Ознакомительная версия.
Она призналась Кэйду, что всегда была страстной поклонницей его таланта, восторженно оценивала его последние удачи, и ему было приятно, что она говорит с ним со знанием дела. Это была уже не лесть.
Когда Кэйд наконец взглянул на часы, то обнаружил, что уже глубокая ночь. Он поднялся, чтобы уходить.
— У меня есть несколько свободных дней, — сказал он. — А как у вас со временем? Могли бы мы встретиться где-нибудь завтра? Может быть за город выехали…
Она посмотрела на пачку рисунков с моделями одежды на большом столе у окна.
— Не могу. Так бы хотелось куда-нибудь съездить, но только не завтра. А вы можете придти завтра вечером поужинать. Вас это устраивает?
— Очень даже. Хорошо. Мы можем сходить куда-нибудь. Я знаю хорошее место…
Она улыбнулась.
— Вы боитесь моих кулинарных опытов?
Вдруг он вспомнил Хуану. Викки заметила мимолетное выражение страдания, отразившееся на его лице и сразу же отреагировала:
— Ну, тогда пойдем в ресторан. Мне там нравится.
— Да нет, я как раз предпочел бы придти к вам. Здесь лучше.
В последующие десять дней он проводил каждый вечер у нее.
После четвертого вечера, после того, как он рассказал ей о Хуане, о своем алкоголизме, о кошмарных неделях, проведенных в индейской хижине в полном безразличии к тому — жив он или мертв, он вдруг осознал, что влюбился в нее. Он был достаточно осторожен, чтобы не говорить ей об этом, хотя почувствовал, что она тоже в него влюбилась. Призрак Хуаны все еще был слишком близок и опасен. Кэйд боялся начать нечто такое, что снова разлетится в прах, как разлетелся в прах весь период его жизни с Хуаной.
Он с радостью поехал в командировку вместе в Бурдиком в Париж. Стоял май, и Бурдик считал, что они сделают хороший материал о нашествии американских туристов в Париж. Кэйд был согласен. Ему нужно было "переключиться", чтобы подумать о будущем.
В Париже Кэйд, наконец, принял решение. Он разведется.
Не посвящая в свои планы Бурдика, он посоветовался с юристом по бракоразводным процессам. Тот ему сообщил, что трудностей не будет. В Мексике развод оформлялся быстро и легко: ему нужно будет слетать в Мехико на неделю-другую. Юрист дал ему адрес американского представителя в Мексике, который, по его словам, все сделает, как нужно.
Кэйд сказал Мэтисону, что по личным обстоятельствам берет двухнедельный отпуск. Мэтисон не возражал: у него было полно материалов, подготовленных Кэйдом для публикаций.
Бурдику Кэйд сказал, что отправляется в Мехико, чтобы оформить развод. Бурдик пожелал ему удачи.
На следующее утро Кэйд вылетел в Мехико.
1
Кэйд пересек главный вестибюль отеля "Прадо", где большая толпа американских туристов осматривала настенную живопись — огромную картину Риверы "Воскресный полуденный сон".
Он пообедал в одиночестве в гриль-баре и теперь не знал, куда себя девать. Было воскресенье. Последние три дня он провел с мексиканскими юристами, которые с готовностью заявляли, что никаких проблем с разводом не будет, но при этом настаивали, чтобы он консультировался с ними почаще, подписывал какие-то бумаги, проверял и перепроверял очевидные свидетельства о похождениях Хуаны, которые ему надоели до тошноты.
Он подошел к книжному киоску купить какое-нибудь чтиво, собираясь до заката посидеть в саду Аламеда.
— Сеньор Кэйд!
Он обернулся и увидел улыбающееся лицо Адольфо Крила. Груз одиночества, лежавший камнем на душе, вмиг улетучился. Увидеть вновь этого толстого мексиканца, который стал для него таким замечательным другом, — большей радости Кэйд не мог себе и представить. Пожимая ему руку, он ощутил угрызения совести за то, что не разыскал мексиканца раньше, и знал почему: слишком близок Крил к его прошлому. Но теперь, когда они были вместе, это уже не имело значения. Кэйд был рад от души.
— Какой счастливый момент в моей жизни, сеньор, — сказал Крил, и глаза его увлажнились от избытка чувств. — Я и не подозревал, что вы здесь. И выглядите прекрасно, сеньор Кэйд! Я так счастлив! Так счастлив!
— Я тоже, дорогой мой человек, — сказал Кэйд. — Пошли в бар, возьмем чего-нибудь и потолкуем. У тебя время есть?
— Конечно! — Крил последовал за Кэйдом в слабо освещенный бар. — Я даже не спрашиваю, как у вас дела. Знаю, что все отлично. Видел вашу великолепную работу в "Сан". Простите меня, глупого и необразованного человека, но ваши снимки задевают меня за живое.
