она ж за тобой как за стеной каменной будет, а ты справен будешь и сыт. И детки ухоженные. Ты деток-то хотел бы, а, Касьян?
– А нарожаешь? – Рука Игнатова все же дрогнула и легла на мягкое округлое женское плечо.
– Так бабье дело-то нехитрое. Нарожаю, сколь попросишь, сколь душенька твоя пожелает. Вы ж с утречка завтра выезжаете. Я приду к тебе попозже. Слово теплое на дорожку сказать.
– Приходи, Ольша, – с волнением сглотнул Касьян. – Как все улягутся, так и приходи.
Буторин вошел и сразу увидел взволнованные глаза Мэрит. Сколько в них жара и сколько боли. И только один немой вопрос: что, уже? И не хотелось отвечать, но пора было прощаться, пора отправлять самолет и раненых. Виктор подошел к кровати и опустился перед ней на колени. Взял руки, повернул к себе девичью ладошку, полюбовался, а потом закрыл глаза и прижался к ладони губами. Как же давно не ощущал он такого блаженства, такого покоя и уюта от прикосновения к женской руке. Бывает ли такое, не знал, а вот оказалось, что бывает. Буторин почувствовал, как ладошка Мэрит коснулась его седого ежика на голове. Погладила, потом спустилась на щеку.
– Побрился, – прошептала она. – А утром был колючий.
– Хочу, чтобы ты кожу мою запомнила, а не колючки, – улыбнулся Виктор. – А я твои пальцы хочу запомнить, прикосновения твои. Когда еще удастся почувствовать, в какой день?
– А как захочешь, так и почувствуешь, – прищурилась с хитринкой в глазах девушка. – Ты ведь найдешь меня потом?
– Куда же я от тебя денусь теперь. Видишь, судьба не хочет, чтобы мы расставались. Она и тебя сберегла, и ко мне сюда забросила, и дала спасти тебя. Моя ты теперь, и никуда тебе от меня не деться.
– Удивительные вы русские мужчины, – с грустью сказала Мэрит. – В наших легендах боги наши скандинавские такие же. Не с вас ли писали эти образы древние сказители? Не со славянских ли соседей: лесных воинов и храбрых поморов. Сильные, суровые воины, яростные в бою и нежные со своими женщинами. Как будто в вас две души. Душа воина и душа хозяина дома: мужа и отца детей.
– Нет, Машенька, – назвал Виктор девушку на русский манер. – Не две души, не три и не пять. Одна у нас душа, и она именно такая. Когда мир, тогда он ласков и нежен, любящий отец и муж. Но только гроза в небе, только враг подойдет к границе, землю или дом наш тронет, тут уж берегись. Суровыми и беспощадными воинами становимся. Благородными к побежденным и жестокими с не покорившимися нашей воле! Потому Русь и Великая, потому и слава о ней по всей земле идет испокон веков. Говорят, что не чужие мы с вами народы. Что один народ, несмотря на то что языки разными стали. Все мы из этих мест вышли, из этих морей и лесов, расселились, кто по равнинам и лесам, кто по горам северным. Может, потому ты и богов своих вспомнила, на нас глядя?
– Может, и так, – улыбнулась Мэрит. – Чудно тебя слушать. Ты правда разный. В бою тебя видела, там ты другой, а сейчас, как свеча, теплый, как сердечко родное.
Обняв Виктора за шею, Мэрит прижалась щекой к его щеке и зашептала горячо, касаясь губами его щеки и уха:
– Витя, найди меня, не оставляй меня одну на этом свете. Брата потеряла, бабушку Сигни уж не увижу, знаю, что не увижу. У меня больше никого нет, только ты. Ты мой мужчина, и я хочу принадлежать тебе. Я буду думать о тебе, буду твоим ангелом-хранителем, крылья свои над тобой раскину, дыханием своим согрею тебя, от любой невзгоды исцелю, уберегу. Ты только думай обо мне, помни меня и найди. Хорошо?
– И соскучиться не успеешь, как я снова приду и обниму тебя, Машка! – засмеялся Виктор. – Ты теперь в безопасности, и у меня будет сердце на месте. Не буду беспокоиться о тебе. Буду воевать со спокойной душой. А как все дела закончим тут, сразу поеду к тебе. Тебя же нельзя надолго одну оставлять. Пропадешь ты без меня!
– Пропаду, Витя! – согласилась девушка. – Как ты хорошо меня назвал – Машка. Меня так никто никогда не называл, только ты вот называл. Смешно, но мне нравится.
