Кэд, покачиваясь, встал.
— Я пойду к Матиссону и скажу, что не хочу работать с тобой. Ты слишком плохо думаешь обо мне.
— О тебе? Я ничего о тебе не думаю, ты для меня просто не существуешь, — проговорил Бурдик дрожащим голосом. — Я сейчас ухожу, и надеюсь, что к моему возвращению тебя здесь уже не будет. Ты снова начнешь пить, а я не смогу тебе помешать. Поэтому я не хочу больше видеть тебя и работать с тобой. Так что укладывай свои вещи и уходи отсюда. И ты допьешься до смерти под забором, в этом я уверен. У тебя был шанс — любовь Викки, но ты его упустил. Ты предпочел снова уцепиться за свою шлюху, и теперь ты за это заплатишь. Убирайся к черту! — закончил он и вышел из комнаты.
Три дня Кэд не подавал признаков жизни. Матиссон, которому Бурдик рассказал в чем дело, терпеливо ждал. Потом Бурдик уехал в Лондон делать репортаж для газеты, но перед отъездом сказал Матиссону:
— Вы были правы, Генри, Кэд — пьяница и останется таким на всю жизнь. Я не знаю, как вы с ним поступите, но что касается меня, я не хочу с ним работать и даже слышать о нем. Я пока еще дорожу своей репутацией.
— Как скажешь, Эд, — ответил Матиссон, пожимая плечами. — Если он появится, я с ним переговорю. Он все еще большой мастер, и я не настолько глуп, чтобы не помнить, что только вы вдвоем повысили тираж «Сан» с двадцати семи тысяч до ста…
На четвертый день Кэд появился в кабинете Матиссона. Он был мертвецки пьян, но заявил, что готов приняться за работу.
— У меня несколько иные планы в настоящее время, Вал, — сказал Матиссон. — Вас устроит находиться в распоряжении отдела информации?
— Почему бы и нет? — ответил Кэд. — Мне наплевать… Вы мне платите… Я сделаю все, что вы скажете.
Так случилось, что после трехнедельного запоя Матиссон дал Кэду задание отправиться в Астонвилль.
Кэд неверными шагами спускался по лестнице астонвилльского госпиталя. Внизу, прислонясь к своему пыльному «шевроле» его ожидал Рон Митчелл.
Кэд был почти цел, если не считать небольшого синяка под левым глазом, разбитой челюсти, стянутой куском пластыря, и легкой бледности. Трое помощников шерифа постарались наказать его за бегство из отеля. Тело Кэда все еще болело, но он старался держаться прямо, и в этом ему помогало воспоминание о битве в его номере, битве, из которой он вышел победителем. Однако при виде Митчелла Кэд постарался погасить выражение гордости, которое светилось на его лице.
— Хелло, Кэд, — сказал Митчелл. — Садитесь… Я полагаю, вы не хотите опоздать на самолет. С вас уже достаточно, не так ли?
— Вероятно, да, — ответил Кэд, садясь в машину.
«Сейчас, — подумал он, — кассета с пленкой уже находится по дороге в Нью-Йорк. Через день или два Матиссон передаст эти снимки в ФБР, и тогда эти дикари, убившие Сонни и его подругу, перестанут веселиться».
Митчелл сел за руль, и они поехали в аэропорт.
— Ваш фотоаппарат лежит на заднем сиденье. Я подумал, что вы захотите забрать его, — Митчелл дотронулся до своего черепа. — Теперь мы квиты: вы ударили меня, а вас поколотили мои ребята. Больше вы не станете совать нос в чужие дела.
— Я тоже так думаю, — согласился Кэд.
Он обернулся, чтобы взглянуть на свой багаж, и неприятное предчувствие сжало его грудь. Посмотрел ли этот тип его аппарат? А вдруг он увидел, что там нет пленки? Оставалась надежда, что этот Митчелл настолько туп, что не заглянул внутрь.
— Вас что-то беспокоит, Кэд? — спросил шофер.
— Я себя неважно чувствую. Представьте, меня били ногами по животу.
Митчелл рассмеялся:
— Вы не спросили меня об этой манифестации. Так вот, она не удалась. Эти негры сейчас тоже страдают головной болью, можете мне поверить. Но на вашем месте, я не слишком бы распространялся об этом. Помалкивайте, когда вернетесь домой. И поверьте — это хороший совет.
Кэд ничего не ответил. Тремя минутами позже машина остановилась перед зданием аэропорта.
— Пока, Кэд, — сказал Митчелл. — Жаль, что ваше путешествие не было слишком приятным.
Кэд вошел в здание и предъявил билет. Проверяя его, служащий презрительно усмехнулся, но Кэд не обратил на это внимания. Ему оставалось сделать еще несколько шагов, и тогда неприятности были бы уже позади, но…
— Постойте, Кэд!
Кэд вздрогнул и медленно обернулся. К нему, улыбаясь, приближался помощник шерифа Джон Шнайдер.
