— Это дело самое запутанное из всех, какие я только видел и о каких мне приходилось слышать, — заявил он.
Но Берт знал далеко не все об этом деле.
— А как насчет тревоги по поводу похищения Сэмпсона? — поинтересовался я.
Берт открыл глаза.
— Да, вчера в десять вечера. Мы оповестили дорожные патрули, ФБР, все отделения полиции и всех шерифов в округе до самого Сан-Диего.
— Лучше садись на телефон и объяви новый розыск. На этот раз Бетти Фрейли.
Берт иронически улыбнулся, выпятив свою массивную челюсть.
— Не будет ли это глупостью?
— В данном случае это просто необходимо сделать. Если мы быстро не разыщем Бетти, то кто-нибудь нас опередит. Кроме того, за ней охотится Трой.
Берт удивленно взглянул на меня.
— Откуда у тебя эти сведения, Лью?
— Я добыл их с большим трудом. Ночью я разговаривал с Троем.
— А если он тоже замешан в этом деле?
— Не если, а замешан. Думаю, что он хочет заполучить сто тысяч и знает, у кого они.
— Что ты знаешь о Бетти Фрейли? — Берт вынул из кармана записную книжку.
— Вот ее данные, — сообщил я. — Брюнетка, глаза серые, правильные черты лица. 157–160 сантиметров, возраст 25–30. Вероятно, употребляет кокаин. Худая, но хорошо сложенная и симпатичная.
Оторвавшись от своих записей, Берт взглянул на меня.
— Это еще одно предположение. Лью?
— Считай, что так. Ты можешь передать это?
— Да. Я уже иду.
Он направился к телефону в кладовой.
— Не по этому телефону. Берт. Этот прослушивается в коттедже Тэггерта.
Берт замер и повернулся ко мне с грустным видом.
— Ты, кажется, уверен на все сто, что Тэггерт с ними связан?
— А ты разве удивишься, если это окажется именно так?
— Нет, — ответил он и повернулся. — Я позвоню из кабинета.
Я сидел в холле, когда появился Феликс и сообщил мне, что Тэггерт завтракает на кухне. Затем он провел меня мимо гаража вверх по тропинке, переходящей в ряд каменных ступенек. Как только показался коттедж, он покинул меня.
Это был одноэтажный дом, стоящий среди деревьев задней стеной к склону. Дверь не была заперта. Я открыл ее и вошел внутрь. Стены гостиной были обиты деревом, в ней находились легкие кресла, проигрыватель, большой обеденный стол, заваленный журналами и пластинками. Из большого окна открывался вид на всю усадьбу и море, простирающееся до горизонта.
Я просмотрел все пластинки, но Бетти Фрейли не обнаружил. Затем я направился было к двери, чтобы еще раз поговорить с Феликсом, но тут вспомнил о черных дисках, накануне скакавших по воде, и Тэггерта, появившегося в плавках через несколько минут после этого.
Я вышел из коттеджа и по тропинке, протоптанной в траве, направился к морю. Внизу находилась раздевалка, и я вошел в нее. Там, на вбитом в стену гвозде, висела маска для ныряния. Сняв брюки, я натянул маску.
Над волнами гулял свежий морской бриз, гоняя барашки по поверхности. Утреннее солнце грело мне спину, песок под ногами был теплым. Я постоял минутку на теплом песке, наблюдая за волнами. Они были голубые и искрящиеся, они изгибались, как женщины в минуты любовной страсти, но я боялся их. Море было холодное и опасное, оно скрывало утопленника.
Я медленно вошел в воду, надвинул маску и поплыл. Метрах в пятидесяти от берега, вне зоны прибоя, я перевернулся на спину и глубоко вздохнул. Качание на волнах и избыток кислорода слегка опьянили меня. Сквозь запотевшие стекла маски небо, казалось, вращалось, как волчок. Я опустил под воду голову и промыл запотевшие стекла.
На дне был чистый белый песок, над которым местами выступали камни. Рельеф песка был немного неровный, но это не мешало различать предметы. Плавая зигзагами, я осмотрел метров пятнадцать, но ничего не заметил, кроме водорослей.
Через некоторое время я оттолкнулся ногами от дна, всплыл на поверхность и отдышался. Подняв маску, я заметил, что с берега за мной наблюдает мужчина. Он поспешно скрылся за беседкой, но я успел разглядеть его — это был Алан. Я сделал несколько глубоких вздохов и вновь нырнул. Когда я вынырнул, Тэггерта уже не было.
Вынырнув в третий раз, я был уже с пластинкой. Она наполовину зарылась в песок, но я сумел разглядеть этот черный диск. Прижав его к груди, я поплыл на спине к берегу. Там я заботливо, как мать вытирает ребенка, вытер диск полотенцем.
