Еще раз тщательно прицелившись, я нажал курок, но услышал лишь слабый щелчок – этот обескураживающий, слабенький ударчик, свидетельствующий, что патроны кончились. О перезарядке не могло быть и речи. Запасных обойм у меня не было.
И вот тут я сделал единственное, что было в моих силах: завопив во всю глотку, спрыгнул на рельсы, навстречу своему убийце. Могу только догадываться, какое у него было выражение лица за мгновение до того, как я сбил его на землю: то ли тупое безразличие, то ли недоумение. В это мгновение он опять попытался было выстрелить, но не успел даже поднять пистолет, как я свалил его на землю. Спиной он с глухим стуком ударился о стальной рельс и острую серую щебенку, пистолет выскочил у него из руки и с дребезжанием покатился куда-то.
С неимоверными усилиями он поднялся, но я, используя внезапность и выгодную позицию, обхватив его руки и ноги, опять опрокинул его на спину и тут же ребром ладони крепко ударил по горлу.
Лежа на спине, он захрипел, а затем впервые заговорил, сказав со стоном всего два слова с сильным (вроде, немецким) акцентом:
– Нет, бесполезно.
Меня не интересовало, что он говорит, важно было узнать, что он намеревается сказать, составляя в уме фразу, но я не мог оторваться от него и сконцентрировать все свое внимание – на это просто не хватало времени, поэтому я зажал его шею в замок и нанес удар по пояснице.
Сзади, со стороны пассажирской платформы, метрах в тридцати – сорока от нас, снова замигали сигнальные огни.
И тут я расслышал несколько его мыслей, правда, довольно поспешных и не отчетливых, но зато громких:
«Можешь убить меня, – думал он по-немецки, – можешь убить, но уже наготове другой. Другой займет мое место. Другой…»
От изумления я всего на секунду ослабил хватку, а он, воспользовавшись этим, опять поднялся и сумел на этот раз разомкнуть мои руки. Ноги у меня неловко заскользили по маслянистой щебенке, и я завалился назад. Правой рукой я попытался упереться, чтобы не упасть, но не за что было ухватиться, кроме как за воздух и за…
…контактный рельс, по которому… ток напряжением 750 вольт…
Кончики моих пальцев почти касались холодной твердой стали этого третьего рельса, но я сумел вовремя отдернуть их и увидел, как Макс стремительно бросился на меня.
Я стал шарить руками по земле в поисках пистолета, но он куда-то исчез.
Тогда, увернувшись, я сам внезапно сделал бросок вперед и вверх, подлез под него плечом, приподнял и швырнул через себя прямо на контактный рельс. Приближающийся поезд уже надвигался на нас, гремя и сверкая, как какое-то чудовище, и я заметил только, что ноги Макса тряслись, попав на рельс под током за какую-то долю секунды до того, как заревел тревожный гудок электрички, разрезавшей его пополам, и, о Боже мой, увидел, как его ноги, отрезанные от туловища, все еще дрыгаются и трясутся, а из туловища, перерезанного как раз по талии, хлещет кровь, и меня тут же стошнило.
Спереди уже слышался гул встречной электрички. Я взобрался наверх и укрылся в ближайшей нише. Поезд надвигался, я опять прижался к стенке. Электричка промчалась, а я поплелся прочь из туннеля, даже ни разу не оглянувшись назад.
Дачный поселок Монтрамблан – это разбросанная группа домов, среди них – пара французских ресторанчиков, магазин товаров первой необходимости и маленькая гостиница с зеленым тентом спереди, которая выглядела довольно нелепо в этой местности, напоминая отели Монте-Карло, только поменьше размерами. Вокруг поселка нависли Квебекские горы Лаврентийского плоскогорья, покрытые буйной зеленью.
Мы с Молли заглянули позавтракать в эту гостиницу. В Монреаль мы прибыли из Парижа на самолетах разных коммерческих авиакомпаний: она прибыла в аэропорт Мирабель через Франкфурт и Брюссель, а я в Дорваль через Люксембург и Копенгаген.
