— Эй! — пронзительно вскрикнула блондинка.
— Что случилось? — спросил я.
— Ничего, но… у вас слишком необычные манеры!
— С чего вы взяли?
Она решительно оттолкнула меня.
— Мне пора.
— Почему так вдруг? Назовите хоть одну причину!
— Мой муж… — сказала она почти смущенно. — Он профессиональный борец и…
Я протянул ей пальто и шляпку:
— Достаточно! Вы назвали даже две причины! И такие сокрушительные!
Я вызвал ей по телефону такси, и через десять минут она ушла из моей жизни.
Меня прошиб озноб, когда я остался один перед стаканчиком с выпивкой. Такие девушки могут преждевременно состарить парня вроде меня. Профессиональный борец! А я о нем и не подозревал!
Я устроился в кресле и, время от времени прикладываясь к стакану, погрузился в музыку, льющуюся из пяти динамиков моего проигрывателя. Пегги Ли и «Черный кофе».
Зазвонил телефон. Я подозрительно посмотрел на аппарат. Вдруг это муж, желающий продемонстрировать свои спортивные достижения? Любопытство победило, я снял трубку и сказал фальцетом:
— Китайская прачечная… Я слушаю.
— А я, глупец, надеялся застать вас трезвым, — ответил раздраженный голос.
— Ах, это вы, шериф Лейверс, рад вас слышать.
— Вы, конечно, пьяны!
— Ошибка! — обиделся я. — Или, по крайней мере, преувеличение. Если я и выпил за вечер четыре стаканчика, так что, это уже конец света?
— Иначе говоря, вы с подружкой?
— Уже нет. Скажите, шериф, вы не знаете борца по имени Кичинский?
— Смеетесь?
— Никаких шуток. Кичинский. Знаете?
— Нет, а вы?
— Конечно нет. И не хотел бы узнать.
Он заворчал:
— Я звоню вам не для того, чтобы разговаривать о борьбе! Садитесь в свою колымагу и приезжайте в морг.
Я вас там встречу.
— Вы собираетесь меня заморозить?
Он повесил трубку.
Вот как прекрасно заканчивался вечер, и так уже слегка подпорченный. Я даже не смогу остаться дома и насладиться замечательными пластинками. Я отнюдь не сибарит, но только три вещи дороги моему сердцу: проигрыватель, «остин-хили»и женщины. Отличным звуком и гармоничными линиями моя классная «вертушка» успокаивает меня, когда я устал. «Остин-хили»с безупречным шасси помогает мне своей скоростью и маневренностью. Что касается женщин, они обладают лучшими характеристиками обоих вышеуказанных аппаратов. Любовь к музыке и к автомобилю появилась у меня три года назад, когда я работал на армейскую разведку в Лондоне.
Любовь к женщинам возникла раньше.
Можно подумать, что меня вызывают на пожар! Я не успел еще хорошенько взвесить, зачем мне нужно ехать, но уже выезжал из подземного гаража и направлялся к городскому моргу.
Когда шериф забрал меня из местного отдела по расследованию убийств, чтобы сделать своим первым помощником, я не подозревал, что его рабочий день длится двадцать четыре часа.
Мне понадобилось не много времени, чтобы убедиться в этом на собственном опыте.
Шериф уже ждал меня в обществе двух типов. Один из них — с белым как мел лицом и вылезающими из орбит глазами, одетый в комбинезон, — был Чарли Кац, служащий морга.
— Привет, Чарли! — сказал я. — Как дела?
— У меня все время один ящик свободен, — ответил он. — Коли что-нибудь случится, вам всегда найдется у нас местечко.
— Весьма признателен! Но надеюсь, этот ящичек вам понадобится раньше, чем мне.
Шериф испепелил меня взглядом.
— Уилер! Нельзя ли…
— Доброе утро, сэр, — сказал я, демонстративно поглядев на часы, показывающие час сорок пять. — Утро сегодня начинается рановато, не так ли, сэр?
— Познакомься с лейтенантом Хаммондом из отдела убийств, — сухо оборвал он.
Хаммонд был новичком, я не встречал его раньше.
Хрупкий, желчный парень. Нос как вороний клюв и простодушный взгляд торговца подержанными машинами.
Он коротко кивнул мне.
— Я слышал, Уилер, вас называют эксцентричным сыщиком. Что вы делаете такого особенного? Обедаете вниз головой?
— Только когда бываю в Австралии, — ответил я. — Лично я о вас ничего не знаю, но это и понятно, не так ли?
— Войдем, — раздраженно перебил меня шериф. — Покажу вам кое-что.
— Труп? — уточнил я. — Перед завтраком? Хорошо ли это?