– Ну, вот так и буду звать. Я тебе еще много разных имен придумаю. И ласковых и смешных. А теперь тебе пора, девочка. Пора отправлять самолет. Ты помнишь, что тебе надо делать?
Буторин вытащил из кармана ватника пистолет и положил на одеяло. Мэрит сжала его двумя руками и закивала. Виктор заметил, что девушка с трудом сдерживает слезы. Глаза ее покраснели, но оставались сухими. Нельзя расслабляться, нельзя показывать слабость. Мэрит замотала головой, а потом решительно сунула пистолет за пазуху, под меховую безрукавку. Виктор поднял ее на руки и вынес из дома. Он нес ее до самого озера, чувствуя, как тяжело идти, но все равно нес. Этот переход отнял много сил, но отпускать или отдавать Мэрит в другие руки он не хотел. «Ничего, отдохну потом, ничего, – уговаривал он сам себя. – Пусть видит, что я несу и мне не тяжело, что я в порядке».
И в лодке он сел, посадив девушку себе на колени. И только когда в самолете она устроилась на дюралевой лавке возле иллюминатора и ухватилась рукой за подлокотник, он вздохнул свободнее. Ну, теперь все. Кивнул инкассатору, которого уложили на одеялах на пол. Осмотрев, как надежно связан Литвяк, Буторин снова взглянул в глаза Мэрит. И прошептал слова, которые давно уже не говорил никому. И не надеялся уже кому-то сказать их.
– Люблю тебя, Машка!
Собирались быстро, молча. Позвякивал металл, шелестела одежда. Магазины в брезентовые подсумки и на ремень. Ножи в ножны, пистолеты в кобуры. Машины проверены с вечера, заправлены. Хорошо, что в сарае геологи оставили немного бензина. Баки почти полные.
Шелестов думал о Белецком, который один уехал на третьей полуторке еще вечером. Он должен раздобыть лодку с мотором на берегу и найти ту пещеру, в которой оставался крупнокалиберный пулемет. Нет гарантии, что он еще там. Немецкая подводная лодка наверняка возвращалась к месту боя. Там ведь и тела моряков оставались. Не устроили бы немцы там засаду. Или просто Белецкий неожиданно мог с ними столкнуться. Хотя боевые навыки у него хорошие, чувствуется военная закалка. И не только флотская. Следует надеяться, что у него все получится, иначе их планам не сбыться.
Сборы закончились. Оперативников вышли провожать женщины. Тихо вытирали уголками платков глаза, никто в голос не плакал. Не похороны! Шелестов обратил внимание, что Тимофеевна все что-то говорит Игнатову, на машину пальцем показывает. Улыбнувшись, Максим отвел глаза.
– Все готовы? – коротко спросил он.
Бойцы в ответ только молча кивнули. Говорить было больше не о чем, обсуждать нечего. Порядок движения и поведение при незапланированных ситуациях оговорены. Каждый опытен, каждый знает свое дело. Первой тронулась машина, в которой за рулем сидел Буторин. Шелестов расположился в кузове, где лучше был круговой обзор. Следом в полусотне метров шла вторая машина. Игнатов за рулем и Коган в кузове. Брезент сняли, чтобы бочки были всем видны издалека, особенно возможным немецким наблюдателям. Это должно было, по мнению Шелестова, хоть как-то усыпить бдительность врага.
Борта трещали и скрипели. На неровностях местности Шелестову казалось, что кузов вот-вот развалится и бочки с горючим покатятся по тундре в разные стороны. Но машины выдерживали, утробно урча двигателями, они катились и катились по траве, виляя, объезжая большие камни и холмы. Максим несколько раз смотрел на часы. Его очень беспокоило отсутствие Белецкого. Зря они и без того маленький отряд раздробили. Лучше бы всем быть вместе. А на месте придумали бы что-нибудь. «Нет, – осадил Шелестов сам себя. – Спокойно! Ты сделал правильно. Нас и так мало, и поэтому силу надо увеличить. А Белецкий грамотный офицер, у него хорошие знания во многих военных вопросах. Для нас он просто находка. Жди и верь!»
Они ехали уже три часа. Скоро побережье, и нужно выбирать маршрут, нужно решать, где, в какой из известных удобных бухт следует искать подводную лодку. Начать следовало именно с того места, где Буторин нашел Мэрит. Смущало другое, лодка ведь не безразмерная. Помимо экипажа,
