– Если я хочу, чтоб меня обслужили, – Гобл заорал ему вдогонку, – то я хочу, чтобы меня обслужили.
– По-моему, ты больше привык к самогону, – сказал я Гоблу.
– Ты да я, мы могли бы спеться, – сказал Гобл равнодушно, – если б у тебя были мозги.
– И если бы у тебя были хорошие манеры и на шесть дюймов больше росту, и другое лицо, и другое имя, и не вел бы ты себя так, будто можешь уложить кучу лягушачьей икры в своем весе на обе лопатки.
– Кончай острить, лучше вернемся к Митчеллу, – сказал он бодро, – и к этой шалаве, которую ты пытался зафаловать на холме.
– Она встретила Митчелла в поезде. Он произвел на нее то же впечатление, что и на меня. Он вызвал у нее острое желание ехать в другую сторону, Это была пустая трата времени. Он был неуязвим, как мой прапрадед.
– Ara, – осклабился он, – Митчелла она случайно встретила в поезде и невзлюбила, когда узнала поближе. Поэтому она его отшила и переметнулась к тебе. Хорошо, что ты оказался под рукой.
Пришел официант с подносом. Он церемонно расставил на столе овощи, салат, горячие булочки в салфетке.
– Кофе?
– Пожалуйста, попозже, – сказал я. Гобл справился, где его выпивка.
– В пути, – ответил официант. Товарной скоростью, судя по его тону.
Гобл попробовал бифштекс и удивился.
– Черт, вкусно, – сказал он, – так мало посетителей, я думал, что это дыра.
– Посмотри на часы, – сказал я, – тут куда позднее начинают собираться.
Такой это город. Да сейчас и не сезон.
– И впрямь, куда позднее, – сказал он, чавкая, – позднее некуда. В два, три часа ночи. Тогда они навещают друзей. Ты вчера вернулся на «Ранчо», друг?
Я посмотрел на него, ничего не говоря.
– Что мне нужно, карт и ночку нарисовать, друг, иначе не поймешь? Я работаю допоздна, когда я на задании. Я ничего не сказал. Он вытер рот.
– Ты вроде напрягся, когда я сказал про аквалангиста под скалой. Или мне показалось? Я ничего не ответил.
– Ну, хорошо, держи створки вместе, – усмехнулся Гобл. – Я думал, мы можем провернуть дельце. У тебя есть хватка, но ты ничего не соображаешь.
Нет у тебя того, что надо в нашем ремесле. Там, откуда я приехал, без мозгов не пробьешься. А здесь достаточно загореть и забыть застегнуть воротничок.
– Что ты хочешь мне предложить? – процедил я.
Он ел довольно быстро, несмотря на свою болтовню. Он оттолкнул от себя тарелку, отпил глоток кофе и вытащил зубочистку из жилетного кармана.
– Это богатый город, мой друг, – сказал он медленно. – Я его изучил.
Говорил с ребятами. Мне сказали, что это одно из последних мест в нашей прекрасной зеленой стране, где зелененькие – это еще не все. В Эсмеральде тебя или принимают, или нет. Тебя принимают и приглашают нужные люди, если ты из их круга. Есть тут один мужик, заработал пять миллионов на одном рэкете у нас в Канзас-Сити. Он купил здесь землю, разделил на участки, построил дома, некоторые – из лучших домов города. Но в Бич-клуб его не приняли. Тогда он купил этот клуб. Они знают, кто он, когда собирают пожертвования, его не обходят, его обслуживают, он платит по счетам, он – солидный член общества, один из отцов города, он устраивает большие приемы, но гости приезжают из других мест, разве что это прилипалы, ни на что не годный мусор, который крутится там, где есть деньги. Но люди с классом? Для них он не лучше нигтера.
Это был длинный монолог, между делом он поглядывал на меня, озирался по сторонам, удобно откидывался в кресле и ковырял в зубах.
– Небось локти себе кусает, – сказал я. – Как они проведали про этот его рэкет?
– Большой босс из Казначейства приезжает сюда в отпуск каждый год.
Случайно заметил мистера Доллара, а он знал всю его подноготную. Он и пустил слух. Не знаешь, как всем этим гангстерам в отставке хочется солидности. Он просто весь извелся. Он столкнулся с чем-то, что нельзя купить за наличные, и это его сводит с ума.
– Как же ты это раскопал?
– Я шустрый, я кручусь и узнаю разные вещи.
– Все, кроме одной, – сказал я.
– Чего еще?
– Не поймешь, даже если я скажу. Подошел официант с выпивкой для Гобла и собрал тарелки. Он предложил меню.
– Я никогда не беру десерт, – сказал Гобл. – Проваливай.
Официант посмотрел на зубочистку и ловко выхватил ее из пальцев Гобла.
– Туалет направо, кореш, – сказал он, бросил зубочистку в пепельницу и забрал ее со стола.