Кэйд был рад, что в баре темно. Он стиснул толстую руку Крила, и они сели к столу бок о бок. Себе он заказал кока-колы, а Крилу кофе. Только теперь он смог, наконец, сказать ему:
— Адольфо, ради бога, хватит называть меня сеньором Кэйдом. Я считаю тебя лучшим другом в своей жизни, и давай переходи на ты. Называй меня просто Вэл и брось эти разговоры о глупости и необразованности.
Крил просиял от удовольствия.
— Хорошо. Скажи мне, зачем ты приехал?
Кэйд не колеблясь, поведал ему:
— Приехал получить развод. Видимо, я тогда с ума спятил, спутавшись с этой женщиной. Сейчас в моей жизни появился смысл, и я хочу освободиться от нее.
— Я понимаю, — сказал Крил, бросая три кусочка сахара в кофе. — Хуана не для тебя. У нее роковая судьба. Единственное, что ее интересует, это плоть и деньги. Она заражена этим.
Кэйд болтал кубики льда в бокале.
— А что с ней стало? — спросил он.
— Она здесь, — ответил Крил.
— С Диасом?
— Нет. Когда они вернулись из Испании, все было кончено. Как раз сегодня я пойду смотреть, видимо, последний бой Педро Диаса.
Кэйд смотрел с удивлением:
— Что ты имеешь в виду… Его последний бой?
— Он превратился в развалину. Да, я знаю, из-за него ты был зверски избит. Он был наглый, жестокий и злобный человек, но у него была отвага. Она отняла это у него, и теперь он владеет только мастерством. Но мастерство без отваги ничего не стоит. Тебе стало бы жаль, если бы ты увидел его. Вчера в него кидали бутылки. В прошлую субботу его освистали. А сегодня..
Крил развел толстыми руками и тяжело уронил их на колени.
— Но почему, Адольфо?
Толстый мексиканец внимательно посмотрел на него и отвернулся.
— Ты помнишь одну индейскую лачугу? И спрашиваешь еще почему?
Кэйд поморщился.
— Какими же дураками мы, мужчины, бываем порой, правда?
— Пожалуй, верно. Она привораживает…
— И как она сейчас?
— Живет в том самом доме, который ты когда-то арендовал в парке Чапультепек. В настоящее время свободна. Диас сделал ей множество ценных подарков. Каждый вечер она проводит в ночном клубе Сан-Пабло, где бывают богатые американцы. А в общем, свою жизнь она устраивает хорошо. Даже очень.
Кэйд постарался прогнать прочь ее образ.
— А могу я пойти с тобой, Адольфо? Хотелось бы посмотреть на Диаса.
— Твое желание мне понятно. Пойти можно: свободных мест будет полно. Нынче на Диаса ходят только те, кто ожидает трагедии. Знаешь, как грифы слетаются.
— И ты среди таких?
— Понимаешь, это для меня конец главы, — сказал Крил, пожимая плечами. — Часть своей жизни я жил вами — тобой, ей, Диасом. А потом, ведь из-за него я лишился колес на машине. Мы, мексиканцы, помним такие мелочи. Да, возможно, я один из таких грифов, но когда что-нибудь начинается, я хочу видеть также и конец.
В 16.20 они шли по узкому проходу к своим местам вдоль красной ограды, опоясывавшей арену. Свободных мест, как и говорил Крил, было много, но и народу тоже было все-таки более, чем достаточно.
Внизу, в нескольких метрах от них, Кэйд увидел оруженосцев. Легко узнал Реджино Франоко в белой рубашке с пышными рукавами и в розовых панталонах. Он точил шпагу привычными ловкими движениями, на лице его застыло угрюмое выражение.
Заметив, что Кэйд наблюдает за ним, Крил сказал:
— Да, он по-прежнему с Диасом. Один из немногих верных друзей. Когда в Диаса швыряли бутылками, он плакал.
На противоположной стороне арены под прямыми лучами солнца они строились в колонну.
Кэйд узнал Диаса, одетого в черный костюм с серебряным отливом. Он стоял в ожидании, справа и слева от него по матадору — оба пожилые и толстые, один из них лысый. За ними выстроились пикадоры на конях.
Широко взмахивая правыми руками, они начали марш через арену. За ними следовали служители и мулы. Когда три торреро поклонились президенту, он смог получше рассмотреть Диаса.
Да, Адольфо был прав. Осталась одна скорлупа. Жестокое, орлиное лицо, которое Кэйд запечатлел на одной из лучших фотографий, обрюзгло, глаза бегали, тонкий рот кривился.
— Первый бык его, — сказал Крил.
Диас подошел к Франоко и о чем-то переговорил с ним. Франоко снял с него красную мантилью и шляпу и повесил на ограду.
Диас поднял голову и внимательно осмотрел лица зрителей. Посмотрел на Кэйда и отвел взгляд. Потом заметно напрягся и еще раз в упор посмотрел на Кэйда. Сказал что-то Франоко, тот пошарил взглядом и тоже посмотрел в сторону Кэйда. В этот момент бык внезапно вырвался на арену. Оба они резко обернулись.
Ознакомительная версия.
