Недели за две до отъезда в Париж Лампиду решил устроить пирушку. По случаю блистательного завершения стажировки и еще более прекрасных перспектив. Пригласил он товарищей из Франции, таких же стажеров. Разумеется, среди них были девушки. Выпили изрядно. Герой дня разошелся и произнес коротенький спич, смысл которого сводился к следующему: «Сегодня я прощаюсь с этой страной. Но завтра я вернусь уже дипломатом, место в нашем посольстве для меня уже готово. И клянусь, что приложу максимум усилий, чтобы разваливать коммунизм изнутри. Салют, камард!» К себе домой Огюст отправился вдвоем с очаровательной Сесиль Лакен — она стажировалась в области русской литературы Серебряного века. Как они провели ночь, Огюст, честно говоря, не помнил — так крепко напился вечером. А наутро во 2-ю службу московского управления из 12-го отдела КГБ СССР пришла дословная запись всех разговорчиков, случившихся на прощальной пирушке Огюста Лампиду. Слова последнего были жирно подчеркнуты красным карандашом. Левый угол страницы занимала резолюция начальника управления генерала Лямина: «Немедленно взять в активную разработку. Пр. переговорить».
Спустя несколько дней Огюст, как обычно, пришел к Ольге. Оба огорчались предстоящей разлукой. «Это ненадолго, дорогая. Я скоро вернусь». Ольга, в отличие от любовника, знала, что больше никогда его не увидит. Истомленные наслаждением, особенно острым перед расставанием, они молча лежали в постели. Вдруг заскрежетал ключ в замке входной двери. «Наташа? — удивился Огюст. — Так рано?»
— Воркуете, голубки?! — Здоровенный мужик принялся дубасить Огюста. — За что, говоришь? А за то, чтобы к чужим женам в кроватку не забирался!
Визжала Оля. На шум прибежали соседи. Появилась милиция. Еще какие-то люди. Через пару часов выяснения отношений и составления протокола Огюст понял, что попался в стандартно устроенную ловушку контрразведки. Зря парень забыл, что он не только стажер. А когда вспомнил, было поздно.
— Я требую представителя французского консульства!
— Пожалуйста, — согласился майор милиции. — Снимаю трубочку.
Приехал сотрудник посольства и увез проштрафившегося Огюста. Карьера секретаря посольства Франции в Советском Союзе бесславно закончилась, не успев начаться. На следующий день Огюст Лампиду возненавидел не только идеологию террористов народной воли и коммунизм, но и все русское. О чем немедленно прознали в ДСТ, где незадачливому стажеру предложили работать в отделе контрразведки. Направление — Советский Союз. А что ему оставалось делать, как не согласиться? Французская контрразведка приобрела в лице незадачливого стажера сотрудника преданного и фанатичного: свирепый защитник западных свобод и ярый русофоб Огюст Лампиду порой озадачивал даже сослуживцев.
Именно этот человек собирался допрашивать Гали.
— Мадам, надеюсь, вы извините нас, но ситуация складывается так, что пришлось причинить вам некоторое неудобство. Понимаю, вы утомлены перелетом, но еще раз — простите.
Обязательное вступление «хорошего» следователя, сменившего «злого», прозвучало на хорошем русском языке. И Гали моментально включила внутренний резерв.
— Я действительно очень устала и хотела бы все-таки знать, какие претензии имеет ко мне ваша служба? Кажется, я ответила на все вопросы вашего коллеги.
— Совершенно верно, но требуется еще кое-что уточнить.
Однако капитана Лампиду интересовала почему-то история ее замужества. В частности, каким образом оформлялся ее выезд во Францию.
Гали прекрасно понимала систему построения беседы, догадывалась, к чему ведет французский «комитетчик», и резко сменила тему:
— Я хочу позвонить. Это срочно.
— Не волнуйтесь — мы заранее предупредили вашего мужа о том, что сами встретим вас. — Огюст изобразил подобие улыбки, весьма ехидной. — Он ждет вас дома.
Ледяные глаза высматривали реакцию «этой русской». Но и Гали прошла неплохую спецшколу — одну из лучших в мире. Теперь она поняла, что они прекрасно осведомлены о ее отношениях с Легаре. Уже легче. «А спать я имею право с любым — Франция свободная страна. О чем эти болваны дээстэшники мне постоянно талдычат». И она опять, слово в слово, повторила Лампиду то, что только что рассказывала его тучному «плохому» коллеге. Охотно, так же как и в «Моссад», «сдала» (с искренним желанием «помочь стране, которая помогла ей обрести свободу») советских кагэбэшников уважаемому «комитетчику» из ДСТ. Да, конечно, перед отъездом в Париж с ней беседовали, корили за то, что «предает родину». Она плакала, но ведь тогда она уже была мадам Гайяр.
Огюст начинал злиться — дама, которая сидела перед ним, совершенно не напоминала десятки своих соотечественниц, заполучивших свободу через постели «Метрополя» и «Националя» в Москве или «Европейской» в Ленинграде. В этом-то плане ее рассказ напоминал как две капли воды слышанное им в этом кабинете десятки раз. Однако… какая у нее превосходная по быстроте реакция и прямо-таки профессиональная память (записную книжку она явно предпочитала носить в своей голове, и извлечь любой телефон из московского прошлого для нее не составляло труда). Новая «подопечная» ДСТ больше походила на деловую француженку, чем на «несчастную русскую». Огюст это уловил.
