Ознакомительная версия.
— А я проверял ноги у Насти, — тоже решает пошутить Алексей, но промахивается со своей шуткой.
— Как это? — хмурится Вера, — ты с ней спал?
— Нет. Ты что! Я… — Алексей задумывается о том, как деликатней рассказать о разговоре с Настей в корпоративной столовой. — Я думал, что она связана с Фавном и спросил, не мохнатые ли у неё ноги. Ну, ты понимаешь, как у козы…
— И что она сказала?
— Она показала. Одну ногу. Нога была нормальной, без шерсти.
— Ага! Вот видишь!
— Что видишь? Подумаешь, показала ногу! Знаешь, я бывал на пляже и видел кое-что еще, кроме женских лодыжек.
— Успокойся, дурачок! Я не ревную — нельзя ревновать к богам и их детям.
Вера снова улыбается, показывая, что понимает шутку.
Наверное, недовольство Сильвена вызвано не только тем, что Вера назвала его тремя разными именами. Весьма возможно, Сильвен или, правильнее, Фавн, не хотел, чтобы каким-то образом затронули его дочь Фавию.
Она присутствует здесь в зале и Вера глядит на неё долгим взглядом, но не находит ничего сверхъестественного. Обычная девушка, худая, с чуть удлиненным незагорелым лицом. Фавия быстро двигается между столиками с весело улыбаясь.
«Она задорная!» — с завистью думает Вера, как она обычно думает о тех, кто обладает чертами характера, которых у неё нет, но которые являются в её глазах несомненным достоинством. Спокойная, уравновешенная Вера всегда завидовала таким девушкам. Наверное, поэтому и подружилась с Ирой, ведь та была очень веселой.
На улице совсем стемнело. Солнце почти упало за горизонт, оставляя далеко в небе тающие розовые полоски. Неожиданно в зале загорается яркий свет, освещая импровизированную сцену, на которой стоит белое фортепиано. Буквально несколько минут назад, здесь играл негритянский джаз-банд, но теперь, будто по мановению руки невидимого мага, они испарились вместе с инструментами.
Откуда-то сбоку появляется Сильвен, но не в черном, а уже в белом фраке. Он садится за белое фортепиано, залитый белым электрическим светом, открывает крышку, и льется тихая щемящая сердце музыка. Она такая же грустная, как грустна временами любовь.
— Это Эрнесто Кортазар, — говорит вполголоса Вера, узнавая композицию. — Сильвен играет «Глупое сердце».
Её глаза влажнеют, она протягивает руку через столик и слегка касается руки Алексея. Настроение Веры передается молодому человеку; его лицо отражает состояние души, размягченной музыкой — оно принимает мечтательное выражение, глаза блестят. Алексей ставит бокал с вином на стол.
— Потанцуем? — предлагает он.
Вера не отказывается. Напротив, ей приятно предложение Алексея, приятна чувственная музыка, эта атмосфера позднего субботнего вечера. Они выходят в освещенный светом круг, Вера кладет руки на плечи Алексея и они медленно кружатся под плавные и трепетные ноты, извлекаемые пианистом из фортепиано.
Сильвен между тем, закончив играть «Глупое сердце», начал «Молчание Бетховена» — ту самую композицию, которую Вера слышала в лабиринте на двадцать первом этаже бизнес-центра «Орион».
В её сердце оживают ностальгические воспоминания. Она припоминает, как это было: своё длинное путешествие по лиановым джунглям, скрипучую скамейку, беззаботное настроение. Умиротворенность. Ей вспоминается, как она в первый раз увидела Горбоносого, еще не предполагая, чем всё это для неё обернется…
Когда же она была в офисном лабиринте? Это было до знакомства с Алексеем или после? Пожалуй, после.
Вера обнимает его, прижимается головой к плечу Алексея, будто она — молодая девушка, у которой закружилась голова. Но голова её кружится не от музыки, скорее от счастья.
Глядя на них, в освещенный круг выходят другие пары.
Появляется двойник Ивана Андреевича с размалеванной девушкой, которая вблизи оказывается не такой уж и молодой. Обильная косметика не может скрыть лапки морщин вокруг глаз. Иван Андреевич, как бы узнавая Веру и Алексея, уважительно кивает им головой.
В круг входит и человек, похожий на начальника Ирины, на Валерия Александровича. Он быстро и уверенно двигается со своей дамой, действительно, очень молодой девицей. Та активно работает бедрами, будто танцуя не медленный танец, а зажигательную латиноамериканскую румбу. Алексей и Вера невольно сторонятся их, боясь быть случайно задетыми.
