Тут я тоже рискнул:
— Когда вы забирали у турка деньги, он что-нибудь сказал вам?
— Был до тошноты ласков, все время благодарил меня. А больше ничего не сказал. Ну, его тоже можно понять — кому охота пилить назад в свою Анатолию?
— Спасибо, господин Шенбаум. Я могу на днях еще раз позвонить вам?
— Можете. Но зачем?
— Я все же позвоню. До свидания.
— Пока.
Я включил радиоприемник, поискал музыкальную волну, выбрал классику, выключил свет и улегся в постель.
Четыре бетонных столба бессмысленно вздымались к самому небу. Разве что птицы изредка садились на их верхушки. Вероятно, они были задуманы как опоры для эстакады, но эстакаду так и не построили, а столбы остались.
Я вышел из машины и подошел к правому столбу. Следы черной краски, оставленной машиной Вазифа Эргюна, были еще заметны. В двух метрах от столба тянулась придорожная канава. Прямо за столбами начинались первые дома Кронберга. А перед ним простирались бесконечные картофельные поля. Я прошел метров сто до какого-то жалкого домишки и открыл калитку. Занавеска отдернулась, и через короткое время открылась дверь.
— Что вам тут надо?
— Меня зовут Каянкая. Я частный детектив и хотел бы задать вам один вопрос.
Женщина в нерешительности застыла в дверях. Приглашать меня в дом она явно не собиралась, да и мой вид явно не внушал доверия. Лицо было все еще распухшим и наполовину покрытым черной запекшейся коркой, глаз заплыл.
— Частный детектив?
Женщине на вид было около сорока.
— Да, не часто встретишь детектива, я понимаю.
Стуча деревянными подошвами по выложенной плиткой дорожке, она медленно приблизилась ко мне.
Я улыбнулся. Конечно, вид у меня был ужасающий. Она облокотилась о калитку.
— Ну и какой?
— Что — какой? — не понял я.
— Какой вопрос?
Наштукатуренное лицо моей собеседницы обрело тревожное выражение.
— Три года назад здесь случилась авария, в ста метрах отсюда. Вон там, где стоят бетонные столбы. Вы ничего не припоминаете об этом?
— Это там, где турок врезался? — уточнила она.
— Точно. Вы, случайно, не были дома в тот день?
— Была. Но я ничего не видела. Я копалась в саду.
— Вы не знаете кого-нибудь, кто мог видеть, как произошел этот несчастный случай?
— Нет, это ведь заняло доли секунды. Хлопок все слышали, а так… то есть… впрочем, погодите….
Она приложила палец к губам и стала вспоминать.
— …Была тут одна, старшая дочь Хорнена… Это крестьянин, живет тут в деревне.
Она показала на дом напротив.
— Да, но ее уже нет в живых.
— Как нет в живых?
— Сразу же после аварии ей на голову свалился кусок черепицы. Ей всегда не везло в жизни.
— А она видела, как все произошло?
— Да-да. Она еще всем рассказывала, важничала.
— Важничала? — переспросил я.
— Ну да, важничала. Все деревенские девки такие. Тут годами ничего не происходит, а уж если что случится, шутка ли — машина прямо у дверей врезалась, тут уж они наговорят с три короба.
— И что же она рассказывала?
— Да все врала небось. Обычное дорожное происшествие. Просто одна машина врезалась в другую, так вроде было. Ерунда какая-то. Сразу после этого приехала полиция и все как надо оформила. Если бы было что-нибудь не то, они бы знали.
— А та девушка — она что, погибла вскоре после этого?
— На следующий день, вечером. Это, конечно, была трагедия.
Я посмотрел на тот дом, где жила свидетельница аварии.
— Как вы думаете, господин Хорнен сейчас дома?
— Где же ему еще быть?
— Тогда я загляну к нему. Большое спасибо за рассказ. До свидания.
— До свидания.
Она застучала деревянными подошвами, направляясь обратно в дом.
Двор Хорнена был чистым и ухоженным. На тщательно выметенных каменных дорожках не было видно ни щепок, ни сухой травы, ни собачьего дерьма. Хлев украшали новые ворота, а ставни были покрашены совсем недавно. Над дверью дома висело кованое украшение. На подоконниках стояли ящики с пышными цветами.
Я постучал в дверь. В ответ залаяла собака.
— Кто там?
Я громко произнес свое имя, и вскоре появился хозяин дома.
— Господин Хорнен?
— М-да.
— У меня вопрос, касающийся вашей покойной дочери.
