Теперь, в Париже, Гали постоянно тянуло под своды Д’Орсэ. «Самый прекрасный музей Европы» — как из года в год называет его пресса — стоит на левом берегу Сены. Бывший железнодорожный вокзал постройки 1900 года с огромным центральным нефом вмещает полувековую историю мирового искусства — от Второй империи до кубизма. Сюда Гали любила приходить одна. Она сразу поднималась на верхний этаж и подолгу стояла напротив работ Жоржа Сера. Ее завораживали люди и животные, на холсте почти полностью погруженные в золотистый туман. Особенно она любила «Цирк», где смелая и прекрасная женщина пальчиком одной ноги касается белого коня, который на полном скаку летит вдоль барьера манежа: «Мир — театр, а люди в нем — актеры? Нет, мистер Шекспир, мы, конечно, актеры, но мир — это цирк!» А еще работы Сера напоминали ей Виктора Храпова, что-то в его манере письма было общее с французским художником. И ей казалось, что, бывая в Д’Орсэ, она приходит на встречу с Виктором.
…А тогда в Москве стала масштабно возрождаться и самая древняя на земле профессия, что шло рука об руку с культурной и административной либерализацией, с развитием внутреннего и международного туризма и извечной тягой многих женщин и мужчин к сладкому греху. Однако если говорить философски, то какая юная прелестница не была этим грешна в своей жизни в той или иной форме, покоряясь «низменным» желаниям нелюбимого мужчины с толстым кошельком или еще с какими-либо другими «достоинствами»? Если она под тем или иным предлогом не уступала его желаниям, то, на жаргоне тех лет, она превращалась в банальную «динамистку», или, как говорили, она «крутила динамо». Сильный пол всегда презирал это занятие значительно больше, чем проституцию.
Широкий круг ее знакомств позволял ей безошибочно выбирать метод и тональности в общении с абсолютно разными людьми. Впоследствии именно эти данные послужили основой для выработки в ней качеств универсального агента. Гали легко и непринужденно могла поддерживать светскую беседу в так называемом «высшем обществе». Так же легко она могла сойти за «свою» среди московских «деловых» — спекулянтов и фарцовщиков. Если была на то необходимость, то Гали могла сыграть роль валютной проститутки. А собственно говоря, почему — сыграть? Деньги всегда нужны.
Теперь нашей Нинон де Ланкло не хватало мужчины, который бы воспитал в ней Женщину — стильную, модную, умеющую себя подать. Учителя гламурных наук звали Мишель. Разумеется, он был француз. Само собой, аккредитованный в Советском Союзе журналист — корреспондент знаменитого «Пари матч». Он безумно обрадовался, когда надменная красавица сразу согласилась пойти к нему домой. Он не знал того, что хорошо знали в компании: Гали никогда не испытывает никаких колебаний по этому поводу. Ни с кем. Даже подруги осуждали: «Да ты что? Как это можно? Прямо сразу!»
Открывая дверь, Мишель виноватым тоном стал извиняться за неубранную квартиру, в которой царил хаос из-за болезни приходящей домработницы. В гостиной царил богемный беспорядок, присущий творческим людям, в особенности если они были холостяками. Гали поразилась, увидев в комнате массу книг, журналов, газетных подборок и вырезок. Книги и журналы были везде: в шкафах, где им и положено быть, на столе, на тумбочках, на диване, на креслах и, конечно, на полу. Всем этим, видимо, часто пользовались, перекладывая с места на место. На них не было пыли, и внутри пестрели цветные закладки. Гали озадаченно стояла посреди комнаты в поисках места, чтобы присесть. Мишель быстро сгреб книги и журналы с дивана и водрузил их на стоящее рядом кресло, на котором уже лежала стопа газет.
— Что-нибудь перекусить? — с надеждой на отказ в голосе спросил Мишель.
— Если только что-нибудь выпить, — понимающе ответила Гали.
Мишель облегченно двинулся в кухню по направлению к холодильнику. Очевидно, кроме выпивки, там не было ничего.
Через три минуты на полу возле дивана стояла охлажденная бутылка шампанского, которое не следует называть французским, так как это чистой воды тавтология. Шампанское может отличаться только маркой и годом выдержки. Однако шампанское долго нельзя хранить — иначе оно быстро теряет свои качества. Одной из самых престижных марок помимо Моэ, Дом Периньон[13] и Вьев Клико является Болинджер, особенно если подобран год солнечного лета во Франции.
