— Помогала, потому что без памяти влюбилась в него, хотя он уже был женат. А твоей матери я помогала ради тебя. Она мне, откровенно говоря, не нравилась. Слишком красивая, слишком интеллигентная, слишком добрая, — она помолчала, заулыбалась. — Опасная конкурентка, знаете ли.
Вошедшая служанка поставила поднос перед сеньорой Романонес. Из серебряного кофейника та разливала кофе в чашечки из тончайшего фарфора, которые затем служанка передавала нам.
— Пока все, Люсиль.
— Да, мадам, — служанка вышла, закрыв за собой сдвижные двери.
— Так как вам нравится мое гнездышко на окраине?
— Признаться, я удивился, узнав, что вы покинули Мадрид. И удивление мое еще более возросло, когда мне сказали, что вы поселились в Вашингтоне. Я могу представить вас в Нью-Йорке, Маделена, но не в Вашингтоне.
Опять она помахала рукой с сигаретой. Очень грациозно.
— Мой милый юноша, именно здесь вершатся сейчас судьбы мира. Когда-то это был Берлин, потом Мадрид, Лондон. Сегодня это Вашингтон или Гонконг. Я отдала предпочтение Вашингтону.
— Как я понимаю, дела ваши идут хорошо?
— Превосходно. Я встретила тут много давних друзей и нашла новых. Кстати, среди них немало наших общих знакомых, так что нам есть о чем поговорить.
— Я бы с удовольствием, но времени у нас в обрез, а мне вновь необходима ваша помощь.
Она вздохнула, аккуратно положила сигарету в пепельницу.
— На этот раз тебе придется заплатить, Майкл. Раньше я помогала тебе из сентиментальных воспоминаний, но теперь ты так легко не отделаешься. Цена такова: в самом скором времени ты проведешь у меня час и послушаешь мои воспоминания.
— Это не плата, а награда, — возразил Падильо. — Для нас это большая честь, и мы непременно воспользуемся этим поводом, чтобы вновь заглянуть к вам.
Она улыбнулась.
— Ты даже лжешь в точности, как твой отец. Ты еще не женился?
— Нет.
— Тогда я поработаю свахой. Ты — знатная добыча, и я берусь найти тебе богатую невесту.
— Я буду у вас в неоплатном долгу и полностью доверяю вашему вкусу.
— А что тебя интересует сейчас?
— Я бы хотел найти, если это возможно, трех человек.
— Они в Штатах?
— Так мне говорили.
— Их имена?
— Филип Прайс, Ян Димек и Магда Шадид.
— Странная компания, Майкл, — она перешла на английский. — Англичанин, поляк и Магда, полувенгерка, полусирийка. Я не подозревала, что ты ее знаешь.
— Мы встречались. Они в городе?
— Двое, Магда и Прайс. Димек временно в Нью-Йорке.
— Вы можете связаться с ними?
— Могу.
— Сегодня?
— Нет проблем.
— Тогда скажите им, что я в «Мэйфлауэр» и прошу вернуть долг.
— Вы знакомы с этими людьми, герр Маккоркл?
— Нет. Они — друзья Майка.
— Мой вам совет, и в будущем держитесь от них подальше, — она повернулась к Падильо. — Ты знаешь, Майкл, что по натуре я любопытна и со временем все узнаю.
Падильо ответил улыбкой, которую приберегал для дам и змей.
— Чем меньше людей в курсе подобных дел, тем лучше, Маделена. Во-первых, можно избежать нежелательных последствий, во-вторых, сохранить дружбу. Я обещаю вам, при первой возможности...
— Ах, Майкл, ты уже столько раз обещал мне то же самое, но подробности я узнавала из «Ди Вельт», «Таймс» или «Ле Монд». Когда ты появишься вновь, новости эти уже устареют. Ты же знаешь, как меня интересуют подробности, для которых не находится места на газетных страницах.
— Я клянусь, на этот раз...
— Пусть будет по-твоему. Я свяжусь с Прайсом, Димеком и Шадид. Так как ты знаешь, кто они такие, тебе известно, чего от них ждать. Так что не буду предостерегать тебя. Комбинация получается исключительная. Они-то друг с другом знакомы?
— Понятия не имею.
— То есть ты — связующее звено?
— Да.
— И мне не нужно говорить, кому еще я звонила или должна позвонить?
— Не нужно.
— Все будет сделано в лучшем виде, — Маделена встала. — Я вас провожу, — она остановилась возле Падильо, положила руку ему на плечо, повернулась ко мне. — Мистер Маккоркл, люди, с которыми просит связаться меня Майкл, опасны. И более того, им нельзя доверять.
Падильо усмехнулся.
— Она пытается сказать тебе, что все они — подонки и без зазрения совести продадут собственную тетушку. У Мака нет подобных знакомых, Маделена. Он живет среди честных и добропорядочных граждан.