Фотограф замер. Ему было очень страшно, однако, он успел подумать: «Очень хорошо, мерзавец. Что бы ты сейчас ни сделал, последнее слово будет за мной. Те пятеро убийц были очень фотогеничными ребятами».
— Вы уезжаете? — спросил Шнайдер. — Это очень хорошая мысль. Правда, вы погостили недолго, но я не сержусь… Похоже, вы не очень хорошо себя чувствуете. У моих парней, знаете ли, тяжелые кулаки, но вы должны понять: здесь не любят людей, которые сочувствуют неграм.
Кэд не возразил.
Улыбка Шнайдера стала шире:
— Я хотел бы подарить вам небольшой сувенир на память.
Кэд задрожал.
«Ну вот, — подумал он, — сейчас и этот негодяй ударит меня по лицу. Ну и пусть… Смеется тот, кто смеется последним».
Шнайдер достал что-то из кармана, и Кэд почувствовал, как кровь застыла у него в жилах.
Это была кассета! Его кассета!
— Да, — сказал Шнайдер, — это ваша пленка. Вы не совсем поняли, что происходит в этим тихом городке. Здесь негры грызутся друг с другом. Когда негр думает, что он сам может себе помочь, он делает это. Старый Сэм подарил мне эту пленку. Он сказал, что вы попросили отправить ее в «Сан», но он решил, что этот подарок понравится больше мне, чем вашей газетенке. И он не ошибся. Мы будем относиться к нему так, как он этого заслужил.
У Кэда мелькнула шальная мысль: вырвать у Шнайдера пленку и кинуться прочь, но он понял, что это безумие.
— Вот что я вам предлагаю, — продолжал Шнайдер. — Я оставлю себе пленку, а вы возьмете кассету, согласны?
Он выхватил пленку из кассеты, и она серой змейкой свернулась у ног Кэда.
Это было тяжелым испытанием.
Ничего нет для Матиссона! Ничего для того, чтобы доказать преступление этих свиней! Все пропало: Хуана, Адольфо, Викки, а теперь — вот это. А в сущности, что теперь может иметь значение?
Он смотрел на Шнайдера, который продолжал улыбаться.
— Убирайтесь к дьяволу в свой дерьмовый город, — сказал Кэд.
Он повернулся к Шнайдеру спиной и медленно пошел к самолету, а смех помощника шерифа все еще звучал у него в ушах.
Через три с половиной часа самолет приземлился в аэропорту Кеннеди. Кэд был до такой степени пьян, что стюардесса должна была помочь ему спуститься по трапу. Пассажиры бросали на него презрительные взгляды.
При выходе из здания аэропорта к Кэду подошел невысокий мужчина, одетый в элегантную униформу.
— Мистер Кэд?
Кэд пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за руку неизвестного.
— Это я… Что вы хотите от… меня?
— Вас ожидает машина, сэр. Дайте мне ваши вещи.
— Здесь, вероятно, ошибка, — возразил Кэд, отталкивая незнакомца, и шаткой походкой направляясь к стоянке такси, но тот взял его за рукав.
— Простите, мистер Кэд, но вас хочет видеть мистер Браддок. Он сказал, чтобы я привез вас к нему. Могу я взять ваши вещи?
— Если это и в самом деле так, — валяйте. Но кто такой этот Брад… док?
— Машина здесь, мистер Кэд.
Шофер указал пальцем на «роллс-ройс», стоящий неподалеку. Кэд посмотрел на машину, потом на шофера, стараясь собраться с мыслями.
— Вы уверены, что не ошибаетесь? — спросил он.
— Совершенно уверен, — ответил шофер.
Кэд, пребывающий в прострации, пожал плечами и дал усадить себя в машину, где сразу же потерял сознание.
Шофер взглянул на него с отвращением, осторожно положил на заднее сиденье саквояж и сел за руль.
* * *
Шэд Браддок сидел в своих апартаментах, расположенных на двадцать четвертом этаже. Это был крупный, костистый и сильно загорелый человек. Он очень дорожил своим здоровьем, соблюдал диету, никогда не ел мяса и пользовался каждой свободной минутой, чтобы заняться гимнастикой. В свои семьдесят пять лет он был на редкость здоров и выглядел значительно моложе. Его лицо напоминало маску, снятую с мертвеца, и было бы совсем безжизненным, если бы не маленькие, исключительно быстрые и живые глаза. У Браддока были тонкие губы, большие торчащие уши, и он считался пятым среди богатейших людей Соединенных Штатов.
Одним из его многочисленных хобби было сотрудничество с журналом «Шепот», который публиковал всякие скандальчики. Это занятие невероятно забавляло его. Браддок испытывал садистическое удовольствие, если на страницах его журнала, появлялись фотографии, причиняющие боль или неприятности каким-то влиятельным лицам.
Кэд сидел напротив Браддока, держа в дрожащей руке стакан виски с содовой. Прошло уже несколько часов, но Кэд все еще не протрезвел от выпитого накануне, а виски, которым потчевал его хозяин, усугублял его состояние.
