Я принял душ, побрился, почистил зубы пастой с фтором, которая по вкусу напоминала рождественскую конфету. Надел темно-синий летний костюм с бронзовыми пуговицами на пиджаке и жилете, бледно-голубую сорочку, белый галстук с синими и золотыми полосами. Темные носки, черные мокасины с кисточками. Повесил пистолет под пиджак. Нужно наконец приобрести более изысканное оружие. С перламутровой рукояткой, в патентованной кожаной кобуре.
— Держись ко мне поближе, — сказал я Сьюзен, когда мы шли к машине. — Женский клуб Хайанниса может попытаться похитить меня, чтобы использовать в качестве сексуального идола.
Сьюзен взяла меня под руку.
— Лучше смерть, чем позор.
В машине Сьюзен повязала волосы платком, и я медленно поехал с опущенным верхом к мотелю. Мы выпили в баре по «маргарите», потом сели за столик у окна, через которое было видно озеро.
Выпили еще по «маргарите» и изучили меню.
— Никакого пива? — спросила Сьюзен.
— Не подходит по настроению. Быть может, выпью немного за обедом.
Я заказал сырых устриц и термидор из омара. Сьюзен выбрала устриц и запеченного фаршированного омара.
— Все расставляется по местам, Сьюзен, — сказал я. — Кажется, у меня все получится.
— Надеюсь, ты видел Нам Шепард?
— Вчера вечером.
— О?
— Да, я ночевал в своей квартире.
— О? Ну и как она?
— С тобой сравниться не может.
— Я не это имела в виду. Как ее состояние?
— О'кей. Думаю, тебе нужно с ней поговорить. У нее в голове все перепутано. Кажется, необходимо лечение.
— Почему? Ты пытался ее соблазнить, а она тебя отвергла?
— Поговори с ней. Думаю, ты можешь послать ее к хорошему специалисту. Они с мужем никак не могут договориться, какой она должна быть, и большую часть вины за это она берет на себя.
Сьюзен кивнула.
— Конечно, я с ней поговорю. Когда?
— Когда все закончится. Вероятно, послезавтра.
— Буду рада.
— Я не пытался ее соблазнить.
— А я и не спрашивала.
— Хотя все выглядело достаточно смешно. Я имею в виду, что мы много об этом говорили. Ее нельзя считать дурочкой, просто она запуталась, ведет себя недостаточно по-взрослому, трудно определить точно. Верит в некоторые губительные вещи. Как там у Фроста? «Он не сможет нарушить заветы отца»?
— "Треснувшая стена", — сказала Сьюзен.
— Да, очень на нее похоже, как будто она никогда не могла нарушить заветы матери или отца, даже когда они явно не срабатывали. Она просто нашла кого-то с другим набором заветов, которые тоже не могла нарушить.
— Роуз и Джейн? — спросила Сьюзен.
— У тебя чудесная память, — сказал я. — Помогает смириться с твоей настоящей внешностью.
— Таких женщин — масса. Я встречалась с ними в школе, на вечеринках. Жены преподавателей и директоров. Большинство таких женщин приходит со своими дочерьми, из которых вырастут такие же женщины.
— Фрост писал о мужчине, — сказал я.
Официантка подала устрицы.
— Это относится не только к женщинам?
— Да, мадам. Старина Харв так же плох, он так же не может нарушить заветы своего отца, так же слеп, как и Пам.
— Он тоже нуждается в лечении?
Устрицы были превосходными. Свежими, молоденькими.
— Да, мне кажется. Но еще мне кажется, что она более яркая личность, более сильная. У него не хватает мужества на лечение, а может, и мозгов. Я видел его в постоянном напряжении. Не исключено, он лучше, чем выглядит. Он любит ее, любит со всеми ее недостатками.
— Быть может, это один из заветов отца, который он не в силах нарушить?
— Быть может, все в нашей жизни — чей-нибудь завет, ничего, кроме заветов. А любить кого-либо, невзирая на недостатки, — не самый плохой из них.
— Сладкоречивый ты мой, — сказала Сьюзен, — как изысканно ты мне все объяснил. А сам ты любишь кого-нибудь, невзирая на недостатки?
— Ты все правильно поняла, милая.
— Снова пытаешься изобразить Богарта[10]?
— Да, оттачивал мастерство в зеркале заднего вида, когда мотался между Бостоном и Нью-Бедфордом.
Устрицы исчезли, появились омары. Пока мы занимались ими, я рассказал Сьюзен обо всем, что должно произойти послезавтра. Очень немногие могут сравниться с Сьюзен Силверман в технике поедания омара. Она не оставляла ни единой ножки с целым панцирем, ни единой впадинки с прилепившимся мясом. И в то же время она умудрялась не испачкаться и не выглядеть дикаркой.
Я мог только пораниться, если заказывал запеченного омара. Поэтому я старался заказывать термидор, или салат, или тушеное мясо, или еще что-то там, что уже освободили от панциря.