Чтобы затруднить возможную слежку за нами и застраховаться от нее, я предпринял несколько простейших приемов разведчика. У нас на руках были канадские паспорта, которыми снабдил меня давний французский знакомый. Это означало, что американские паспорта и документы, оформленные на имя мистера и миссис Джон Бревер, пока еще не применялись, и их можно использовать в любой момент в будущем в случае крайней необходимости. Вылетали мы из Парижа также из разных аэропортов: Молли из аэропорта Шарля де Голля, а я – из Орли. Самое важное – что летели мы с пересадками в первом классе на лайнерах разных европейских авиакомпаний – «Эйр Лингас», «Люфтганза», «Сабена» и «Эр Франс». В самолетах европейских авиакомпаний с пассажирами первого класса до сих пор обращаются, как с важными персонами, не в пример американским авиакомпаниям, которые таким пассажирам всего лишь выделяют кресла пошире и бесплатно поят всякими алкогольными напитками – вот, пожалуй, и все. В европейских самолетах ваше место в первом классе не будут занимать до самого последнего момента; если вы зарегистрировались, но не заняли еще своего места в самолете, с вами уже будут обращаться, как с важной персоной. При каждой пересадке на нашем маршруте мы занимали свои места в авиалайнере в самый последний момент, для нас это было особенно важно, так как к нашим фальшивым паспортам никто не приглядывался, их только бегло просматривали и без звука пропускали нас на посадку в самолет. Хотя мы и избрали кружные маршруты и летели разными самолетами, приземлились удивительным образом с разницей всего в два с половиной часа.
В аэропорту я взял напрокат автомашину, заехал за Молли, и мы отмахали по автостраде № 15 целых 130 километров на север. Автострады, должно быть, есть в любых регионах мира, но по большей части они проложены в индустриальных районах и окрестностях крупных городов, скажем, Милана, Рима или Парижа и, конечно же, Бостона. Но вскоре автостраду № 15 сменило местное шоссе № 117 и широкая асфальтированная дорога пошла по живописному величественному Лаврентийскому плоскогорью, через горы Святой Агаты, а потом по горам Святого Витта.
И вот мы сидим здесь, за нетронутыми блюдами эскалопов по-флорентийски и форелью, поджаренной по-особому на сковороде, смотрим друг на друга и ничего не говорим, словно спортсмены, борющиеся за первый приз. Помалкивали мы и пока ехали в машине.
Не говорили мы отчасти потому, что здорово измотались и изнервничались за эти дни и во время последнего перелета. Но молчали также и потому, как мне кажется, что столь многое было пережито в последнее время и вместе, и порознь, что и говорить-то особенно было не о чем.
Мы как бы попали в мир Зазеркалья: все становилось там курьезным и перевернутым. Отец Молли был сначала жертвой, потом стал злодеем, а… а кто теперь? Тоби сначала тоже был пострадавшим, затем – спасителем, после этого – злодеем, а теперь? А Алекс Траслоу, мой друг и человек, которому я доверял, как никому, новый директор ЦРУ, известный борец с коррупцией, оказался, по сути дела, руководителем клики, которая годами тайно и незаконно обогащалась, используя возможности ЦРУ.
Наемный убийца по кличке Макс пытался убить меня в Бостоне, Цюрихе и Париже.
Кто же он такой на самом деле?
Ответ отыскался лишь в последние поразительные мгновения нашей схватки на рельсах электропоездов в туннеле парижского метро. Последним напряженным усилием воли я заставил себя настроиться на волну его мыслей и сумел допросить.
«Кто ты такой?» – требовательно спросил я.
Его подлинное имя было Иоганн Хессе, а Макс – всего лишь псевдоним, кличка, так сказать.
«Кто нанял тебя?»
«Алекс Траслоу».
«Для чего?»
«Убивать по заказу».
«А объект, подлежащий уничтожению?»
Алекс Траслоу и те, кто с ним, сами не знали точно. Единственное, что им было известно, что будущая жертва – тот самый засекреченный свидетель, который должен предстать перед специальным сенатским комитетом по разведке.
Это случится завтра.
Кто он такой, этот таинственный свидетель? Кем он может быть?
Итак, до разгадки осталось двадцать четыре часа или даже меньше.
Кто же он такой?
* * *
Ну, так ради чего же притащились мы сюда, в этот отдаленный и изолированный район Квебека? Что мы хотим здесь найти? Дерево с дуплом, в котором запрятаны документы? Какое-то чучело с микрокассетой внутри?
Сбывались мои предположения, которые объясняли почти все, но самая суть все еще оставалась нераскрытой. Однако я был уверен, что мы вот-вот докопаемся и до нее, когда разыщем заброшенный бревенчатый дом на берегу озера Трамблан.
* * *
Регистрация сделок с недвижимостью в дачном поселке Монтрамблан велась в соседнем городке Сен-Жером. Но там нам мало чем могли помочь. Флегматичный француз по имени Пьер Лафонтен, который регистрировал сделки с недвижимостью, выдавал лицензии и выполнял множество других чиновничьих дел, кратко сообщил, что все регистрационные журналы, касающиеся Монтрамблана, сгорели дотла при пожаре в начале 70-х годов. Есть только регистрационные записи сделок, заключенные после того пожара, и он, к сожалению, не может восстановить по памяти какие-либо записи относительно продажи или покупки дома на озере, в которых упоминались бы имена Синклер или Хейл. Мы с Молли вместе с ним потратили битых три часа, тщательно просматривая все журналы и бумаги, но все без толку.
