— Отец?!
Она как–то оцепенела.
— Да. Он назвал свою фамилию администратору гостиницы, чтобы о нем доложили даме. Этот служащий его опознал.
— Но просто не укладывается у меня в голове… это никак не мог быть мой отец. Он же не знаком с той женщиной…
— И все же это нисколько не помешало ему посетить ее и разговаривать. Мне необходимо узнать, о чем они беседовали. Если ваш отец откажется отвечать, я буду просто вынужден передать эти сведения Брандону.
Глаза Серены вспыхнули.
— Это шантаж?
— Можете называть это как вам будет угодно, но…
— Вечером отец направляется самолетом в Европу. Скорее всего уже уехал. Я абсолютно не в курсе того, где именно он остановится. Он часто так уезжает, не оставляя адреса, если ему требуется отдых.
— Не слишком удачный момент для отдыха… Она отошла к окну и принялась изучать сад.
— Вы и правда не знаете, для чего он встречался с Мэри Джером?
— Не знаю.
— И у вас нет никаких предположений?
— Нет.
Я тоже подошел к окну, стал рядом с Сереной.
— Миссис Дедрик, есть еще один вопрос. Его мне хотелось бы адресовать именно вам.
Ее глаза по–прежнему обращены к саду.
— Слушаю.
— Вы уверены, что похититель вашего мужа — Ник Перелли?
— Безусловно.
— Но почему же “безусловно”? Откуда такая убежденность?
Она начинает выказывать нетерпение.
— Мне совсем не хочется это сейчас обсуждать. Если вам более ни о чем не угодно спрашивать, то я вынуждена откланяться…
— Нет основания считать Перелли похитителем, — говорю ей. — Вы никогда не задумывались о том, что у вашего отца имелись достаточно серьезные причины желать избавления от Дедрика?
Она резко поворачивается: лицо без кровинки, ужас отражается в ее огромных глазах.
— Как вы посмели! Я не желаю вас больше слышать. Кто вам дал такое право — явиться сюда, в этот дом лишь затем, чтобы строить оскорбительные предположения и задавать дурацкие вопросы?! Я пожалуюсь в полицию. — И выскакивает из комнаты. Я слышу, как она рыдает, поднимаясь по лестнице.
Я задерживаюсь у окна: наступающие сумерки принесли с собой новую заботу — почему Серена испугалась? Неужто она давно подозревает, что Маршланд замыслил и организовал похищение?
Слышу за своей спиной легкое покашливание. Оборачиваюсь: на пороге Уодлок.
Оставляю окно в покое и подхожу к нему:
— Наверное, мистер Маршланд уже уехал в Европу, — говорю я.
Его утомленные глаза ничего не выражают. Он соглашается:
— Похоже на то, сэр.
— О том, что Дедрик — торговец наркотиками, вы прознали от Суки, или как–нибудь сами выяснили?
Он был пойман врасплох, как я и рассчитывал. Быть может, и не совсем красиво с моей стороны так поступать — он чересчур стар, чтобы не потерять способность управлять своими эмоциями, но очень уж мне необходим был ответ.
Челюсть у него отвисла, зрачки расширились:
— Нет, это Суки…
Тут он спохватился, но было уже поздно. Его лицо слегка покраснело, но в его возрасте уже как правило, недостает сил для настоящего гнева…
— Ваша шляпа, мистер…
Принимаю из его рук шляпу, водружаю на макушку.
— Я искренне огорчен, что так вышло, — произношу я с чувством. — Не придавайте этому событию слишком большое внимание и не терзайтесь.
Он запер за мной дверь. Немного отойдя, оглядываюсь на дом: он наблюдает за мной через оконное стекло. Пока я не сошел с террасы, меня не покидало ощущение, что он так и провожает меня взглядом. Влажу в свой “бьюик” и медленно качу по аллее, размышляю.
Раз Суки рассказал Уодлоку, то и Маршланд, несомненно, был в курсе дела. Мое расследование не привело к стремительной победе, но спортивные очки я постепенно набираю.
Перелли сказал Франкону, что в вечер похищения он картежничал с Бетилльо в баре “Дельмонико”. Он утверждает, что простился с Бетилльо в половине одиннадцатого, а Бетилльо настаивает, что была половина десятого. Почему возник этот разнобой показаний? Бетилльо, он кто — соучастник или, может, потом его подкупили?
Приближается вечер. В общем, неплохо бы проверить алиби Перелли. Настроение у меня подходящее. Две женщины оказались убитыми в один и тот же день. Неизвестный в черных очках сделал все возможное, чтобы отправить меня в лучшие миры. Наследница четвертого состояния на нашей планете натолкнула меня на ряд новых идей. Ощущая в себе силы ринуться в бой, торможу у бара “Дельмонико”, дурная слава о котором прокатилась по всему Побережью.