Шампанское — это всегда сухое вино, обозначаемое словом «брют». Когда пьешь этот дар богов маленькими экономными глотками из широких и плоских хрустальных бокалов, напиток должен «царапать» язык и нёбо, как будто по ним легонько проводят мелкозернистой наждачной бумагой. Все остальные домашние и иностранные шипучие напитки — сухие, полусладкие, сладкие и полусухие — являются просто шипучками, не имеющими ничего общего с восхитительным вином из провинции Шампань. Обо всем этом Гали узнала от Мишеля за прекрасной бутылкой Болинджера, которая на глазах таяла, поднимая градус желания Мишеля и уменьшая степень сопротивляемости Гали.
Мишель оказался неплохим любовником, эдаким «затейником» в постели, лишенным каких-либо сексуальных «табу». Он очень старался, и было видно, что в этот вечер он поставил цель оставить о себе неизгладимое впечатление. Это было Гали хорошо знакомо. Как правило, такой тип поведения характерен для неуверенных в себе мужчин, которые хотят доказать всему миру обратное. Зачастую на время им это удается. Но не с Гали.
Тем не менее, довольная и удовлетворенная, Гали встала с дивана и, грациозно ступая между стопками книг и журналов, забавно изображая циркового канатоходца, направилась в ванную. Ванная ее поразила огромным набором различной мужской косметики, что только подтверждало теорию Гали о характерах и привычках некоторой части мужчин, к которой она уже причислила Мишеля. Рассматривая различные замысловатые баночки с мужскими кремами, флаконы с дезодорантом и туалетной водой самых причудливых форм, она заметила также женские духи «Шанель» № 5, известные уже столетие на Западе и только входившие в моду в Москве. Гали, приняв душ, намазала себе ушко и, вернувшись на диван, подставила его Мишелю, который тотчас же среагировал на этот свежий аромат. Гали вопросительно взглянула на него.
— Привязан к этому запаху? — с шутливым вызовом спросила она.
— Уже нет… Скорее к его новому носителю. Правда, я думаю, что тебе больше пойдет что-нибудь терпкое и современное. Все-таки «Шанель» — это духи для более… взрослой женщины. — Гали почувствовала, что он хотел сказать «зрелой», но вовремя осекся. — Ну этим я непременно займусь и подберу запах, который ты будешь с удовольствием носить…
— Носить запах? — удивленно спросила Гали. — Это что-то новое.
— Да-да, именно носить. Так выражаются во Франции. Так это звучит и на английском языке. Запах носят, его меняют и надевают, как новое платье. Он чрезвычайно индивидуален. Женщине нужно немало перебрать различных духов, чтобы найти свой запах. Одни духи хороши для брюнеток, другие подходят только блондинкам. Возраст и комплекция женщины тоже требует различных их оттенков. Знаешь ли ты, что основные сексуальные рецепторы у мужчины, помимо зрительного восприятия, которое зачастую обманчиво, — это обоняние? При этом аромат духов, смешанный с индивидуальным запахом женщины, действует на подкорку и диктует мужчине его отношение к ней как к конкретному сексуальному объекту. Да так, что он это даже не осознает…
Гали засмеялась и тут же, посерьезнев, сказала:
— Милый Мими, — так Гали спонтанно окрестила Мишеля, — ты, я вижу, большой специалист в самых различных областях, включая «женский вопрос». Ты много знаешь, интересно рассказываешь, и в отличие от почти всех наших соотечественников тебе хорошо известна жизнь здесь и на Западе. Я с удовольствием буду слушать тебя и следовать твоим советам, если ты мне их будешь давать.
— Отлично. Ты ведь прекрасно говоришь по-французски — возьми «Еllе», «Harpous Bazar». А потом решим, как тебя одеть.
Потом Мишель специально принес несколько журналов-каталогов, которые получали западные дипломаты в Москве, чтобы заказывать для себя кое-какие вещи с внушительными дипломатическими скидками. Мишель взял эти каталоги у своего приятеля в посольстве Франции, сам он одевался отлично, но, как и все журналисты, демократично и просто. Гали провела волшебный вечер с Мишелем, выбирая для себя зимние вещи. Что еще могло так увлечь и захватить молодую женщину в стране тотального дефицита на красивую и модную одежду? Мишель тактично, но твердо высказывал свои соображения.
— Нет, это не твой цвет. Никакого фиолетового и бордо.
— Мишель, — ныла Гали, — почему я должна отказаться от этой юбки?
— Гали, запомни две вещи. Во-первых, как говорил Оскар Уайльд: «Когда на женщине почти нет одежды — это признак отчаяния». Во-вторых, у женщины, да и у мужчины тоже, должен быть стиль. Если ты, разумеется, хочешь быть Женщиной. Понимаешь, что я имею в виду?
