— И что же вам рассказал мистер Хоуп?
— Мисс Брэчтмэнн, — сказал Мэтью, — я разговаривал с одним человеком по имени Энтони Холден… Ведь его-то вы знаете?
— Этого скота я знаю.
— И он утверждает, что причина, по которой вы уволили его…
— Я уволила его, потому что он вор!
— Но у него другая версия.
— Этот человек — вор! Он вымогал обратно у наших солодовников выплаченные им деньги. Он воровал, мистер Хоуп. Потому-то я его и уволила.
— А у вас есть доказательства этого воровства?
— Да.
— Тогда почему же вы не отдали его под суд? Если Холден в самом деле был вором, значит, ваши слова не являлись клеветой.
— Неужели вы думаете, что я этого не понимаю? Но зачем было трепать в суде имя Брэчтмэннов? Мы же производим пиво, мистер Хоуп, а не сенсационные газетные заголовки. Я расплатилась с ним и считаю, что это — меньшее зло.
— Вы сошлись с ним на полумиллионе долларов, это верно?
— Да.
— Столько же вы заплатили и Чарльзу Эбботу.
— О, Бог мой, — сказала Софи, — снова этот паршивый пес.
— Боюсь, что так.
— Молодой человек, ведь вам уже известно, что я отказалась дать мистеру Эбботу хотя бы пенни!
— Да, вы вышвырнули его вон.
— И теперь вы снова являетесь и говорите мне…
— Я говорю о деньгах, которые вы заплатили ему в шестьдесят девятом, — сказал Мэтью. — Полмиллиона долларов.
— Это он вам сказал? — спросила Элиза. — Будто мы дали ему… Он лжец. С какой стати мы бы…
— Чтобы избавиться от него, — сказал Мэтью.
— Не говорите глупостей.
— И чтобы сбыть с рук ребенка.
— Какого еще ребенка?
— Вашу дочь, — сказал Мэтью. — Элен Эббот.
— У меня нет никакой дочери, — сказала Элиза.
— Мисс Брэчтмэнн, — начал Блум, — вот тут у меня есть…
— Выметайтесь отсюда, — сказала Софи. — Оба! Вы не имеете права являться сюда и вторгаться в наши… частные владения.
— Мисс Брэчтмэнн, — снова сказал Блум, — у меня ордер, который дает мне полномочия произвести…
— Что?! — воскликнула Софи.
— Ордер на обыск, мадам. Буду признателен, если ваша дочь прочитает его. Он дает мне полномочия…
— Ничего подобного она делать не будет, — отрезала Софи. — А вам следует немедленно покинуть этот дом.
— Нет, мадам, я не собираюсь этого делать. — Блум и помахал перед ними ордером. — Это подписано должностным лицом окружного суда, и это дает мне право…
— В таком случае, как мне известно, вы не будете возражать, если я позвоню своему адвокату. — Софи потянулась к телефону.
— Вы можете позвонить хоть генеральному прокурору, если пожелаете, но это никак не помешает мне обыскать это помещение.
— Для чего? Что вам нужно здесь, мистер Блум?
— Две вещи, — сказал он и снова протянул ордер Элизе. — Если бы вы прочитали этот…
— Не прикасайся к этой бумажке! — закричала Софи. — Убирайтесь вон из моего дома, мистер Блум! И заберите с собой этого любителя грязных делишек!
— Все нормально, — вдруг сказала Элиза.
Голос ее звучал глухо, глаза смотрели рассеянно.
— Элиза… — сказала мать.
— Позвольте взглянуть на ордер.
— Элиза!
— Дайте мне его, пожалуйста.
Она протянула руку. И Блум отдал ей ордер. Она развернула его и молча принялась читать. Потом подняла глаза.
— Револьвер «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, — произнесла она.
— Да, мисс. Таков калибр и модель револьвера, из которого был убит офицер полиции по имени Чарльз Маклин ночью в среду.
— И вы думаете, что револьвер находится в нашем доме?
— Да, он может оказаться здесь.
— И эти фотографии? Вы считаете, что они тоже могут быть здесь?
— Да, мисс.
— Фотографии младенца и ее матери, как сказано в ордере. — Ее голос дрогнул на слове «матери».
— Да, мисс.
— Мои фотографии и моего ребенка, как сказано в ордере.
— Маленькой девочки по имени Хэлен Эббот, — сказал Блум. — С бусинками на запястье, на которых написано ее имя.