Она замечательно чувствует собственную выгоду (вот уж от чего Гали никогда не отказывалась) и в таких случаях охотно шла навстречу. Но стоило ей заподозрить, что Лампиду пытается подстроить ей ловушку и загнать своими вопросами в угол, — Москвич немедленно получал жесткий отпор.
Дама держалась спокойно и уверенно. Почувствовав, что больше из мадам Легаре ничего не вытянешь, Огюст решил, что ДСТ ничем не рискует, затевая оперативную игру с КГБ. На этой наглой, красивой мерзавке — Огюст стал не только русофобом, но и ярым женоненавистником — он возьмет реванш.
— Мадам Легаре, полагаю, паспорт гражданки Франции накладывает на вас некоторые обязательства по отношению к нашей стране. И вы должны доказать ей свою лояльность, более того — преданность.
— Мсье Лампиду, я — гражданка Франции. И если выполнить вашу просьбу будет мне по силам — я ведь не Джеймс Бонд, а всего-навсего обыкновенная женщина, — то, разумеется, постараюсь.
— Думаю, вы справитесь. Вы ведь собираетесь в ближайшее время в Москву? Нам интересно, как реагирует советская интеллигенция на процесс Иосифа Бродского, насколько волнует общественность отношение властей к тем художникам, которые не исповедуют в своем творчестве принцип социалистического реализма. Что думают люди о начинающейся кампании против Солженицына? У вас ведь масса знакомых среди художников, писателей, журналистов. Ничего особенного от вас не требуется — просто покрутиться, пообщаться, а когда вернетесь из Москвы — расскажете мне, что происходит в умах советской интеллигенции. Вот и все.
Гали согласно кивнула:
— Возможно, это у меня получится.
— Обязательно получится, мадам Легаре. Вот моя визитка, если что — звоните. Сейчас я вызову машину, и вас отвезут домой.
— Я все-таки хочу позвонить.
— К вашим услугам. — Относительно довольный финалом беседы Огюст пододвинул телефонный аппарат поближе к Гали.
— Пьер, милый, — проворковала она, — я освободилась. Скоро буду дома.
Серийный «ситроен» с вещами Гали отправила вперед, а сама все-таки решила сначала немного прогуляться пешком. Она обернулась, чтобы взглянуть на «Дом» — так любовно называли сотрудники Управления безопасности территорий свое обиталище. Гали мысленно поблагодарила Анатолия за науку, за бесконечные, как ей казалось, часы инструктажа. ДСТ — опасный противник. Первое прикосновение к собственной шкуре она сегодня ощутила. Забавно: когда агент КГБ Гвоздика впервые (а бывать здесь ей придется часто) переступила порог ДСТ, в тот самый день вышел на свободу Жорж Пак. Самый ценный советский агент, когда-либо задержанный во Франции тем самым ДСТ, приговоренный к пожизненному заключению, он был досрочно освобожден после личного вмешательства президента Жоржа Помпиду. «На ход исторических событий влияют два рода людей: те, кто говорит, — политики, и те, кто действует, — разведчики и финансисты», — утверждал знаменитый английский писатель Грэм Грин. Жорж Пак — ярый антикоммунист и ревностный католик — был именно такой личностью. За годы сотрудничества с Кремлем он передал советской разведке план системы защиты Западного Берлина, секретные бюллетени НАТО по изучению Кубы и Африки, схему расположения американских радаров в Турции и многочисленные концепции по эшелонированной обороне западноевропейских стран. Перспективный план НАТО по обороне рубежей в Европе оказался в Москве тоже благодаря Жоржу Паку.
Когда перебежчик с Лубянки Голицын (предают, как известно, свои) предупредил ДСТ, что на самом верху действует агент Кремля, ему сначала не поверили. А когда выяснили где и кто — развели руками. Агентом Кремля оказался руководитель пресс-службы посла Франции в НАТО Жорж Пак. Богат, закончил Высшую школу Эколь Нормаль, где подружился с Жоржем Помпиду; карьерные перспективы — отличные; малейшие зацепки для шантажа — отсутствуют. Пак не попадал ни под одну из известных ДСТ категорий агентов. Никто не мог понять, каким образом завербовали мсье и зачем ему это? Пака взяли под неусыпный контроль. «Шпионы все до одного рано или поздно попадают в картотеку, — считал Роже Бибо, основатель французской контрразведки. — Надо только уметь этой картотекой пользоваться». В субботу 10 августа 1963 года инспектора ДСТ увидели, как на вокзале Сен-Лазар Пак взял билет второго класса до Версаля. Немедленно предупредили коллег в Версале. Жорж сошел с поезда и пересел на местный автобус. Вышел в милом местечке Фошероль. Был полдень, и звонили колокола. Единственная улочка вела от вокзала к главной площади. Жорж прошелся по улице раз, дошел до конца, повернул обратно. Сомнения исключались — Пак кого-то дожидался. Голубой «Пежо-403» с парижским номером медленно вкатывался в Фошероль. А за рулем… Машину вел собственной персоной Владимир Хренов, второй секретарь постоянного представительства СССР при ЮНЕСКО. И хорошо известный ДСТ как полковник КГБ. Все! Минута, и — птичка в клетке. Заморосил дождик, и Пак нырнул в кафе, где сидел за кружкой пива инспектор ДСТ. Он моментально спрятался за широкими листами «Фигаро». «Пежо» проехал через Фошероль, развернулся и снова появился на главной улице. Он искал Пака, а тот пережидал дождик в кафе, нервно поглядывая на часы, и вдруг с оглушительными воплями сирены и мигалкой на площадь влетел эскорт местной жандармерии: у кого-то «увели» мотоцикл, и власть наводила порядок.
