— Ты сможешь завтра лететь?
— Если это необходимо… Сделай милость, оставь меня, амиго.
— Не тревожься ни о чем, дорогая. В конце концов ты сможешь прилететь поздней. Может быть, тебе что-нибудь нужно?
— Нет, ничего. Завтра мне будет лучше.
Но на следующий день ей не полегчало. Она выглядела такой слабой, что Кэд понял: ни о каком отъезде не может быть и речи. Однако все это показалось ему несколько странным: за время, проведенное вместе, Кэд научился не доверять жене.
— Через час я должен выезжать, — сказал он. — Что ты решила?
— Если ты настаиваешь, я поеду с тобой. Пусть мне будет хуже.
Кэд спустился вниз и позвонил Крилу:
— Вы не сможете приехать через час, Адольфо? Я скоро уезжаю, и вы мне очень нужны.
— Я буду через десять минут, амиго.
Когда Крил появился, Кэд сказал:
— Адольфо, я прошу вас об услуге… Это очень деликатное дело, и я могу попросить об этом только вас.
— Все что хотите, амиго… Это касается Хуаны? Я же вас предупреждал…
— Не будем спорить. У вас есть какие-то срочные дела в эти дни?
Крил пожал плечами.
— У меня редко бывают срочные дела, Вал.
— Тогда останьтесь в этом доме с Хуаной. Она больна. Как только она почувствует себя лучше, посадите ее на самолет в Нью-Йорк. И… присмотрите за ней.
— Смотреть за ней?
— Да. Мы должны были улететь сегодня вечером, но вчера она заболела. Мне кажется, она в самом деле больна, но, возможно, это и не так. Не удивлюсь, если она ломает комедию. Я не верю ей, Адольфо, все это может быть лишь уловкой.
— Я ничего не понимаю, — сказал Крил. — Если она хочет улизнуть от вас, почему бы не позволить ей этого?
— Я не могу вам объяснить, но уверен, что она нуждается во мне. Думаю, что она даже любит меня, но сейчас колеблется между любовью и деньгами. И деньги, кажется, перетягивают. Если мне удастся заполучить ее в Нью-Йорк — моя победа. Это, как поле битвы, без нее это поле станет пустым. Мне необходимо, чтобы она была рядом со мной.
— Вы уверены на сто процентов?
— Да, Адольфо. Вы мой друг, и я никому так не доверяю. Вы поможете мне?
— Конечно, амиго. Я обещаю вам посадить ее в самолет. Клянусь вам.
Кэд поднялся к Хуане и сообщил о принятом решении. По-прежнему слабая, она посмотрела на него отсутствующим взглядом.
— Ты мне не доверяешь?
— Не доверяю, — подтвердил Кэд. — Но я тебя люблю и не хочу потерять.
Хуана улыбнулась и, протянув к нему руки, сказала:
— Как я тебя люблю! И как хорошо, что ты меня тоже любишь! Ни один мужчина еще не заботился обо мне так. Я приеду к тебе сразу, как только почувствую себя лучше, — и страстно поцеловала его.
Кэд взял чемодан и спустился в холл, где его ожидал Крил.
— Я тоже хочу сделать для вас что-нибудь, — сказал Кэд.
— У вас еще будет такая возможность. В конце концов, дружба и существует для этого.
— Я буду звонить каждый день в восемь. Наблюдайте за ней. Я буду спокоен, зная, что вы здесь.
— Все будет хорошо, амиго. Я сделаю все, что в моих силах, но… без доверия не может быть настоящего счастья с женщиной.
— Я уже опаздываю, — сказал Кэд. — До свидания, Адольфо. Я позвоню сегодня в восемь.
* * *
Эд Бурдик встретил его на машине прямо в аэропорту и, пока они ехали в город, Кэд пытался объяснить, что произошло.
— Это меня не касается, Вал. Я думал, ты любишь Викки… Но ты сам должен решать. В конце концов, ты взрослый человек.
— Хуана — моя жена, Эд.
— Для меня это — пустой звук, но я — циник. Поговорим лучше о спектакле Гарри Вестона…
Они говорили об этом, пока не добрались до города. Кэд был слишком поглощен предстоящей работой и почти не думал о Хуане.
Без пяти восемь они все еще говорили о спектакле в одном из баров в центре города. К ним присоединились две «звезды» из труппы театра. Без минуты восемь Кэд спохватился и прошел в телефонную будку Его сразу же соединили.
— Она еще слаба, — сказал Крил. — Лежит в постели. Я нашел покупателя на машину. Он дает хорошую цену.
— Могу я поговорить с ней, Адольфо?
— Не знаю. Она не выходила из комнаты. Но не тревожьтесь, я не покину дом. Вы позвоните завтра?
— Да. Скажи, что я ее жду.
— Хорошо, Вал. До завтра.
Кэд, успокоившись, повесил трубку.
Почти весь следующий день они вместе с Бурдиком провели в театре. К вечеру он проявил снимки, а потом заперся в одном из кабинетов редакции и позвонил в Мехико. Телефонистка сообщила, что абонент не отвечает.
Кэд напрягся.
