд кандидата наук был на руку Нежину, он решил не говорить об отказе от консультаций. Катер шёл вниз по реке. Глядя на стремительно бегущие за винтом белые волны, Вадим инстинктивно забеспокоился. Ему захотелось вернуться.
Как бы угадывая его настроение, Будин с чувством проговорил:
— Как прекрасна река! Какой воздух! Куда лучше, чем у меня на даче под Москвой. И аромат трав, и горизонт, и речная свежесть! — Он достал бинокль и вслух восхищаясь пейзажем, проверил, не следят ли за ними.
— Николай Николаевич, — робко попросил Нежин, — сегодня... я занят. Мы недолго, хорошо?
Будин сделал вид, что не слышит. Он вёл катер на полной скорости.
Мягкие, тёплые сумерки заметно сгустились. Где-то стучали лопасти парохода. Навстречу промчался запоздалый глиссер. На большой высоте с шипеньем пронёсся реактивный самолёт. Вдали на тёмном берегу мерцали светляки вечерних огней.
— Взгляни, Вадим, какова река! — говорил Будин. — Живёшь здесь, а на катере, видно, ночью не ездил, — и он раскрыл коробку с мармеладом. — Угощайся! Померанцевый, из Москвы.
С этими словами Будин кинул в рот кусок мармелада. Взял мармелад и Нежин. Конечно, он не знал, что быстро опьянеет от подмешанного в сладости снадобья.
Мощный катер всё ещё мчался вниз по реке, поднимая носом две водяные завесы, будто вылитые из тёмного стекла. Когда ночь плотным пологом окутала всё кругом, Будин круто повернул и взял курс на заимку Волкова.
— Всё вверх, да вверх, — улыбнулся он в темноте умышленно сбивая с толку Нежина, у которого уже кружилась голова. — Проедемся немного и вниз.
Будин управлял катером легко и свободно, как первоклассный моторист. Он весело рассказывал, как красиво Подмосковье, хвалил Ясногорск, декламировал стихи.
Нежин пьяно молчал. Один раз он попытался было что-то сказать, но речь не сошла с его одеревеневших губ.
Катер летел прямым курсом на Верхний Камыш. Нежин, не понимая, что с ним происходит, тряс головой. Быстрое движение, приятный ветер постепенно выдували опьянение, но он не мог понять, где находится — на воде, в поле, на самолёте?
Река стала более узкой. Течение усилилось. По берегам побежали тёмные скалы. Катер промчался в бухту, где из воды поднимались большие каменные бивни. Осторожно причалив к берегу и вытерев ноги о разостланную на пайолах тряпку, Будин спрыгнул на песок.
— Выходи, мой друг, — крикнул он Нежину. — Давай руку! — и взяв его за плечо, он заставил Нежина наступить на тряпку, пропитанную анольфом. — Мы, возможно, в последний раз вместе, — ласково говорил Будин тоном мясника, который манит быка под смертельный удар.
На небе ярко мерцали звёзды. Тёмно-синий свод его дышал лаской и теплом. Нежин постепенно протрезвлялся от отравленного мармелада, походка его становилась твёрже.
— Знаешь что, Вадим, — самым добродушным тоном предложил Будин, — давай завершим нашу прогулку ночным визитом, а? Здесь живёт удивительный пасечник. Поздно, правда. Уже, наверно, спит старик, но зайдём к нему. Растолкаем пчеловода, попробуем мёда — свежего, степного.
Не ожидая согласия Нежина, мычавшего что-то в ответ, Будин взял его под руку. Дойдя до кучи из трёх камней, черневшей при неяркой луне, он условно засвистел бурундуком. Чтобы не насторожить Нежина, он тут же озорно воскликнул:
—Какая природа, Вадим! Охота бегать, дурачиться! — и засвистел ещё громче, извещая Волкова, что жертва доставлена.
Когда до скал, высившихся впереди подобно островерхим готическим соборам, оставалось метров сто, Будин, как бы невзначай, бросил:
— Здесь, говорят, опасно.
Нежин бессознательно замедлил шаг и осмотрелся.
— Стой! — вдруг раздался окрик из темноты, и откуда-то сверху спрыгнул человек в надвинутой на глаза большой кепке.
Нежин вздрогнул.
— Стой здесь! — рявкнул бандит на Будина. — А ты, длинный, шпарь вперёд! — и Нежин почувствовал у лопаток остриё ножа.
Нападение, грубый окрик, нож испугали и в то же время окончательно протрезвили Нежина. Он дрожал, боясь оглянуться, чтобы узнать о судьбе Будина. Человек в кепке, не отнимая ножа, повёл его в узкий проход между чёрных скал. Напрягая все силы только-только заработавшего ума, Нежин запоминал дорогу: «Старик- пасечник. Скалы. Вниз по реке. Редкий лес, узкая расселина».
Вскоре Нежину пришлось карабкаться круто вверх, затем нагнуться и войти в высокую гулкую пещеру. Большой керосиновый фонарь, какие носят железнодорожники при обходе пути, осветил каменное убежище, и Нежин увидел настил из досок и грубое кресло.
20 июля Воропаев опять работал один. Стрелка часов подходила к двенадцати, но Нежин ещё не приходил. Добродушный, не по возрасту седой Воропаев в душе считал, что такому таланту, как Нежин, конечно, можно делать исключения. Но участившиеся опоздания его друга, явное пренебрежение к порядкам больно задевали исполнительную душу Воропаева.
Нежин не пришёл и к перерыву. А когда он не явился и к трём часам, Воропаев встревожился и пошёл к Попову. Начальник спецгруппы немедленно позвонил Нежину на квартиру. Ему ответила сестра:
— А сегодня утром звонил Воропаев, сказал: «Вадим у нас». И вчера он звонил: «Не беспокойтесь о Вадиме. Он у меня на именинах».