— По его лицу этого не скажешь, Майкл, — она смотрела на меня ясными, черными глазами. — На нем написано, что его обладателю довелось многое повидать.
Я вновь склонился над ее рукой.
— Я у вас в долгу, — напомнил Падильо.
— А я — у тебя, мой юный друг. Не забудь о своем обещании.
— Никогда, — заверил ее Падильо.
Служанка открыла нам дверь, и я попросил ее вызвать такси.
— До свидания, мистер Маккоркл, — попрощалась со мной сеньора Романонес. — Мне понравился ваш костюм.
Мы постояли на тротуаре, ожидая такси.
— Она стареет, — вздохнул Падильо. — А ведь раньше мне казалось, что она единственная, кто не подвластен возрасту.
— Она знает тех людей, которых ты попросил найти?
— Она знает всех.
— Потому-то и стареет.
Я попросил водителя такси отвезти нас в салун «У Мака», и он тронул машину с места, не спросив адреса. Настроение у меня несколько улучшилось. Мы проехали чуть ли не всю Коннектикут-авеню, и Падильо то и дело поворачивался к окну, надеясь увидеть что-то знакомое. Но улица изменилась до неузнаваемости.
— Тут же стояла церковь! — воскликнул он, когда мы миновали пересечение Коннектикут-авеню с Эн-стрит. — Страшная, как смертный грех, но запоминающаяся.
— Первая пресвитерианская, — подтвердил я. — Шли разговоры о том, чтобы причислить ее к памятникам национальной культуры, но ничего из этого не вышло. Святым отцам предложили слишком крупную сумму, и они не устояли. Наверное, Господь Бог хотел, чтобы на этом месте располагалась автостоянка.
По моему указанию водитель высадил нас на противоположной стороне улицы.
— Я хочу, чтобы ты глянул на наш салун, — пояснил я.
Мы вышли из машины. Падильо постоял, наслаждаясь предложенным зрелищем.
— Мило, очень мило.
Двухэтажное здание построили сотню лет назад. Из кирпича. Я очистил его от многочисленных слоев краски. Каждое окно с обоих боков охраняли черные ставни. Серо-черный навес вел от двери до мостовой. По торцу навеса белела надпись «У Мака».
Мы пересекли улицу, вошли в зал, отворив толстую, в два дюйма, дубовую дверь.
— Вижу, мы по-прежнему экономим на электричестве, — первым делом отметил Падильо.
Действительно, в зале царил полумрак, но света вполне хватало для того, чтобы жаждущий нашел путь к стойке бара, занимающего левую стену. Пол устилал ковер, а столы со стульями стояли достаточно свободно, чтобы обедающие не задевали друг друга локтями и могли разговаривать достаточно громко, не опасаясь, что их услышат соседи.
— А что наверху? — спросил Падильо.
— Отдельные кабинеты. От шести до двадцати человек.
— Толковая идея.
— К тому же и выгодная.
— И каков наш недельный доход?
Я назвал цифру.
— А сколько ты заработал на прошлой неделе?
— На полторы тысячи долларов больше, но это скорее исключение, чем правило.
— А Хорст сейчас здесь?
Мы подошли к дневному бармену, я представил его Падильо, а затем попросил позвать Хорста. Тот появился из кухни, где, вероятно, проводил очередную инспекцию. Завидев Падильо, он сбился с шага, но быстро пришел в себя.
— Герр Падильо, как приятно видеть вас вновь, — заговорил Хорст по-немецки.
— И я рад тому, что вернулся, герр Хорст. Как вы поживаете?
— Очень хорошо, благодарю вас. А вы?
— И у меня все в порядке.
— Герр Хорст, я попрошу вас напомнить персоналу, что герр Падильо — мой партнер и полноправный владелец нашего салуна.
— Разумеется, герр Маккоркл. Позвольте сказать, герр Падильо, что я очень рад вашему приезду.
Падильо улыбнулся.
— Хорошо вновь оказаться среди друзей, герр Хорст.
Хорст просиял, и я уже молил бога, чтобы он не отсалютовал нам, как было принято в нацистской Германии. Но он ограничился тем, что поклонился и щелкнул каблуками. В вермахте Хорст носил звание капитана. Родился он в Пруссии и, по моему разумению, состоял в нацистской партии, но ни я, ни Падильо никогда не спрашивали его об этом. А метрдотелем он был замечательным, с феноменальной памятью на имена. И подчиненных держал в строгости.
— А где Карл? — спросил меня Падильо.
— На Капитолийском холме. Он зачарован конгрессом. Приходит около пяти и постоянно прикидывает, как закончится то или иное голосование.
Падильо взглянул на часы.
— Уже половина двенадцатого...
— Я как раз собирался предложить тебе выпить. Надеюсь, ты не сочтешь за труд наполнить наши бокалы?
