Англичанин напряженно думал. Я знал, его больше всего поразило то, что я сказал о Флинне. Потом он захохотал.
— Ты идиот! — заявил он. — Но…
Не знаю, что он хотел сказать.
Входная дверь с треском распахнулась, и в комнату вошел Гусиная Шея.
Его одежда была белой от пыли, желтая шея вытянута во всю длину Глаза, похожие на пуговки от туфель, увязли во мне. Он сделал неуловимое движение кистями рук… и в каждой из них появился тяжелый револьвер.
— Руки на стол, Эд! — буркнул он.
Пистолет Эда, если он действительно держал в кармане пушку, был блокирован относительно человека в дверях углом стола. Эд вынул руку из кармана — пустую! — и положил обе на крышку стола.
— Не двигаться! — пролаял Гусиная Шея девушке. Затем он уперся тяжелым взглядом в меня. Однако слова его были адресованы Эду и Лале:
— Вот, значит, зачем вы прислали мне телеграмму… Мышеловка? Я, значит, должен стать козлом отпущения? Но мы еще посмотрим! Сейчас я скажу все, что должен сказать, а потом рвану отсюда, хотя бы для этого мне пришлось перебить всю мексиканскую армию! Да, я убил твою жену и ее слуг. Убил их за тысячу баксов…
Девушка, сделав шаг в его сторону, крикнула:
— Заткнись, черт бы тебя подрал!..
— Сама заткнись! — рявкнул на нее Гусиная Шея и отвел пальцем курок револьвера. — Теперь я говорю. Я убил ее за…
Лала наклонилась. Ее левая рука скользнула под подол. Вспышка выстрела из револьвера Гусиной Шеи отразилась в мелькнувшем в воздухе стальном клинке.
Девушка дернулась, пораженная пулями, разорвавшими ее грудь, ударилась спиной о стенку, а потом упала на пол головой вперед.
Гусиная Шея перестал стрелять, пытался что-то сказать, но безуспешно: мешал нож, коричневая рукоять которого торчала из желтой шеи. Он уронил один из револьверов и попытался ухватиться за рукоятку ножа. Но рука проделала лишь половину пути. Гусиная Шея медленно опустился на колени… уперся в пол ладонями… завалился на бок… и замер.
Я прыгнул на англичанина. Под ногу мне попал револьвер, валявшийся рядом с убитым, и меня отбросило в сторону. Рука коснулась пиджака англичанина, но он отклонился и выхватил оружие.
Взгляд у него был твердый и холодный, губы сжались в тонкую линию. Пятясь, он отступал к двери, а я лежал не шевелясь, где свалился. Он не произнес ни слова. В проеме двери задержался на секунду. Потом ухватился за дверную ручку и с треском захлопнул дверь. Сбежал.
Я поднял револьвер, о который споткнулся, бросился к Гусиной Шее, вырвал второй револьвер из его мертвой руки и вылетел на улицу. Коричневый кабриолет, волоча за собой тучу пыли, уносился в пустыню. В десяти ярдах от меня стоял покрытый пылью открытый автомобиль. Тот, на котором Гусиная Шея прикатил из Мехикали.
Я прыгнул в него и бросился вдогонку за тучей пыли.
Автомобиль, на котором я гнался за англичанином, несмотря на свой жалкий вид, оказался отличной машиной с мощным двигателем. Я сразу догадался, что имею дело с техникой контрабандистов. Я вел машину ровно, не стараясь выжать из двигателя все до капли. Около получаса или чуть дольше расстояние между мной и беглецом оставалось неизменным, а потом начало сокращаться.
Гонка становилась все тяжелее. Дорога внезапно кончилась. Я прибавил скорость, но машину начало швырять.
Я чуть не налетел на валун и едва не разбился, а когда вырулил и снова посмотрел вперед, то увидел, что коричневый кабриолет уже не пылит впереди, он остановился и был пуст Я поехал дальше.
Из-за кабриолета прозвучал пистолетный выстрел, потом второй, третий. Однако попасть в меня было не так-то просто. Меня бросало на сиденье, как эпилептика во время припадка.
Эд выстрелил еще раз, прячась за автомобилем, а потом бросился к узкому арройо — трехметровой расселине с острыми краями. На краю арройо он обернулся, чтобы еще раз выстрелить в меня, и исчез.
Я крутанул баранку, утопил тормоз, и черный автомобиль застыл на том месте, где только что стоял англичанин. Край обрыва осыпался под передними колесами. Я отпустил тормоз и выпрыгнул.
Автомобиль свалился в расселину следом за Бохеноном.
Лежа на животе, с револьверами Гусиной Шеи в обеих руках, я высунул голову над краем. Англичанин удирал на четвереньках от прыгающего следом автомобиля. Машина была здорово побита, но двигатель еще работал. В руке беглеца я увидел пистолет — мой собственный.
— Брось пушку, Эд! Остановись! — крикнул я.