Когда я закончил говорить, Сьюзен сказала:
— Трудно все это держать в голове? Многое непредсказуемо. Многое не решено и останется таковым, если нарушится намеченный порядок.
— Да, все это нервирует.
— Ты таким не выглядишь.
— Привык. У меня неплохо получается такая работа. Должно выйти и на этот раз.
— А если нет?
— Тогда еще больше запутается, и я вынужден буду придумать что-то другое. Но я сделал все, что мог. Стараюсь не беспокоиться о том, что от меня не зависит.
— Предполагаешь, если все сломается, тебе удастся восстановить?
— Вероятно так. Или почти так. Я всегда был способен сделать то, что от меня требовалось.
На десерт мы заказали вкусный пирог с черникой и вернулись в бар попить ирландского кофе. На обратном пути в мотель Сьюзен откинула голову на сиденье, но платок не повязала и позволила ветру трепать волосы.
— Хочешь посмотреть на океан? — спросил я.
— Да.
Я поехал по Си-стрит к берегу и припарковался на стоянке. Было уже поздно, на берегу никого. Сьюзен оставила туфли в машине, и мы пошли по песку в сочной темноте, а океан мягко шумел, накатываясь на берег слева от нас. Я взял ее за руку, мы молчали. Где-то справа, в глубине, играл старый альбом Томми Дорси, а вокальная группа исполняла «Время от времени». Звук в неподвижности позднего вечера скользил над водой. Странный, несколько старомодный, но знакомый.
— Хочешь искупаться? — спросил я.
Мы сбросили одежду в одну кучу прямо на песок, забрели в черное зеркало воды и проплыли рядом и вдоль берега примерно с четверть мили. Сьюзен была сильной пловчихой, и мне не приходилось снижать темп, чтобы она не отставала. Я наблюдал за движениями ее белых плеч и рук, как они почти беззвучно резали воду. Все еще слышалась музыка. Певец, мальчишка, пел «К востоку от солнца, к западу от луны», а мужская вокальная группа подпевала. Сьюзен, плывшая впереди, вдруг остановилась и встала по грудь в воде. Я обнял ее скользкое тело. Она глубоко дышала, но не запыхалась, я чувствовал, как сильно колотится ее сердце совсем у моей груди. Она поцеловала меня, и соленый вкус океана смешался со сладким вкусом ее помады. Она откинула голову — мокрые волосы прилипли к ее лицу — и посмотрела мне в глаза. Капли морской воды блестели на ее коже. Зубы блестели очень близко, когда она улыбалась.
— В воде? — спросила она.
— В воде я еще не пробовал, — ответил я неожиданно охрипшим голосом.
— Я утону, — сказала она, повернулась и нырнула в сторону берега.
Я бросился за ней, догнал в полосе прибоя, мы легли на песок и занялись любовью, а Фрэнк Синатра и «Пайд Пайперс» пели «Случается и такое», а волны набегали на наши ноги. К тому времени как мы закончили, полуночный любитель музыки поставил альбом Арти Шоу, и мы стали слушать «Танцы в темноте». Немного полежали неподвижно, позволяя волнам ласково омывать наши тела. Начинался прилив. Накатилась волна покрупнее, и на мгновение мы оказались под водой. Мы вскочили, отплевываясь, посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Деборра Керр[11], — сказал я.
— Берт Ланкастер[12], — подхватила она.
— Отныне и вовек.
— По крайней мере, как можно дольше.
Мы прижались друг к другу на мокром песке и лежали, омываемые морем, пока наши зубы не застучали от холода.
Мы оделись, вернулись в мотель, вместе приняли очень горячий душ, заказали бутылку бургундского в номер, легли в постель, а затем потягивали вино и смотрели поздний фильм «Форт Апачи», один из моих любимых. Потом уснули.
Утром мы заказали завтрак в номер, а когда я в восемь тридцать выехал в Бостон, Сыо-зен еще лежала в постели, пила кофе и смотрела программу «Сегодня».
Суд графства Саффолк на Пембертон-сквер располагался в огромном сером здании, его трудно было заметить на восточном склоне Бикон-Хилла, потому что постройки нового Правительственного центра заслоняли его от Боудоин-сквер и Сколлей-сквер. Я припарковал машину на Боудоин-сквер, напротив административного здания Солтон-стейт, и поднялся по склону к зданию суда.
Усы Джима Кленси — как у Эррола Флинна[13] — смешно смотрелись на его круглом и блестящем лице, а волосы поспешно отступили ото лба к затылку. Сильвия и Макдермотт уже были здесь, а вместе с ними два парня, один из которых ужасно напоминал Рикардо Монтаблана[14], а второй — федерального агента. Макдермотт их представил. Рикардо оказался Бобби Сантосом, который в свое время мог стать уполномоченным по общественной безопасности. Федеральный агент — человеком из министерства финансов по имени Клаус.