К удивлению Веры танцевать идет и Вероника Ивановна, которую она до этого не видела, наверное, та сидела за угловым столиком. У Вероники Ивановны, оказывается, образовался кавалер — Макаров. Грузный, неповоротливый, он ведет свою партнершу осторожно, наощупь, точно пароход, продвигающийся по фарватеру, усеянному вражескими минами.
Поравнявшись с Верой, ранее седовласая Верника Ивановна, теперь окрасившая волосы в огненно-рыжий цвет, ласково улыбается и, ни слова не говоря, плывет дальше, едва покачиваясь в волнах музыки, как кувшинка в тихом течении реки. На ней Вера замечет красивые бусы из розового жемчуга. Неужели подарил новый поклонник?
— Не пойму, — говорит в это время Алексей, наклонившись к уху Веры, — это Макаров мой начальник отдела или это мой партнер сеньор Никколо из Бордигеры. Ты же помнишь Никколо?
— Николя? — переспрашивает Вера, называя имя по-французски, — я его помню. Но кто именно здесь, не знаю. Это может быть как тот, так и другой — всё запуталось! Всё закружилось и так запуталось!
Алексей хмыкает.
— Ты, как будто испытываешь от этого удовольствие! — он говорит скорее утвердительно, чем вопросительно.
— Это потому что я люблю тайны!
— Да ладно! Серьезно? Не припомню, чтобы в офисе ты ходила с таинственным видом.
— А с каким я там ходила?
— Ты ходила со скучающим, пофигистским или сонным лицом. В зависимости от того, с кем и где была. Если с Иркой, то вид у тебя был пофигистский, если с начальником или Машей, то скучающий, а если сидела перед компьютером, то сонный.
— Значит, такой ты меня видел?
— Ага!
— Опять смеёшься! — Вера шутливо хлопает его по плечу.
Они продолжают медленно кружиться под музыку, которая время от времени меняется, пока Сильвен еще играет в своем белоснежном фраке. Он, как заправский пианист прямо держит спину и загадочно улыбается.
— А Маши здесь нет, — удивленно замечает Вера. — Когда ты заговорил, то напомнил про неё. Но её нет. Правда, странно?
— На нет и суда нет! — отвечает Алексей русской поговоркой. — Значит, здесь она тебе не нужна. Для неё не нашлось роли даже статиста, протанцевать вот эти танцы, не требующие слов.
— А, ну её! Пусть живет! — великодушно разрешает Вера, посчитавшая, что и без Маши персонажей, населявших её мир, вполне достаточно. — Мне она не нужна. Вечно ноет, вечно её кидают парни… Надоела!
Мимо энергично двигаясь, проплывают Пьер и Карина. Они едва не толкают Веру, но умудряются задеть Ивана Андреевича с его девушкой, а добравшись до Вероники Ивановны и Макарова, они цепляются за даму, рвут жемчужные бусы. Розовые шарики со стуком, как сухой горох, сыплются на пол, подпрыгивают, катятся, весело искрясь в свете падающего на фортепиано света.
Все удивлены и огорчены происшедшим, но списывают на досадную случайность, которая может произойти с каждым. Бегут официанты со щетками и маленькими совками, собирают широко разбежавшиеся в стороны розовые светлячки. Пьер и Карина, как бы чувствуя свою вину, неловкость за случившееся, неторопливо возвращаются к столику. Вместе с ними уходит под руку с Макаровым и расстроенная Вероника Ивановна.
Танцы продолжаются. Вера кружится с Алексеем, вполголоса обсуждая поведение Пьера. Они заняты разговором, танцем, друг другом.
Как раз в это время в зале происходит оживление и Вера и Алексей поначалу не чувствуют его, однако потом до них, кружащихся в центре небольшого танцпола, докатываются волны ропота, шум передвигаемых стульев, громкий голос официанта.
Вера оглядывается. За одним из столиков она видит Пьера и его секретаря Карину. Пьер громко отчитывает официанта за какое-то упущение и его резкий голос, размахивающие руки неприятно действует на ресторанных гостей. До Веры доносится, что Пьер не только недоволен меню. Его раздражает и музыка, которую играет горбоносый Сильвен — миллионеру хочется что-то живее, то ли рок, то ли техно.
Атмосфера вечера, которая так нравилась девушке, которой она наслаждалась, купаясь в ней, как в прохладном освежающем водопаде, вдруг медленно, но ощутимо начала портиться. Мелодии Кортазара приобрели угрожающее звучание, не лаская и успокаивая душу, а тревожа её минорными нотами. Огни свечей на столиках враз заколебались, превратившись из тепло-желтых в кроваво-красные, точно невидимый злой дух пролетел над столиками.
— Вот достал! Я ему сейчас морду набью! — слышит Вера над своим ухом изменившийся голос Алексея. — Что за урод!
Ознакомительная версия.
