— Охренеть, — сказал Пайк. — Ты только посмотри.
— Что? — спросил Ноэль.
— Я его вырубил.
— Не может быть.
— Точно, взгляни. Одним ударом. Охренеть. Ты видел это? У меня такое в первый раз. Один удар, и он в отключке, как лампочка.
— Спасибо тебе, Господи, — запричитал Ноэль. — Спасибо.
В это миг Бэзил Смолбоун, пошатываясь, выбрался из дома, вытирая лицо полотенцем. Он звал Терри.
— Подойди сюда, — сказал Пайк, и Смолбоун в удивлении уставился на них.
— Это, что ли, ищешь?
— Терри, что случилось? — Бэзил упал на колени перед неподвижной фигурой Наджента.
— Его ударили, — ответил Пайк. — А сейчас он с феями.
— Терри…
— Я знаю, — сказал Пайк. — Он мерзавец, разве нет?
— Терри…
— Что это за хрен? — спросил Пайк.
— Бэзил Смолбоун, — ответил Ноэль. — Он с Терри.
— Так, Бэзил, — сказал Пайк. — Затаскивай Терри в вашу машину и убирайся к чертовой матери, понял? И чтобы я больше вас не видел… никогда.
— Что ты сделал с Терри?
— Я думаю, это вы называете ударом победителя, — заметил Пайк. — А теперь убери свой мешок с дерьмом.
Пока Ноэль ходил в дом, чтобы одеться, Пайк помог Бэзилу оттащить мертвецки тяжелое тело Терри к машине. От Бэзила шла жуткая вонь, он все время моргал, а его глаза были красными и воспаленными. Пайк знать не хотел, что с ним случилось.
Через десять минут Пайк с Ноэлем тоже готовы были ехать. Сара согласилась взять Кирсти и пожить несколько дней с ней и сыном у своей матери на другом конце города, на случай если Терри с Бэзилом решат вернуться. Отца Ноэля, героя дня, не удалось уговорить уехать. Его распирало от детской гордости.
— Я показал этим ублюдкам, правда, сынок? Правда? А?
— Ты показал им, папа.
— Если они когда-нибудь и посмеют вернуться, они получат от меня другой особый составчик, верно? Ха, ха. Он даже не понял, чем я его так.
— Отец, это было омерзительно.
— Ха, ха, ха.
Ноэля мучила сильная боль, но он отыскал старый тайник Чеса с таблетками и теперь перебирал их, в надежде найти что-нибудь полезное. Он погрузил руки в лед, но боль все равно отдавалась в голове, словно он схватился руками за оголенный провод.
Перед отъездом Пайк отвел Сару в сторону.
— Мне очень жаль, что все так получилось, — сказал он.
— Все в порядке. Немного волнений моей скучной жизни не повредят. Так или иначе, это была ночь, что надо.
— Я знаю. Это было… это было здорово.
— У тебя не очень с подбором слов, верно?
— Я не могу сказать то, что мне хочется: что я хочу увидеть тебя снова, что я хочу вернуться, когда все закончится, чтобы ты смогла разбудить меня. Ничего такого я сказать не могу.
— Послушай, «мистер Пайк». Я не хочу, чтобы ты возвращался. Вот таким, как сейчас. Ты — человек глубоко несчастный. Здесь что-то засело, — она постучала по его голове. — Здесь что-то спрятано, и я не хочу иметь с этим ничего общего. Ты запутался. А мне двоих детей не нужно, одного хватает.
— Да. — Пайк постарался улыбнуться. — Спасибо за все.
— Что ж, спасибо тебе, мистер Пайк. — Она официально пожала ему руку и передразнила его улыбку.
Пайк отвернулся и пошел прочь.
— Но если ты когда-нибудь все уладишь, — закричала Сара ему вслед. — Ты знаешь, где меня найти!
— Ты дошел до конца? — спросил Ноэль, тщательно просматривая таблетки, наполнявшие обувную коробку.
— Да.
— А конкретнее?
— Включи воображение.
— Так, значит, пока меня пытался заживо сварить Терри-Отморозок, ты насиловал мою соседку.
— Я ее не насиловал. Все, что мы делали, происходило по взаимному согласию.
— Ты скотина. — Ноэль закинул в рот какую-то таблетку.
— Полегче, Ноэль.
— У меня все болит, причем очень сильно. Серьезные проблемы требуют серьезных мер.
Пайк покачал головой.
Ночью в это время дорога была практически пуста и ехать было легко. Пайк признал, что вести большой зеленый «Мерседес-250» гораздо приятнее, чем его старый потрепанный «Форд-эскорт». Машина Чеса, наверное, была ровесницей его «форда», зато совсем другого класса. Кто-то явно следил за ней, может, и не Чес вовсе, «мерседес» скользил по дороге, а мощный двигатель работал как часы. Магнитола тоже оказалась получше, чем у Пайка. Ноэль нашел ее в багажнике. Чес оставил в бардачке кассету с Эл Грином,[45] и сейчас салон наполнили успокаивающие звуки музыки.
