— Скажите, с вами что–то случилось? Несчастье?
— Нет. Я немного задумалась, простите… Жду ваших вопросов.
Голос тихий, покорный, бесцветный.
— О чем вы думали?
— Это личное, сугубо личное.
— А все–таки?
В глазах Оксаны неожиданно отразились боль и протест. Она вспыхнула, строго посмотрела на Горяева. Зачем он спрашивает? Ведь она уже объяснила, что это ее личное, сокровенное и не имеющее никакого отношения к делу. Но седой человек упрямо и требовательно смотрел в ее глаза, словно намекая, что в этом кабинете нужно отвечать на все вопросы.
— Хорошо, скажу, — наклонила голову девушка. — Полчаса назад я проводила на фронт дорогого мне человека. Я думала о нем…
Она говорила спокойно, с достоинством, и только таявший на щеках румянец выдавал ее волнение и девичью стыдливость.
— Попрошу отвечать более определенно. Этого человека вы любите, он ваш жених?
В голосе Горяева не было сочувствия. Готовя новые испытания для девушки, он задал вопрос нарочито грубоватым, бесцеремонным тоном. Он ожидал, что Оксана снова вспыхнет и чего доброго разрыдается. Если бы это произошло, ему оставалось бы только произнести слова утешения, извиниться и, отметив пропуск, проводить ее из кабинета. Ему нужны были волевые, мужественные люди. Только им он объяснял цель вызова.
Но Оксана не заплакала. Вместо ответа она кивнула головой и твердо сжала губы; в глазах появился сухой блеск. Для Горяева это было хорошим признаком. «Девушка с характером, — отметил он про себя. — Любит, страдает, изнемогает от горя, но, наверно, не плакала, когда прощалась с любимым. Держится. Молодец! Такие мне и нужны».
Он спросил у Оксаны, не случалось ли ей совершать героические поступки. Девушка иронически усмехнулась одним уголком рта и отрицательно покачала головой. Горяев уточнил: героический поступок в данном случае нужно понимать широко. Речь идет о любом происшествии, в какой–то мере связанном с риском для жизни и потребовавшем смелости, выдержки.
Оксана снова покачала головой.
— Вы обиделись или скромничаете, — с укором сказал Горяев. — Припомните, пожалуйста. У каждого человека что–либо такое было в жизни: тонул, заблудился в лесу, прыгал на ходу с трамвая. Расскажите все, даже то, что, по–вашему, не заслуживает внимания. Начнем с вашего детства.
В детстве Оксаны нашлось несколько необычных эпизодов. Она отличалась от своих подруг некоторыми странностями, и в селе ее называли «хлопцем в юбке». Однажды, желая испытать свою храбрость, она отправилась ночью на кладбище и принесла оттуда цветы, сорванные с могилы. В другой раз ей пришло в голову покататься на диковатом, горячем колхозном жеребце, на которого отваживался садиться только ухаживавший за ним конюх. Оксану спасло то, что она успела вцепиться лошади в гриву. Жеребец носил ее по полям часа два, пока не выдохся и не присмирел. Когда «наездницу» сняли с коня, на ее пальцах, изрезанных конской гривой, запеклась кровь. Мать сводила дочку к фельдшеру, а вернувшись домой, безжалостно отстегала ремнем.
В двенадцатилетнем возрасте Оксане довелось сражаться с «привидением». Дело обстояло так. С некоторых пор в селе начали говорить о привидении. Оказалось, что привидение действительно существует. Темной ночью на гребле у ставка появлялась какая–то белая фигура, выходившая навстречу возвращавшимся из клуба молоденьким девушкам. Напугав девушек диким воем, привидение исчезало, точно сквозь землю проваливалось. Случалось это не часто — раз или два в месяц, и именно тогда, когда девушек не сопровождал кто–либо из взрослых.
Оксана одела темное платье, захватила хороший ременный кнут на гибком кнутовище и, спрятав его в кустах лозняка, росшего на гребле, пошла в клуб. Несколько вечеров ее ожидала неудача — привидение не появлялось. Наконец, когда она шла в стайке жавшихся друг к другу девушек, впереди на гребле что–то завыло, и появилась высокая белая фигура. С отчаянным криком девушки бросились врассыпную, и только Оксана, сжимая в руке кнутовище, затаив дыхание, побежала вперед. Темное платье делало ее фигуру невидимой в темноте, мягкая пыль под босыми ногами скрадывала звук шагов. Вот и воющая белая фигура. Кнут свистнул в воздухе. При первом же ударе привидение испуганно ойкнуло обычным человеческим голосом, а когда посыпался град ударов, завопило благим матом и пустилось наутек, волоча за собой белую простыню. На следующий день жившая возле ставка тетка Горпина ходила заявлять в сельсовет на неведомых ей хулиганов, якобы избивших ее Мыколу, когда он шел по гребле из клуба. Сам Мыкола — пятнадцатилетний парень с блудливо–насмешливыми глазами — вышел в тот день на улицу унылым. Его пухлое лицо пересекало несколько вздувшихся пунцовых рубцов.
