Лита повернулась ко мне и сказала:
— Скорее всего я не смогу быть все время с тобой. Она посмотрела на бассейн, на людей вокруг него и в нем, на телекамеры и множество проводов, протянутых повсюду. Вдобавок к двумстам гостям я увидел около сорока операторов. Лита продолжила:
— Мне нужно переодеться, Шелл. Потом мы, вероятно, сможем немного расслабиться.
— Это — обещание. Ты взяла свое бикини? Она показала свою сумку:
— Оно здесь.
— Я обязан ни на минуту не спускать с тебя глаз.
— Это не значит, что ты должен липнуть ко мне глазами. Пойдем, ладно. Ты можешь пока постоять там у двери.
Она скользнула в дверь женской уборной и через две минуты вышла в розовом бикини, почти таком же красивом, как и ее кожа. Мы вернулись к бассейну, и она меня оставила. Мне казалось, что здесь, среди множества людей, она находилась в полной безопасности, но все равно я старался не спускать с нее глаз.
Многие из гостей тоже не спускали с нее глаз. Здесь кучковалось немало людей из Голливуда: звезд и звездочек. Недалеко от меня стояла большая группа, посреди которой я узнал пожилого, седовласого Заргрифа Дакуляна в окружении молодых кинозвезд-мужчин: Тэба, Тача, Тика, Сока, Грэба, Пау, Смэка и Фила. На кромке бассейна сидели Том Фонг — китайский характерный актер, которого часто называли Пипка Том, и восхитительная Пассионелья — суперзвезда студии «Магна». Они наблюдали за Кипом Массивом — героем множества детских вестернов, который, стоя в воде, перебирал струны своей неизменной гитары и напевал гнусавым голосом.
Тут я заметил Лоуренса. Почти одновременно его взгляд наткнулся на меня, и он поспешил навстречу. Выглядел он так, словно не спал после моего звонка из полицейского участка — не спал и при этом методично рвал на себе волосы.
— Скотт, — обратился он ко мне. — Чем, черт возьми, занята полиция? Что нового? Что скажете об этом Аркаджаняне?
— Остыньте, Лоуренс. — Я ввел его в курс дела. — А дальше можете строить свои собственные догадки. Он выглядел просто больным и буквально простонал:
— Вы видели газеты? Все только о Рэндольфе. Да и телепередачи… А где Хорэйшио? Вы его видели?
— Нет. Я только что приехал.
— Он должен был появиться здесь в час, а сейчас уже… — Он бросил взгляд на часы. — Почти четверть второго. Камеры включат меньше чем через двадцать минут.
— Хорэйшио участвует в представлении?
— Да. По крайней мере он должен появиться! — Лоуренс потер ладонью свой потный лоб. — Может, маленький нахал планирует эффектный выход?
— Надеюсь, он появится, пританцовывая, в вишневых колготках. Хорошо, я поищу малыша. Лоуренс нервно потер ладони.
— Интересно, пройдет ли все нормально? Я имею в виду телепередачу. Нам она просто необходима после всех этих жутких известий… — Он опять беспокойно потер ладони. — Мне предстоит сделать миллион вещей. С Литой все в порядке? Где она?
— Да, она о'кей. — Я показал, где она стояла — у дальнего края бассейна.
Лоуренс резко повернулся и стремительно двинулся в ее сторону.
На одном крыле дома над бассейном возвышалась круглая комната, выступавшая из здания наподобие башенки старинного замка. Я предположил, что это и была «башенная комната», которую упоминали пару раз в моем присутствии. Я прошел к фасаду здания и позвонил. Дверь мне открыл Виллис.
— Можно видеть мистера Адера? — спросил я.
— Нет, мистер… Скотт, кажется? — Я кивнул, а он продолжил:
— Я не видел Хорэйшио с самого утра. Предполагаю, он все еще в «башенной комнате», занимается творчеством. Он проводит там много времени с тех пор, как доставили копию Мамзель.
— Вы имеете в виду одну из этих пластмассовых статуй?
— Да. Он надеялся, что она вдохновит его на создание совершенно нового стиля, специально для мисс Коррел.
Я вспомнил, что Лита отвергла ухаживания распустившего руки Хорэйшио, поэтому казалось логичным, что он удовольствовался заменой живой Литы на пластмассовую Мамзель. И эта кукла вполне могла вдохновить на многое. Но я сказал только:
— Некоторые люди у бассейна уже волнуются насчет мистера Адера и его участия в празднестве. Не могли бы вы подняться в «башенную комнату» и узнать, будет ли он доступен массам?
— Нет, не могу. Мистер Адер предупредил сегодня утром, чтобы его не беспокоили ни при каких обстоятельствах. Поэтому нельзя ему мешать. Он будет в ярости.
— Не возражаете, если я позвоню?
— О, разумеется. — Я вошел, и Виллис исчез в большой комнате, в которой я впервые увидел Хорэйшио Адера.
Телефон находился под лестницей, но прежде, чем воспользоваться им, я решил подняться по лестнице. Пусть Адер придет в ярость, но максимум, что он сможет сделать, это кинуть в меня куском тюля или атласа. Поэтому я поднялся наверх и оказался в холле. Пройдя в конец, я постучал в дверь слева. Она была чуть приоткрытой и медленно повернулась на скрипящих петлях. Первой я увидел розовую пластмассовую Мамзель, обнаженную и шокирующую. Потом дверь распахнулась шире, и я увидел его.
Я подошел к нему, но уже не было смысла нащупывать его пульс. Это был покойный Хорэйшио Адер.
Я смотрел на него, на его маленькое тело, распростертое почти у ног пластмассовой Мамзель, а снизу, от бассейна, в «башенную комнату» доносился шум общего веселья. Где-то там высокий счастливый женский голос говорил: «Прекрати, Чарли. Прекрати…»
Направляясь вдоль края бассейна в сторону Литы Коррел, я опять ощутил очарование немыслимого и роскошного разнообразия форм, которыми природа и физические упражнения наделили женское тело. Это разнообразие буквально ошеломило меня в первый раз, когда я увидел ее вчерашним утром. Те лица и сцены, что я видел в последовавшие затем часы, слились в моей памяти в некий киномонтаж и завершились образом Хорэйшио, лежавшего мертвым у ног пластмассовой Мамзель.
Ну разве не ирония судьбы? Хорэйшио Адер сделал, вероятно, больше любого другого мужчины, чтобы спрятать прелести женщины под кусками ткани. А умер он у ног того, что можно было бы назвать крупномасштабным символом Секса. Его невидящие глаза уже не могли созерцать все то, что на протяжении своей жизни так отчаянно старался прикрыть Хорэйшио: и груди, и бедра, и плоть, и красоту, и искушение, и сексуальность женщины.
Подлинное воплощение всей этой пластмассовой красоты, искушения и сексапильности стояло рядом с задрапированной в белое статуей, торжественное открытие которой должно было состояться через несколько минут, и улыбнулось мне, когда я подошел.
— Будь со мной рядом, когда включат камеры, — сказала Лита. — На твоем фоне я буду смотреться лучше.
— Красавица и чудовище, а? — Я осмотрелся. Рядом с тыльной стороной дома, в нескольких ярдах от бассейна, было относительно свободное пространство. Я показал его Лите и сказал:
— Отойдем-ка на минутку, милая. Мне нужно сказать тебе кое-что, и не при всех. Она была озадачена:
— Но ведь телевидение… сколько сейчас времени?
— У меня такое предчувствие, что никакой телепередачи не будет.
Она нахмурилась, но последовала за мной, подальше от чужих ушей.
— В чем дело-то? — поинтересовалась она. — Ты ведешь себя так забавно.
— Хорэйшио Адер мертв.
— Мертв? Что ты имеешь в виду? Как это он может быть мертвым?
— Он убит.
Она вытаращилась на меня безучастно. Глаза ее смотрели на мое лицо, но, казалось, не видели его.
— Убит? — повторила она. Впечатление было такое, словно она испытала столько эмоциональных ударов, что этот новый просто не достиг ее.
— Я уже позвонил в полицию и сообщил Сэмсону из центрального отдела по расследованию убийств. Он мой друг и знает всю историю. Я объяснил ему, что могу поручиться за тебя и себя, но не за две-три сотни остальных.
Она вяло проговорила:
— Убит. Но… Хорэйшио? Маленький Хорэйшио… Зачем было кому-то убивать его?
— Не знаю. Действительно, зачем было кому-то убивать его?
Мои мысли были прерваны суматошной активностью у дальнего конца бассейна. Полицейские в форме и в штатском незаметно охватывали собравшихся кольцом. Огромное большинство жителей Голливуда при звуке патрульных сирен вздрагивают и разбегаются куда глаза глядят. Поэтому полицейские поступили благоразумно, явившись без лишнего шума.
Все больше голов поворачивалось в сторону полицейских, гости заговорили все разом при виде наплыва полиции. Гул голосов нарастал волной.
Мы с Литой пошли к полицейским, среди которых я узнал лейтенантов Картера и Флаэрти. Ответив на все их предварительные вопросы, я доложил им о главном событии. Картер — мужчина лет сорока, высокий, с носом крючком, прямыми черными волосами и топорщившимися усами — предложил:
— Пойдем взглянем на него.
* * *
Я оставил Литу со знакомым сержантом и поднялся вместе с Картером и Флаэрти в «башенную комнату». Они заморгали от изумления, увидев тело, хотя я уже и предупредил их о том, что их ожидает. Оба они уставились на пластмассовую Мамзель, перевели взгляд на покойного, потом снова на Мамзель.