– Видишь, о чем я? – сказал Гобл. – Класс! Я попросил у официанта шоколадное мороженое и кофе.
– А этому джентльмену принесите счет, – добавил я.
– С удовольствием, – сказал официант. Гобл посмотрел на него с презрением.
Официант ушел. Я наклонился над столиком и тихо заговорил:
– Ты самый большой лгун, которого я встретил за два дня, а я встречал редкие образчики. Я не думаю, что ты интересуешься Митчеллом. Я не думаю, что ты слыхал о нем или видел его, пока вчера тебе не пришла на ум идея отводить им глаза. Тебя послали шпионить за этой бабой, и я знаю, как устроить, чтобы за ней не шпионили. Если у тебя есть козыри за пазухой, живо клади их на стол. Завтра будет поздно.
Он оттолкнул стул, встал, уронил смятую ассигнацию на стол и холодно посмотрел на меня.
– Пасть широкая, а мозги узкие, – сказал он. – Прибереги свои мысли до четверга, когда приезжает мусоровозка. Ты все-таки ничего не понял, друг. Я думаю, и не поймешь.
Он вышел, задиристо задрав башку.
Я дотянулся до смятой ассигнации, которую Гобл бросил на стол. Как я и думал, это был доллар. Человек с шарабаном, выжимающим аж сорок пять миль в час под гору, наверняка привык питаться в обжорках, где ужин за 85 центов подают только во время кутежа в ночь на воскресенье после получки. Официант подошел и обрушил на меня счет Гобла. Я расплатился и оставил доллар Гобла на чай.
– Этот парень – ваш близкий друг?
– Ближе некуда, – сказал я.
– Может, он бедный, – сказал официант великодушно. – Одна из достопримечательностей этого города – люди, которые здесь работают, но не могут позволить себе здесь жить.
Когда я вышел, в кабаке было уже человек двадцать, и их голоса отскакивали, как мячики от низкого потолка.
Въезд в гараж выглядел так же, как и накануне в четыре часа утра. Но теперь, спускаясь, я услышал звук текущей воды. В застекленной будке никого не было. Где-то кто-то мыл машину, но, наверное, не вахтер. Я подошел к двери, выходившей на площадку с лифтом, и открыл ее. в будке зазвучал сигнал. Я прикрыл дверь и отошел в сторону. Из-за угла вынырнул худой человек в длинном белом халате. На нем были очки. Кожа цвета остывшей овсянки, глаза – пустые и усталые. В его лице было что-то мексиканское, что-то индейское и что-то еще более экзотическое. Его черные волосы лежали плашмя на узком черепе.
– Машину, сэр? Ваше имя, сэр?
– Машина Митчелла здесь? Двухцветный «бьюик» с верхом.
Он не сразу ответил. Его глаза поскучнели, видно, ему этот вопрос уже задавали.
– Мистер Митчелл взял свою машину рано утром.
– В котором часу?
Его рука потянулась к карандашу, торчавшему из кармашка с вышитой пурпурной монограммой отеля. Он вытащил карандаш и посмотрел на него.
– Почти в семь утра. Я ушел в семь.
– Двенадцатичасовая смена? Сейчас как раз около семи.
Он положил карандаш обратно в карман.
– Мы работаем по восемь часов, по очереди.
– Вчера вы работали с одиннадцати до семи.
– Верно. – Он глядел через мое плечо в невидимую даль. – Мне пора уходить.
Я достал из кармана пачку сигарет. Он покачал головой.
– Мне разрешается курить только в конторе.
– Или на заднем сиденье чужой тачки.
Его правая рука согнулась, словно хватаясь за нож.
– Как со снабжением? Курева хватает?
Он уставился на меня.
– Надо спросить, «какого курева»? – сказал я.
Он не отвечал.
– А я бы сказал тогда, что речь идет не о табаке, – продолжал я жизнерадостно, – а о чем-то с таким сладким запахом.
Наши глаза встретились. Наконец он спросил тихо:
– А ты продаешь?
– Живо ты прочухался, если в семь утра был уже в фокусе. Я был уверен, что ты и к полудню не оклемаешься. У тебя, наверно, будильник в голове, как у Эдди Аркаро.
– Эдди Аркаро? – повторил он. – Да, да, конферансье. У него будильник в голове? Да?
– Так говорят.
– Мы могли бы договориться, – сказал он глухо. – Почем товар?
В будке опять зазвучал сигнал. Краем уха я уловил шум лифта. Дверь отворилась, и вошла парочка, которая держалась за ручки в вестибюле. Девушка была в вечернем туалете, а на пареньке был смокинг. Они стояли рядышком и выглядели как школьники, которых застукали за поцелуем. Вахтер посмотрел на них, вышел и подал машину – аккуратный новенький «крайслер» с откидным верхом. Паренек усадил девушку осторожно, как будто она уже была беременна.
Вахтер придерживал дверцу. Паренек обошел машину, поблагодарил его и сел за руль.