Оксана рассказывала об этих эпизодах без улыбки, ровным, скучным голосом и, закончив рассказ, с сомнением взглянула на внимательно слушавшего ее Горяева.
— Вам все это нужно знать?
— Да, товарищ Стожар. Итак, с детством мы покончили, перейдем к зрелым годам. Я. вас слушаю.
— Тут мне нечего рассказывать, — пожала плечами девушка. — На битве с привидением все мои необычные похождения окончились.
— Вы опять скромничаете. Вот в личном деле у вас имеется благодарность за спасение двух детей во время пожара. Вот и вырезка из газеты — «Отважный поступок комсомолки». Спасали?
— В газете преувеличили, — возразила девушка. — Я не могу считать это героическим поступком. Загорелась пристройка у дома, я увидела в окне второго этажа детей и решила их вывести на улицу. В коридоре, на лестнице и в квартире не то что огня, даже дыма не было. Кстати, дом остался цел, через пять минут прибыла пожарная команда, и огонь потушили. Нет, никакого героизма я не проявила.
Девушка наморщила лоб и, вспомнив что–то, слабо улыбнулась.
— Если вам обязательно нужен героический поступок, я могу рассказать об одном случае, но опять–таки он не был связан с риском для жизни. Это, как говорят, совершенно из другой оперы.
— Расскажите.
— Когда я занималась на первом курсе и выступала в одноактной пьесе на смотре студенческой художественной самодеятельности, один из членов жюри, известный режиссер, настойчиво рекомендовал мне перейти в театральный институт. Он хотел дать мне несколько интересных ролей и утверждал, что я буду иметь большой успех на сцене. Меня даже вызывали по этому вопросу в горком комсомола и там тоже уговаривали, убеждали, доказывали. Но я отказалась.
— Почему вы считаете свой отказ героическим поступком?
Оксана грустно улыбнулась.
— Потому, что один человек, мнением которого я очень дорожу, сказал, что я поступила героически. Не скрою, это было серьезным испытанием воли. Я знаю, что режиссер не обманывал меня. Искушение было велико. Я все же осталась верной своей скромной профессии педагога.
— А вы уверены в своем актерском таланте?
Девушка удивленно взглянула на Горяева. Вопросы этого серьезного человека показались ей странными, и вся их беседа напоминала пустую болтовню. Зачем ее вызвали сюда?
— Извините, товарищ, но я не понимаю цели нашего разговора.
— Я вам объясню позже.
— Хорошо. Отвечаю: актерские способности у меня есть. Но, конечно, я не стану утверждать, что это какой–то особый, выдающийся талант.
— Вы смогли бы сыграть маленький этюд?
— Сейчас? — изумилась Оксана и добавила в раздумье: — Сейчас мне будет тяжело играть.
Она закрыла глаза, прикусила нижнюю губу.
— Я понимаю ваше состояние, товарищ Стожар, — мягко сказал Горяев, — и не требую, а прошу. Это очень важно для меня. И для вас…
— Хорошо. Давайте тему.
Тема этюда уже была подобрана Горяевым. Он догадывался, как тяжело переживает девушка разлуку с любимым. Все ее мысли и чувства несутся вслед за тем поездом, который увозит на фронт дорогого ей человека. Она обессилела от страдания. Сумеет ли она пересилить себя?
— Комната в общежитии. Вы вдвоем с подругой. Подруга веселая, хохотушка. Настроение у вас — прекрасное. Подруга рассказывает вам очень смешной, пикантный анекдот. Похабного, циничного в анекдоте нет, но в нем есть та игривость, фривольность, которая граничит с непристойностью. В общем, такой анекдот может слегка смутить, заставить покраснеть девушку в вашем возрасте. Вы поняли задачу?
Оксана сидела с застывшим лицом, ее плотно сжатые сочные губы брезгливо скривились.
— Я бы попросила изменить тему. Сейчас мне трудно будет настроиться.
— Нет, именно эта тема, — настойчиво возразил Горяев. — Попробуйте. Даю минуту на подготовку. Сумеете?
Вместо ответа, девушка поднялась со стула и, сделав два шага, остановилась. Она стояла спиной к Горяеву, наклонив голову и бессильно опустив руки. Горяев смотрел на часы: минутная стрелка успела пройти полкруга.
Вдруг Оксана Стожар, точно в стремительном танце, резко повернулась на одном каблуке. Подол ее платья вздулся колоколом и тотчас же свернулся косыми складками вокруг стройных ног.