Тем не менее я последовал за ними. Чарли вытянул один из ящиков, уходящих в стену. Зажглась лампа. Это была женщина. Молодая и красивая, с длинными черными волосами, обрамляющими лицо.
Шериф деликатно оттянул простыню, открывая правую руку. На ней была татуировка — высоко, чуть ниже плеча. Что-то напоминающее знак доллара, только вертикальная черта была не сдвоенной, а волнистой, и заканчивалась головкой змеи.
— Это вторая за неделю, — сказал шериф.
Он накинул простыню и сделал Чарли знак закрыть ящик. Мы вернулись в контору, и я закурил. Кровь стыла от холода в этом хранилище мертвых.
— От чего она умерла? — спросил я.
— Зарезана, — коротко ответил шериф, — как и первая. Хаммонд работал над тем делом и ни на шаг не продвинулся. Собственно, там не за что было зацепиться — ни одной ниточки.
Не надо быть психологом, чтобы точно знать, что за этим последует.
— Я хотел бы, чтобы вы подключились к делу, — продолжал шериф. — Хаммонд познакомит вас с деталями. Естественно, он будет продолжать расследование от лица своего отдела. А вы, с вашими непредсказуемыми методами, посмотрите на все это с новой точки зрения.
— Да, сэр, — вынужден был согласиться я.
— Общее у этих девушек — только татуировка. Мы почти ничего не знаем о первой, а что касается этой, то ее нашли только три часа тому назад. Хаммонд, расскажите все, что вы узнали о первой.
Лейтенант пожал плечами:
— Ее звали Анжела Маркон, она приехала сюда около трех недель тому назад. Жила в меблирашках. Старуха хозяйка сказала, что девушка не посвящала ее в свои дела. Она выходила три или четыре раза в неделю, по вечерам. К ней никто не приходил, никто не провожал. Говорила, что ищет работу, но, по-видимому, особых усилий к этому не прилагала. Вскоре после своего появления в городе она положила в банк двести долларов и столько же — за сорок восемь часов до смерти.
— Наличными? — спросил я.
— Да. Добавлю, что пока не удалось узнать, откуда она приехала; и мы не нашли никого, кто бы ее знал.
Разосланы ее приметы и отпечатки пальцев, но пока это ничего не дало.
— А та, в ящике?
Хаммонд снова пожал плечами.
— Ее имя — Лейла Кросс. Рядом с телом, на тротуаре, нашли ее сумочку. В ней было двадцать долларов, пачка сигарет, спички, губная помада, платок, карточка социального страхования и еще одна карточка.
— Что за карточка?
— Карточка с адресом похоронного бюро. — Он усмехнулся. — Может быть, предчувствие?
— Что вам удалось выяснить за такой короткий срок?
— Адрес — опять меблирашки! Она жила там месяц и работала как будто в вышеуказанном похоронном бюро.
— Чье бюро?
— Алекса Родинова. Я его допросил. Девушка действительно работала у него в качестве косметички.
— Как вы сказали?
Он чуть улыбнулся:
— Именно так, косметичкой. Иначе говоря, она наводила красоту на покойников. По словам хозяина, очень хорошо справлялась, хотя поступила к нему только три недели назад. Он мало что смог сказать, кроме того, что она была опытна в своем ремесле и не брезговала работой. Больше ничего я из него не вытянул.
Хозяйка комнат тоже ничего о ней не знала.
— Где они были убиты?
— И та, и другая — в переулке. Не в одном и том же, но в похожих. Девушки убиты ножом в спину; убийца явно опытный. В обоих случаях моментальная смерть.
Я еще никогда не вел дела с таким малым количеством фактов, — сказал Хаммонд раздраженно.
Шериф проворчал:
— Единственная связь между этими убийствами в том, что обе жертвы зарезаны в переулке и что у них одинаковые татуировки. Вам что-нибудь говорит этот странный рисунок, Уилер?
— Ей-богу, нет. Может быть, обе презирали деньги… или змей!
— Не блеск! — сыронизировал Хаммонд. — А если они принадлежали к какой-нибудь секте? Что вы на это скажете?
— Возможно, — ответил шериф. — Вы должны разобраться в этой истории, и побыстрее. Два уголовных дела в моем секторе — это излишество.
Я решил, что неплохо бы уточнить некоторые пункты.
— Как будет распределяться работа между мной и Хаммондом?
— Хаммонд продолжит регулярное следствие, — ответил шериф, — а вам разрешаю действовать по своему усмотрению. Конечно, держите друг друга в курсе ваших достижений.
— Не возражаете, если я перекопаю почву, уже обработанную Хаммондом?
— Нисколько, если вы находите это необходимым, — ответил Лейверс.
— Счастлив буду узнать то, что, по мнению лейтенанта, я мог прозевать. — Тон Хаммонда был ледяным.
