— Гиб, ты ничего не ответил. Ты не считаешь, что все это Сол?
Гиббонс по-прежнему сидел в кресле, не сводя глаз с экрана.
— Считаю, ты прав.
— И что же?
Гиббонс искоса глянул на Тоцци:
— И ничего. Мы не можем этого доказать. У него глухая защита. По больничным записям, последний раз он выходил на улицу девятнадцать месяцев назад. До вчерашнего дня.
— Значит, нанял кого-то.
— Кого же?
— Не знаю. Кого-нибудь из старой команды или независимого профессионала. Понятия не имею.
— И я не имею. — Гиббонс размышлял, глядя на экран. — В том-то и дело. У нас нет убийцы, связь которого с Иммордино можно установить, то есть, в сущности, нет ничего. Нам остается вести себя так, как мы ведем. Сидеть тихо, предоставив ему считать тебя мертвым, и продолжать расследование. Если он рвется на место Мистретты, то, возможно, забудет об осторожности, и нам удастся застукать его на горячем. Если повезет.
— Да... если повезет.
Тоцци закрыл глаза и устало потер лицо. Он не мог избавиться от образа Джона. Ночью будет бдение у гроба. Тоцци надеялся, что закрытого.
Проклятый Иммордино.
Иммордино, Иммордино. Тоцци хотелось забыть о нем хоть ненадолго. Этот гад занимал его мысли, не давал спать по ночам, мешал сосредоточиться. Должен жебыть какой-то способ уличить его. Должен.
Тоцци поглядел на профиль Гиббонса:
— А где сегодня твоя партнерша?
— Что? — Гиббонс увлекся бейсбольным матчем.
— Где Каммингс?
Берт оглянулся через плечо, нет ли поблизости Лоррейн.
— Не знаю и знать не хочу. С тех пор как она появилась, я не мог спокойно посмотреть ни единого матча. Надеюсь, сгинула.
— Приятно видеть тебя довольным.
Гиббонс хмыкнул, глядя на экран во все глаза.
— Майкл, -позвала с кухни Лоррейн.
— Да?
— Можешь зайти сюда на минутку? Я хочу спросить тебя кое о чем.
Тоцци, опершись руками о колени, поднялся с дивана, согнул и разогнул ногу, захромал на кухню. Он уже ходил без трости, хотя нога еще побаливала.
Лоррейн в вязаном мексиканском платье в оранжевую, синюю и серо-коричневую полосу сидела за столом, из кофейной кружки перед ней поднимался пар. Обеденные тарелки лежали в раковине.
— Хочешь кофе?
— Нет, спасибо, — отказался Тоцци.
Он выпил за эти дни столько кофе, что у него руки дрожат. Пил и глядел в пустоту, думая о Соле Иммордино, мечтая убить его, отомстить за Джона. Взяв стул, он сел напротив сестры.
— Ну, в чем дело?
Лоррейн на секунду поджала губы, скривив рот, словно не зная, с чего начать.
— Я слушаю тебя, Лоррейн.
Сестра вздохнула:
— Майкл, что у тебя с этой девицей?
Кровь бросилась в лицо Тоцци. Он заставил себя молчать, пока не схлынул гнев.
— Под «этой девицей», надо полагать, ты имеешь в виду Стэси?
— Да. Извини. Стэси.
— Как это понять, «что у меня с ней»?
— Видишь ли, я слышала, Стэси без ума от тебя. А ты, — как бы это выразиться, — отвечаешь на ее чувства?
Тоцци поднял взгляд к потолку. Ему до смерти хотелось бы ответить на чувства Стэси.
— Кто тебе об этом сказал? Каммингс?
Лоррейн кивнула:
— Мы с Мадлен беспокоимся о тебе, о вас обоих.
— Моя личная жизнь ее не касается, да и тебя тоже. Так что не беспокойтесь понапрасну, ладно?
— Но, Майкл, ты поступаешь некрасиво.
— "Некрасиво" — это как понимать?
— Ты, похоже, обращаешься с ней, как с... с живой игрушкой.
— С живой игрушкой? Ты сама это придумала? Что-то очень похоже на анализ доктора Каммингс.
— Майкл, я не обвиняю тебя ни в чем, но посмотрим правде в глаза. Твое обращение с женщинами не делает тебе чести. Боюсь, ты заставляешь Стэси страдать и сам не сознаешь этого.
Тоцци взял ее кружку и отхлебнул глоток. Поморщился. Кофе оказался сладким.
— Лоррейн, ты не понимаешь наших отношений. Это совсем не то, о чем ты думаешь.
— Ну так объясни.
Майк вздохнул. И этой надо объяснять, что он лишился мужской силы?
Сестра приподняла бровь и пожала плечами, поощряя его выложить все как есть.
Но у Тоцци язык не поворачивался сказать об этом. Черт возьми, он не смог бы откровенничать даже с Гиббонсом. Собирался излить душу Джону, но теперь об этом надо забыть. Вчера он наконец набрался мужества и спросил у врача, который лечил его ногу, может ли огнестрельная рана дать побочный эффект — импотенцию?