II
На другом конце провода слышу бодрый голос Паулы:
— Добрый вечер… “Юниверсал Сервис”…
Спрашиваю:
— Вы одна?
— Да, Вик, одна! Как там у вас?
— Ничего особенного… но есть кое–какие задания для вас… Не смогли бы вы отправить Джеку телеграмму? Передайте ему, чтобы он там пошевеливался.
Паула пообещала телеграфировать немедленно.
— А что вы собираетесь делать сейчас? — интересуется она.
— Отправиться на поиски еще чего–нибудь заслуживающего внимания. Время еще раннее.
— Сохраняйте благоразумие, Вик, прошу вас.
Обещаю, что буду предельно осторожен и поспешно вешаю трубку, чтобы избежать очередной порции ее вопросов.
Сажусь в машину и отправляюсь на авеню Монте Верде. Вот и номер 245, как и описывала Мира Тореска, — небольшой зеленый домик, подворье вымощено плиткой да еще изгородь, способная повергнуть в глубокое уныние любопытствующих. При первых звуках моих шагов в одном из окон вспыхивает свет и за шторой обрисовывается силуэт.
Стучу. Двери едва приоткрыты и из этой щели доносится голос Миры:
— Кто там?
— Мэллой.
Звякает цепочка и двери распахиваются настежь. Неосвещенный коридор.
— Проходите. Я ждала вас.
Оказываюсь в маленьком, залитом светом зальчике и с большим удивлением обнаруживаю, что хозяйка этого дома все еще во власти детских грез: тут множество каких–то китайских масок и причудливо разодетых кукол.
На ней те же, что и тогда, блузка и брюки, глаза опухшие, лицо поражает своей бледностью. Похоже, что она и не пыталась уснуть с момента нашей встречи.
— Ну, как наши дела? — спрашивает она, принося бутылку виски, стаканы и лед. — С прошлой ночи я чувствую себя, как лев, попавший в клетку!
Да, прошлой ночи! Уму непостижимо, столько событий за каких–то двадцать четыре часа! Умащиваюсь в кресле.
— Новости–то есть, вот только не уверен, что они сработают на нас. Нам предстоит сейчас небольшое дельце, я просто уверен, что вы не откажетесь мне помочь… но прежде чем мы им займемся, расскажу вам о том, что мне удалось установить…
Все то время, что я посвящаю описанию событий минувшего дня, она, не двигаясь, простоит перед бутафорским камином, держа руки в карманах, не выпуская сигарету изо рта, с лицом еще более холодным и белым.
— У меня целый набор разрозненных деталей, — резюмирую. — Но ни одна из них не доказательство, а нам необходимо именно доказательство. Я должен составить букет аргументов, способных произвести впечатление на присяжных. Факты, которые я вам сейчас назвал, имеют определенный интерес, но Франкону не построить на них защиту. Во–первых, нам необходимо чем–то подкрепить алиби Ника. Он сообщил Франкону, что играл с Джо Бетилльо от половины девятого до половины одиннадцатого вечера. Отправляюсь сейчас в бар “Дельмонико” и попытаюсь найти свидетеля, видевшего, как Перелли уходил. Вполне возможно, что такой человек есть, а молчит он, боясь, скажем, испортить отношения с Бетилльо. Если я его сыщу. то, надеюсь, смогу убедить. И он поможет разобраться в этих фантастических путешествиях во времени. Как выдумаете?
По ее лицу скользнула мимолетная, но от этого не потерявшая налета сарказма, улыбка:
— Превосходно, — сказала она. — А если вам не удастся заставить его говорить, то, быть может, такой шанс выпадет мне.
— Ладно, попытаем счастья вдвоем. Есть ли у Ника друзья? Я имею в виду человека влиятельного, могущего оказать какое–нибудь давление на Бетилльо? Я понял, что такая потребность возникнет.
Мира покачала головой:
— Ник тяжело обзаводится друзьями, да и поселился он в нашем городе недавно. Но я надеюсь, смогу быть вам здесь полезной.
Я посмотрел на нее внимательно и сказал:
— Поймите меня правильно. Речь не о том, чтобы уничтожить парня: вполне достаточно заставить его заговорить.
Она метнула такой взгляд, что при иных обстоятельствах мог бросить собеседника в дрожь.
— Притащите его ко мне сюда и вы увидите, как он заговорит.
Поднимаюсь с места.
— Хорошо. Поехали.
Она выдвигает ящик письменного стола, достает оттуда револьвер двадцать пятого калибра, загоняет туда обойму и оружие исчезает в недрах ее сумки. Затем она допивает виски, мельком смотрится в зеркало и восклицает:
