— Неужели вы не можете отказаться от роли гения-одиночки? — рассердился он. — Неужели не можете время от времени довериться товарищу? А ведь я закрыл дело Кауфмана в такой сенсационной манере по двум причинам: во-первых, это отвечало желанию следователя, а во-вторых, потому, что это усыпило бы бдительность настоящего Снэка Леннигана.
Настала моя очередь округлить глаза.
— Значит, вы думали?..
— Я знаю, что вы плохого мнения о кропотливой, трудоемкой работе, — проскрипел он, — но мы установили, что тело Марлен Кауфман было набальзамировано профессионально. По моему приказу за Родиновым круглосуточно следили с той ночи, когда был убит Кауфман. Сегодня вечером он в первый раз смог ускользнуть от нашего человека. — И он безжалостно продолжал:
— Теперь насчет Ольги Кельнер… Вы вымыли ей голову восстановителем, и из рыжей она превратилась в блондинку. Но ведь это еще не доказательство! Законом не запрещено красить волосы! Вы не подумали, что, если бы вы задержали эту девушку под каким-нибудь предлогом, ее можно было отвезти в Вэйл-Хейтс?
А там нашлось бы с десяток свидетелей, знавших ее под именем Ольги Кельнер?
Я вдруг почувствовал себя очень уставшим.
— Да, — сказал я подавленно, — я промахнулся…
— Ты собираешься мучить его таким образом всю ночь? — вмешалась миссис Лейверс, встав перед мужем. — Ты несешь всякий вздор, в то время как бедняга истекает кровью!
— Как это? — озадаченно спросил он.
— А это что такое? — взорвалась она, показывая пальцем на мою грудь. — Томатный соус?
Лейверс быстро пересек комнату, расстегнул мой пиджак и рубашку.
— Пулевое ранение! — воскликнул он.
— О, это вряд ли что-то серьезное! — стоически произнес я.
— В самом деле… ну, вам повезло! Пуля оцарапала ребро и сняла кусок кожи. На два-три сантиметра ближе — была бы другая история. — Он повернулся к жене:
— Принеси горячей воды и бинты!
— Ясно! Будто я не знаю!
Дверь закрылась за ней, и Лейверс выпрямился.
— Итак, вы схватили Родинова за глотку и до конца были в выигрышном положении? И он вас умолил разрешить ему прострелить себе голову? И вы ему позволили?
Но, в таком случае, кто же стрелял в вас? Святой дух?
Я проглотил остаток кофе.
— Ладно. Я застрелил Родинова. Он только что хладнокровно убил Ольгу, и это моя вина. Я привез эту девушку и уложил ее на софу, как искупительную жертву! А потом он приказал мне лечь рядом с ней, чтобы ему было легко послать пулю в мою голову. Он зарезал одну из татуированных девушек, а может быть, и обеих. И только что укокошил Ольгу. Вот я его и убил.
Лейверс прошелся по комнате и вернулся ко мне.
— У меня впечатление, что вам нужен отпуск, Эл, — сказал он спокойно. — Вам нужно отдохнуть, разрядиться…
— А затем?
— Вы вернетесь к работе, когда обретете равновесие.
И не забывайте, что, по всей вероятности, именно Ольга Кельнер заколола одну из своих подруг. Даже если допустить, что она не сама воткнула нож в тело, ясно, что она знала о намерениях Родинова и помогала ему, как могла.
В глазах закона она так же виновата, как и ее патрон.
— Вполне возможно, — сказал я, — но мне нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли.
— У вас оно будет.
Я закурил.
— А как насчет Родинова?
— А именно?
— Вы не арестуете меня за убийство?
— Я часто спрашиваю себя, что я буду делать, когда выйду в отставку, — сказал он устало. — Разводить кур? В тот знаменитый вечер я послал Хаммонда к Кауфману, чтобы он сделал мне обстоятельный доклад.
Он доложил, что тело было набальзамировано. Я это уже знал. И я сказал Хаммонду, что, по всей вероятности, эту работу сделал сам Кауфман, предполагая сохранить тело до подходящего случая, когда можно будет без риска его где-нибудь упрятать.
Я снова округлил глаза.
— Ну… А с каких пор вы стали подозревать Родинова?
— Я никогда не подозревал Родинова, — ледяным тоном сказал он.
— Тогда зачем же вы следили за ним день и ночь?
— Черт побери! — рявкнул он. — Да я и не думал устанавливать слежку. Мне просто надоело слушать вас!
У меня тоже есть гордость, хотя мне от нее никакого проку! Вы думаете, приятно было слушать ваши разглагольствования? Слушать, как вы доказываете мою некомпетентность? Я должен был сказать что-нибудь!
Внезапно он улыбнулся.
— Может быть, подать в отставку и уступить вам свое место, Уилер… Но я, конечно, этого не сделаю.
Вы имели моральное право, если не юридическое, убить Родинова. Значит, будем держаться версии самоубийства. Скажем людям из отдела убийств, что мы с самого начала подозревали Родинова, что он был загнан в угол и в панике убил эту девчонку Кельнер как раз перед нашим приходом туда. Как только он услышал наши шаги, он застрелился.
— Спасибо, шериф.
— Не благодарите, — проворчал он. — Я украл половину вашей славы, а вы должны стерпеть это и ничем не выдать правды.
Дверь открылась, и вошла миссис Лейверс, нагруженная тазом с горячей водой, губкой и бинтами.
— Что вы будете делать во время отпуска? — спросил меня Лейверс.
— Как нарочно, — сказал я, — дома меня дожидается одна красивая блондинка. Перед моим отъездом она пылко высказалась по вопросу «добычи для победителя», или что-то вроде того. Я намереваюсь во время отпуска разобраться в смысле этой фразы.
Лейверс принялся ворчать:
— Я не вполне вас понял, но, во всяком случае, убежден, что речь идет о совершенно аморальном времяпрепровождении!
— Скажите, мистер Лейверс! — с чувством вмешалась его жена. — Он не может даже слышать такого. А ты забыл наши каникулы в Мэне? Это было за год до нашей свадьбы. Ты мне объяснял, что нужно ниспровергнуть все старые принципы, и, прежде чем я смогла понять, что происходит, ты…
— Так, шериф! — вскричал я. — А я-то думал, что я единственный распутник в нашей конторе!