Тем не менее Пайк наслаждался бы дорогой гораздо больше, если бы не устал как собака. Этой ночью он совсем не спал, к чему не привык. Поначалу он хотел привести себя в норму, порыскав в коробке Чеса, но Ноэль не был уверен, что там находится, и Пайк не стал рисковать.
Высокие башни моста через Северн[46] смутно вырисовывались на фоне ночного неба. Пайк посмотрел на часы на приборной панели: было три часа утра.
— Пожалуй, остановимся в одном из придорожных мотелей, — сказал он. — А то я засыпаю за рулем.
— Если хочешь, поведу я, — предложил Ноэль.
— Ты не сможешь вести машину такими руками.
Ноэль поднял кверху ошпаренные руки и покрутил ими, оценивая их состояние. Руки покрылись красными пятнами и волдырями.
— Не знаю, — сказал он. — Можно попытаться не думать об этом.
— Там видно будет.
Пайк оставил машину на большой пустой стоянке возле павильона «Вид на мост Северн», и они вошли внутрь приветливо освещенного здания.
Они взяли себе по кофе и сели у окна с панорамой на огромный мост.
В кафе сидели разные люди: несколько водителей грузовиков, кучка молодых людей в кожаных куртках, похожих на членов поп-группы, одинокие мужчины в костюмах, да еще и целый автобус подростков-инвалидов в колясках. Здесь было тихо, но чувствовалась скрытая возбужденность, жажда приключений. Ведь все они бодрствуют далеко за полночь, когда другие люди давно спят. Эта ночь принадлежала им.
— Это не справедливо, — сказал Ноэль, все помешивая и помешивая кофе. — Я сколько лет сохну по миссис Уэллер, а ты только заскакиваешь сюда, говоришь: «Привет», а в следующий миг уже совершаешь бесплатную поездку в ее маленький рай. Ты всегда был везучим, когда дело касалось женщин, сукин сын. Она мне давно нравится.
— У нее такая классная стрижка. — Пайк зевнул.
— А причем тут стрижка?
— Это первое, что я замечаю в женщине.
— Стрижку?
— Думаю, я, так сказать, фетишист причесок. Всяких там затейливых, понимаешь? Я не имею в виду перманент. Например, косы. Господи, я обожаю косы. Любая прическа, где волосы как-то уложены.
— Маленькие косички?
— Конские хвосты, пучки… безумный стиль этих негритяночек в Лондоне, когда волосы переплетены и зачесаны. Иногда я иду за девушкой только потому, что ее волосы причудливо уложены сзади: в большой пучок, с бантиками или в косы, да, конечно. Мне даже начал нравиться стиль Ферджи[47] из той группы, ну ты знаешь, волосы у нее скручены в узелки и уложены накрест, словно плетеный хлеб. Сам удивляюсь, но мне ужасно нравится.
— Тебе нравится Ферджи?
— Мне нравится ее прическа. Неважно, она так уже не носит.
— Значит, она сейчас в безопасности?
— Конский хвост, шпильки, понимаешь, в испанском стиле. Мне нравится все в этом роде. Все позатейливей. Мокрая укладка, крашеные волосы, ирокезы… и как у Сары. Вообрази, мне нравилась Шинед О'Коннор,[48] и все благодаря волосам. Точнее, их отсутствию. А знаешь, что мне нравится больше всего?
— Что?
— Задняя часть шеи. Оголенная. Она сводит меня с ума.
— Господи Иисусе.
— Правда, в девяти случаях из десяти девушки в метро не соответствуют их прическе, не соответствуют задней стороне шеи. Я даже стараюсь не смотреть на лица. Предпочитаю их дофантазировать. Но вид шеи сзади просто обожаю.
— А я задницы люблю, — сказал Ноэль.
— Надо же.
— Задницы и длинные ноги. Ну, буфера, конечно. Симпатичное лицо. Длинные волосы. Думаю, больше всего мне нравятся длинные волосы.
— Длинные волосы, это хорошо, — заметил Пайк. — Длинные волосы, короткие волосы…
— Да, да. Я все понял: оголенная шея, блин.
Пайк снова зевнул и потер глаза. Он засыпал.
— Может, нам стоит найти гостиницу.
— Шотландский акцент, — вдруг сказал Ноэль.
— Хм?
— Почему-то я с ума схожу от шотландского акцента. Не могу устоять.
— Здорово.
Молодая девушка в блестящих серых брючках, зеленой рубашке и зеленой же бейсболке убрала мусор с их стола. Все работники здесь носили подобную униформу.
Пайк смотрел ей вслед. У него перед глазами все расплывалось.
— Так что ты об этом думаешь? — переспросил он. — Поищем, где поспать?
— Нет. Нам нужно поднажать, — ответил Ноэль. — Поедем дальше. Надо добраться до Кардигана.
Глаза Ноэля, потемневшие и широко открытые, сверкали. Он качался на стуле, продолжая помешивать кофе.