Алана я застал на веранде. Он сидел в парусиновом кресле спиной к двери. Загорелый, в фланелевых брюках и белой тенниске, он казался очень молодым. Его темные волосы были расчесаны на пробор. Он невозмутимо посмотрел на меня и по-мальчишески улыбнулся.
— Рад вас видеть, Арчер. Хорошо поплавали?
— Неплохо. Вода немного холодновата.
— Лучше выкупались бы в бассейне. Там вода всегда теплая.
— Я предпочитаю море. Всегда там что-нибудь да попадется. Смотрите, что я нашел на сей раз.
Алан взглянул на диск в моих руках так, точно только сейчас его заметил.
— Что это?
— Пластинка. Похоже, что кто-то содрал с нее наклейку и выбросил в море. Не пойму, зачем.
Алан бесшумно подошел ко мне.
— Дайте взглянуть.
— Не трогай, ты можешь сломать диск.
— Не сломаю.
Он потянулся за пластинкой, но я отвел руку.
— Стой спокойно, — предупредил я.
— Дайте мне ее, Арчер.
— Не дам.
— Я отниму ее у вас.
— Не стоит, — предупредил я. — Думаю, что я разделаю вас в два счета.
Долгие десять секунд он стоял и смотрел на меня, затем вновь уселся в кресло. Постепенно к нему возвращалось его очарование.
— Я шучу. Но мне страшно любопытно, что на этой штуке записано.
— Так же, как и мне.
— Тогда давайте проиграем ее.
Он подошел к столу и открыл квадратный ящик.
— Я сам поставлю, — заявил я.
— Хорошо, — согласился он.
Алан вновь уселся в кресло, вытянув перед собой ноги.
Я включил проигрыватель и поставил диск. Тэггерт выжидательно улыбался. Я был настороже, в ожидании какого-нибудь неверного жеста, нервного движения. Однако этот красивый парень не проявлял никаких признаков страха, он вообще никак не реагировал.
Диск был поцарапан. Среди шипения послышались звуки рояля. Нудно повторились три-четыре аккорда, украшенные затем их вариациями. Аккорды заполняли комнату и звучали подобно крикам в джунглях.
— Вам нравится эта музыка? — поинтересовался Алан.
— Ничего. При таком исполнении рояль превращается в ударный инструмент.
Диск кончился, и я перевернул его.
— Ты, кажется, интересуешься поп-музыкой. Не знаешь, кто записан на этом диске? — спросил я.
— Не знаю, по стилю похоже на Льюиса.
— Сомневаюсь. Мне кажется, это играет женщина.
Он замер, изобразив на лице удивление. Его глаза на мгновение сузились.
— Я не знаю ни одной женщины, которая бы так играла.
— А я знаю одну. Позавчера ночью я слышал ее в «Диком Пиано». Это некая Бетти Фрейли.
— Не слышал о такой.
— Перестань. Тэггерт, это ее пластинка.
— Да?
— Тебе лучше это знать. Ведь это ты выбросил диск в море. Скажи, зачем ты это сделал?
— Ответа не последует, потому что я этого не делал. Мне никогда не приходило в голову выкидывать хорошие пластинки.
— Думаю, тебе приходят в голову разные вещи. Например мысль о ста тысячах долларов.
Алан заерзал в кресле, его поза выдавала напряжение.
— Вы полагаете, что это я похитил Сэмпсона?
— Не ты лично. Я предполагаю, что вас целая компания: ты Бетти Фрейли и ее брат Эдди Лэсситер.
— Я о них в жизни не слышал.
Он глубоко вздохнул.
— Еще услышишь. С одной ты встретишься на суде, а о другом услышишь.
— Погодите, — раздраженно прервал Алан. — Вы нападаете на меня, потому что я выбросил эти диски?
— Так, значит, это твои пластинки?
— Конечно.
Его голос звучал искренне и трепетно.
— Я обнаружил, что у меня есть несколько дисков Бетти Фрейли, и избавился от них прошлой ночью после того, как услышал ваш разговор с полицией о «Диком Пиано».
— Ты всегда подслушиваешь чужие разговоры?
— Это произошло совершенно случайно. Я попал на ваш разговор, когда собирался позвонить.
— Бетти Фрейли?
— Говорю вам, что не знаю ее.
— Извини, я думал, что ты позвонил ей прошлой ночью, чтобы дать ей зеленый свет на убийство.
— Убийство?
— Убийство Эдди Лэсситера. Можешь не удивляться. Тэггерт.
— Но я ничего не знаю об этих людях.
— Ты знал достаточно, чтобы выбросить пластинки.
— Я слышал о ней и больше ничего. Знаю, что она играет в «Диком Пиано». Когда я услышал, что полиция интересуется этим заведением, то решил избавиться от этих дисков. Вы же знаете, как они цепляются ко всему.
— Не старайся одурачить меня, — усмехнулся я. — Невиновному человеку никогда бы в голову не пришло выбрасывать эти пластинки. Они ведь есть у многих, не так ли?