— Я знаю, что там обязательно кто-то есть, — сказал он. — Попробуйте еще раз.
Он ждал, всем своим существом ощущая надвигающуюся беду. Через некоторое время телефонистка снова сказала, что абонент не отвечает.
— Дайте мне аэропорт Мехико.
В конце концов, почему он так нервничает? Возможно, Хуане стало лучше, и они с Адольфо сейчас как раз находятся в аэропорту.
Из аэропорта ему ответили, что рейс на Нью-Йорк будет через два часа.
Кэд отправил снимки Матиссону и снова попытался связаться с Крилом.
Напрасно.
Тогда он снова позвонил в аэропорт, и там ему сказали, что сеньоры Хуаны Кэд среди пассажиров не значится.
Бурдик вошел в кабинет, когда Кэд вешал трубку.
— Что случилось? — спросил он, видя искаженное лицо друга.
— Я не могу связаться с Хуаной. Мне нельзя было оставлять ее одну, черт возьми! Пойдем, выпьем по стаканчику.
— Ну нет! — отказался Бурдик. — Пить я тебе не дам! Вернемся домой.
— Ты прав, — попытался улыбнуться Кэд. — Вернемся.
В шесть утра, когда Бурдик еще спал, Кэд позвонил в Мехико. Телефон по-прежнему не отвечал. Тогда он позвонил в аэропорт и узнал, что самолет на Мехико отправляется в половине десятого. Он побросал в саквояж какие-то вещи и покинул квартиру, не разбудив Бурдика.
В час дня такси доставило Кэда к маленькому домику, и первое, что бросилось ему в глаза — в гараже было пусто. С замирающим сердцем он вошел в дом и был поражен царившей там тишиной. Он поставил саквояж на пол, осторожно поднялся на второй этаж и, поколебавшись, толкнул дверь в спальню.
Крил в пижаме лежал на кровати. В правой руке он сжимал револьвер. Одна половина его лица была покрыта засохшей кровью, а на виске чернела маленькая дырочка.
В комнате еще пахло духами Хуаны.
* * *
В тот же день Кэд вернулся в Нью-Йорк.
Бурдик ждал его с беспокойством. Красное лицо Кэда свидетельствовало, что тот изрядно выпил.
— Ну, вот и все, — сказал Кэд, бросая саквояж на постель. — Теперь все кончено!
— Что случилось? — спросил Бурдик, стараясь казаться спокойным.
Кэд сел и дрожащей рукой вынул сигарету.
— Она убежала, — сказал он, закуривая. — Взяла машину. Я так виноват перед ней. Какое я имел право продавать машину? Может быть, она бы приехала в Нью-Йорк, если бы я не… Эта машина так много для нее значила, но мне противно видеть ее в этом драндулете, который подарил ей любовник. И потом ей, кажется, не понравилась сумма, которую я зарабатываю. Деньги все-таки значат для нее очень много.
— Ты же сказал, что Крил будет наблюдать за ней.
Кэд рассмеялся смехом, который заставил Бурдика задрожать.
— Конечно, он и наблюдал, да еще как! Они просто спали вместе, вот и все… Я, в самом деле, законченный болван!
Бурдик широко раскрыл глаза.
— Ты соображаешь, что говоришь? Этого не может быть! Крил — отличный, надежный парень.
— Да-а. Я нашел его в нашей кровати… Этот идиот пустил себе пулю в лоб. Они переспали, а потом у него не хватило смелости признаться в этом.
— Черт возьми! — пробормотал Бурдик.
— Он обещал наблюдать за ней, а потом посадить в самолет. Держу пари, она затянула его в постель еще до того, как я покинул Мехико… Надеюсь, он теперь в аду.
— Заткнись! — крикнул Бурдик. — Ты пьян, как скотина. Если кто-то из вас двоих и виноват, так это ты. Нельзя было оставлять его с такой женщиной. Ты уже успел ей надоесть. И, кроме того, если ты не мог устоять перед ней, то почему же Крил должен был оказаться святым. Может быть, ты считаешь, что он тверже и сильнее тебя?
Кэд посмотрел на него.
— Ты считаешь, что, если он застрелился, мы квиты? Ну, а я так не считаю. Он клялся мне в дружбе, а оказался обыкновенным подонком. Толстым подонком!
Бурдик холодно проговорил:
— Крил был очень хорошим человеком, и мне жаль его. А ты погиб уже один раз из-за этой шлюхи, но тебя все же удалось воскресить, а теперь ты снова начинаешь пить. Ты просто безвольная тряпка, и кто-то должен, наконец, сказать тебе об этом. Так пусть это буду я. Согласен, ты талантлив, но это не мешает быть тебе тряпкой. Адольфо, по крайней мере, был умен. Он видел, что эта шлюха вытерла об тебя ноги, и предупреждал тебя. Но он все-таки был мужчиной и не устоял, когда эта прожженная тварь потащила его к себе в постель. И он знал, что ты никогда не простишь его, поэтому и покончил с собой. Это все из-за тебя, понимаешь, из-за тебя. Так постарайся же остаться на поверхности хотя бы ради памяти Крила.