Врач серьезно засомневался, что эта проблема вызвана физическим состоянием. По его словам, импотенция почти всегда результат стресса. Тоцци признался, что у него было много стрессовых ситуаций, особенно со Стэси. Когда он объяснил, что избегал сношений с ней, боясь оскандалиться, врач ответил, что без подобной попытки нельзя знать наверняка, импотенция ли это. Тоцци лишь хмыкнул. Он знал свое тело, знал, что испытывал возбуждение рядом с такой женщиной, как Стэси. Врачу он не сказал ничего, но устраивать эксперименты со Стэси не хотел. Вдруг ничего не выйдет? Казнись тогда всю жизнь. В конце концов врач посоветовал ему обратиться к психиатру, если так будет продолжаться и дальше.
Замечательно. Может, стать на часок пациентом доктора Каммингс? Ей он мог бы рассказать о своем бессилии, о том, как его сводит с ума невозможность удовлетворить ожидания Стэси. Это будет не слишком тяжелым стрессом. Ну, разумеется.
Зазвонил белый настенный телефон возле холодильника. Лоррейн не собиралась снимать трубку. Звонок прекратился. Наверное, на вызов ответил Гиббонс из гостиной.
— Майкл, будь порядочен в отношениях с ней. Хоть раз в жизни не веди себя, как самец.
— Лоррейн, ты о чем?
— Майкл, я знаю тебя. Сколько ты знаком со Стэси? Полторы недели, и уже подумываешь, как бы порвать с ней. Так ты поступал с каждой женщиной, какую я видела рядом с тобой. Но Стэси слишком привлекательна, чтобы упускать ее, поэтому ты занял выжидательную позицию.
— Это неправда.
— Майкл, будь откровенен. С женщинами ты неласков. Не способен видеть в женщине личность. Вот и Стэси тоже для тебя Мисс Накачивайся, не больше.
— Лоррейн, ты просто ничего не соображаешь.
— Прекрасно соображаю.
Тоцци не верил своим ушам. Казалось, это говорит Каммингс, а не его сестра.
— Лоррейн, у меня сейчас тяжело на душе. Я сам во многом не могу разобраться и...
— Не надо оправданий, Майкл. Возможно, из-за тебя на душе у Стэси еще тяжелее. Она хочет выяснить, как тебе представляются ваши дальнейшие отношения, а ты ни туда, ни сюда. Ведь ей всего... сколько? Двадцать один — двадцать два? девушка ждет от тебя инициативы. Вот почему я считаю, что тебе надо что-то решать. Как говорится — какай или слезай с горшка.
— Но...
Вошел Гиббонс, завязывая на ходу галстук.
— Поднимайся, Тоцци. Пора ехать.
— Куда?
— В контору. Звонил Иверс. Хочет немедленно нас видеть.
— Нас? Я еще в отпуске по болезни.
Гиббонс пожал плечами:
— Он подчеркнул, что хочет видеть и тебя.
Тоцци глянул на кухонные часы:
— Уже полдевятого. Он все еще в офисе?
— Да. Говорит, только что принесли несколько заключений из лаборатории. Пошли. Я сказал, что мы успеем к девяти.
Тоцци привстал и поводил коленом из стороны в сторону. Лоррейн осуждающе глядела на него. Он молча пожал плечами:
— Договорим в другой раз, ладно, Лоррейн?
— Да, не сомневаюсь.
Тон усталый и насмешливый.
— О чем это вы? — спросил Гиббонс, надевая пиджак.
— Ни о чем.
Тоцци оттянул носок и выпрямил ногу.
Взгляд Лоррейн по-прежнему обвинял.
Гиббонс нагнулся и чмокнул ее в щеку:
— Пока.
— Да, Лоррейн, пока, — подхватил Тоцци. — Спасибо за обед.
Не хватало ему еще осуждения двоюродной сестры.
Тоцци повернулся и пошел к двери, Гиббонс следом на ним.
Из коридора Тоцци услышал бренчание тарелок и приборов в раковине. Лоррейн принялась за мытье посуды.
Значит, какай или слезай с горшка. Она не понимает. И никогда не поймет. Она женщина. Глубоко вздохнув, он вышел из парадной двери.
* * *
Устроившись в кабинете Иверса на зеленом кожаном диване, Мадлен Каммингс листала лежащую перед ней стопку распечаток. Иверс сидел в одном из кресел, склонясь над бумагами, разложенными на кофейном столике. Похоже, они провели тут немало времени. Гиббонс предупреждающе взглянул на Тоцци, когда они вошли в кабинет, и стиснул зубы. Какого черта здесь делает Каммингс?
Иверс посмотрел на них поверх очков:
— Присаживайтесь. Мы тут обнаружили кое-что в связи с убийствами Мистретты и Бартоло.
Гиббонс снова обратил взгляд на Тоцци, но тот лишь пожал плечами. Придвигая стул, он недовольно обозрел кофейный столик с разложенными бумагами.
Иверс откинулся назад, снял очки и потер переносицу:
— Мадлен, может, введете их в курс дела?
Верхняя губа Гиббонса искривилась. Мадлен? Давно ли он ее так называет?