Быстрый как змея, он повернулся, поднял пистолет и я точным выстрелом раздробил ему предплечье.
Он сидел на дне арройо, сжимая раненую правую руку левой, когда я, соскользнув вниз, поднял оброненный пистолет и быстро обыскал англичанина, чтобы убедиться, что он безоружен. Потом достал носовой платок и перевязал рану.
— Пойдем наверх, потолкуем, — предложил я и помог Эду подняться по крутой тропе.
Мы сели в его кабриолет.
— Болтай сколько хочешь, — сказал он мне, — но не рассчитывай, что найдешь в моем лице разговорчивого собеседника. У тебя нет против меня никаких доказательств. Ты сам видел, как Лала прикончила Гусиную Шею, чтобы он ее не заложил.
— Вот, значит, на что ты ставишь? Будешь утверждать, что девушка наняла Гусиную Шею, чтобы он убил твою жену… когда узнала, что ты вознамерился бросить ее и вернуться в свой мир? — спросил я.
— Именно.
— Неплохо, Эд, но есть в этом один изъян. Ты вообще не Эшкрафт.
Он подпрыгнул, а потом засмеялся.
— Твои чувства взяли верх над разумом, — язвительно заявил он. — Разве смог бы я провести чужую жену? Ты считаешь, что ее адвокат, Ричмонд, не позаботился об установлении моей личности?
— А ты не думаешь, Эд, что я малость посообразительнее, чем они? У тебя было множество вещей, принадлежащих Эшкрафту. Бумаги, письма, кое-что написанное им самим. Если ты хоть немного смыслишь в изменении почерка, то вполне мог провести его жену. А что касается адвоката… Он проверял тебя чисто формально. Ему и в голову не приходило, что возможна такая рокировка.
Сначала твой план состоял в том, чтобы получать от миссис Эшкрафт пособие… на лечение от наркомании. Но когда она ликвидировала свои дела в Англии и приехала сюда, ты принял решение убрать ее и наложить лапу на все добро. Ты знал, что у нее нет ни родителей, ни близких, которые могли бы помешать тебе. Ты знал также, что в Америке найдется немного людей, которые знали настоящего Эшкрафта.
— А где, по-твоему, был Эшкрафт, когда я тратил его деньги?
— В гробу.
Я попал не в бровь, а в глаз, хотя Эд и старался этого не показать. Он усмехнулся, но по глазам было видно, что его мозг напряженно работает.
— Может, ты и прав, — процедил он наконец, — но я понять не могу, как ты собираешься это на меня повесить. Сумеешь доказать, что Лала не принимала меня за Эшкрафта? Сумеешь доказать, что она знала, почему миссис Эшкрафт посылала мне деньги? Сумеешь доказать, что она знала о моих вывертах? Полагаю, что нет.
— Может, это и сойдет тебе с рук, — согласился я. — С присяжными случаются забавные штуки, и вообще я не скрываю, что был бы счастлив, если бы знал побольше об этих убийствах. Интересно, как ты перебрался в шкуру Эшкрафта?
Он подумал, передернул плечами:
— Могу рассказать. Это не будет иметь никакого значения. Коль скоро мне предстоит отправиться в камеру за то, что я выдавал себя за другое лицо, признание в мелком воровстве не принесет мне большого вреда.
Он немного помолчал.
— Моей специальностью были гостиничные кражи. Я приехал в Штаты, когда в Англии и на континенте мне начали наступать на пятки. Как-то ночью в одном из отелей Сиэтла я вошел в комнату на четвертом этаже. Едва закрыл за собой дверь, как услышал скрип другого ключа в замке. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Я на миг включил фонарик, увидел дверцу шкафа и укрылся за ней. Шкаф был пустой — счастливое стечение обстоятельств: постоялец вряд ли стал бы там что-то искать. Он включил… это был мужчина… все лампы.
Потом начал ходить по комнате. Ходил так добрых три часа… туда и обратно, туда и обратно… А я стоял за дверцей шкафа с пистолетом в руке на случай, если бы жильцу пришло в голову сунуться в мое укрытие. Так вот, он ходил и ходил по комнате. Потом сел, и я услышал, как он скребет пером по бумаге. Поскреб так минут десять и снова принялся разгуливать по комнате, но на этот раз недолго. Я услышал, как щелкнули замки чемодана. И выстрел!
Я выскочил из шкафа. Парень лежал на полу с дыркой в виске. Дело оборачивалось скверно. Я уже слышал доносящиеся из коридора возбужденные голоса. Я перешагнул через лежащего и взял письмо, которое он написал. Оно было адресовано миссис Норман Эшкрафт, проживающей на Вайн-стрит в Бристоле, в Англии. Я разорвал конверт. Этот сумасшедший писал, что намерен покончить с собой. И подпись: Норман. Я почувствовал себя немного лучше. Меня не могли обвинить в убийстве.