— Ну, спрашивайте.
— При каких обстоятельствах произошел несчастный случай? Поточнее, пожалуйста.
— Черепица на голову упала.
— Где это случилось?
— Тут, в двух домах отсюда, как повернешь — налево.
— А когда?
— 26 апреля 1980 года, в семь вечера.
— Она сразу скончалась?
— Да.
— А что сказал врач?
— Черепица свалилась, острым концом.
— Как имя врача?
— Лангнер. Как пойдешь — налево, третья улица направо, второй дом слева.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Он закрыл за собой дверь.
Я вернулся к бетонным столбам, сел в свой «опель» и поехал к доктору Лангнеру.
— Частный детектив?
Я показал лицензию.
— Да.
— Пожалуйста, входите.
Доктор Лангнер провел меня через коридор и приемную в свой кабинет.
После того как медсестра передала ему мою визитную карточку, врач сам вышел к двери. Больные, сидевшие в приемной и внимательно всматривающиеся в мое лицо, с пониманием отнеслись к тому, что меня принимают вне очереди. Мой внешний вид красноречиво свидетельствовал о том, что мне требуется неотложная помощь.
— Чем могу помочь?
— Три года назад вы подписывали свидетельство о смерти дочери крестьянина Хорнена, не правда ли?
— Да, и что дальше?
— Я хотел бы знать, был ли это действительно кусок черепицы, который смертельно ранил девушку, и были ли у вас какие-нибудь сомнения относительно причины смерти?
Он поерзал в кресле, усаживаясь поудобнее.
— Не знаю, почему вам пришло в голову спрашивать меня об этом. Но наверное, у вас есть на то причины.
Наступила пауза. Потом доктор сказал:
— Сомнения возникали, но только у меня. Для семьи и всей деревни это был кусок черепицы, и в соответствии с их рассказами я составил свидетельство о смерти. Вы можете меня упрекать за это, если хотите. Но даже если бы я кому-нибудь доложил о своих сомнениях, результат был бы тот же.
Я ущемил его профессиональное самолюбие. Но он был, без сомнения, человеком честным.
— А что, предположительно, могло стать причиной смерти?
— Судя по характеру повреждения черепной коробки, это могло быть тяжелое бревно или балка. Во всяком случае, не обломок черепицы. Трещина была длинной и проходила прямо по кости черепа. Кусок черепицы слишком короток для такой трещины.
— А нашли этот обломок?
— Черепица лежала рядом с погибшей девушкой, вместе с другими обломками. К этому времени крышу покрыли новой черепицей.
— Вы можете признать перед судом ошибочность прежнего диагноза и, будучи под присягой, назвать истинную причину смерти?
Он долго рассматривал свои руки, потом поднял голову и сказал:
— Да, могу.
— Итак, через двадцать минут встречаемся в полицейском управлении. Сможете достать кассетник? — спросил я Леффа.
— Зачем вам понадобился кассетник?
— Чтобы записать голоса птиц, занесенных в Красную книгу. И не забудьте захватить батарейки.
— Я постараюсь, у нас должен быть. Сейчас спрошу у жены.
— Тогда поторопитесь.
— Да-да.
Через полчаса в ворота полицейского управления въехал голубой «бенц». Я направился в его сторону. Лефф вылез из машины с черным блестящим кейсом в руке. Он был в костюме и при галстуке.
— Доброе утро, господин Лефф, — приветствовал я его. — Вам удалось достать кассетник?
Он вынул из портфеля крошечный допотопный магнитофон. Я взял его и проверил на запись. Аппарат был далек от совершенства, но для моих целей вполне годился. Я возвратил его Леффу.
— Пусть он будет у вас. Пока он нам не нужен.
— Господин Каянкая, почему бы вам не объяснить мне…
— Пока ничего не скажу. Или вы мне помогаете, не задавая лишних вопросов, или не помогаете.
— Но я не могу сотрудничать с вами, не имея никакой информации…
— Мое представление о нашем сотрудничестве вполне допускает это.
— Ну и как это будет выглядеть?
— Послушайте, господин Лефф, пока мне нужно только ваше имя. Оно в определенных кругах звучит лучше моего. И прямо сейчас я им воспользуюсь. Вместе с вами мне легче пройти во все инстанции и получить ответы на все мои вопросы. Если я буду объяснять вам, что и почему, мы потеряем полдня. А у нас, к сожалению, совсем мало времени.
— Господин Каянкая, если я, исходя из своего опыта, могу дать вам совет, то…