Элиза взглянула на мать и сказала:
— Ты же видишь, они все знают.
В ее глазах были слезы.
Леона отодвинула книгу «Договора» Корбина на полке в кабинете Фрэнка. Там лежал кольт «кобра» двадцать второго калибра. Она взяла его в руку, повертела и положила на письменный стол Фрэнка. Поставила книгу обратно на полку. Потом сняла пару томов словаря «Законов о неграх» и, достав из-за них коробку с патронами, положила ее на письменный стол. Потом поставила тома обратно на полку. Она улыбнулась, села за стол в кресло-вертушку Фрэнка и принялась заряжать револьвер так, как показывал Бобби Ньюкс, маленький человечек в оружейной лавке, который знал все о смертоносном оружии.
Защелкнув цилиндр, она положила револьвер в сумочку. Настенные часы показывали без двадцати двенадцать.
Она глубоко вздохнула и направилась к автомобилю.
Обе женщины наперебой пытались объяснить все Мэтью и Блуму.
— После звонка Хэрли, — говорила Софи, — я поняла, что мы снова попали в беду. Визит Эббота в наш дом был опасен. Вообще-то, после того… после несчастного случая с ним я не думала, что снова увижу его.
— Но потом появилась Хэлен, — сказала Элиза.
— Да. Эта Хэлен.
Женщины посмотрели друг на друга.
— Я должна признать… это сходство. — Софи потом покачала головой и вздохнула.
— Да. — Элиза тоже вздохнула.
— Твои волосы, твои глаза…
— Только голубые.
Обе женщины вздохнули.
— Понимаете ли, джентльмены… — произнесла Софи снова вздохнула. — Отдать вот так… ммм… внучку было… было совсем непросто.
— Отдать дочь, — сказала Элиза.
— Но, видите ли, — продолжала Софи, — я понимала, что если мой муж узнает об этом… если бы нам не удалось скрыть это от Франца, то ведь… он бы убил их обоих. Сначала этого сопливого пса, Чарльза, а потом и Элизу. Я думаю, он убил бы свою собственную дочь. За то, что она обесчестила наш дом.
— Опозорила имя Брэчтмэннов.
— Имя, которое символизировало достоинство и — Дело.
Женщины замолчали. Над океаном все еще поднимался туман, он клубился в высоких окнах, толпой молчаливых призраков из прошлого; призраки глядели на двух несчастных женщин, которые мучительно пытались разобраться в содеянном ими почти двадцать лет назад, пытались оправдать себя, свое решение.
— Мы были вынуждены вычеркнуть их из нашей жизни, — сказала Софи. — И Эббота, и ребенка. Чтобы защитить Элизу… защитить наш дом…
— Дом? — спросил Мэтью.
— Да, и дом тоже, но, наверно, в первую очередь — пивоварни.
Мэтью кивнул. А Софи снова вздохнула.
— И все-таки, когда она вернулась, взрослая женщина, беременная… о, Боже милостивый, беременная, как и она тогда, столько лет назад… и так похожа… будто время повернуло вспять.
— Мама, пожалуйста…
— О, Боже милостивый, и называла меня бабушкой…
Софи закрыла лицо руками.
— Подумайте сами, — сказала Элиза, — если уж защитить этот дом было важно тогда…
— …то теперь это стало еще важнее, — подхватила Софи. — Как мы могли признать ее? И размотать весь клубок, который катился из прошлого?
Софи покачала головой.
— Я попросила ее уйти, сказала, что у нее нет здесь матери и бабушки. И чтобы она никогда больше не приходила сюда. А она сказала, что у нее есть доказательство. Хотя я знала, никакого доказательства не было.
Тикали часы, стоявшие на каминной полке. С портрета неприязненно смотрел Джекоб Брэчтмэнн.
— А потом позвонил этот Хэрли, — сказала Элиза.
— И объявил нам, что знает об этих фотографиях.
— Вот потому-то я и поехала к Джонатану…
Джонатан… Джонатан… Вернемся назад. Еще не наступил рассвет тридцатого января… Элиза еще не знает, как она уладит это противостояние. Шел дождь, и она была соответственно одета: черные брючки-слаксы и черная вязаная кофта, черный дождевик и черная шляпа и припущенными полями, делающая ее похожей на Грету Гарбо. Так как было довольно холодно, надела и перчатки, тоже черные. Припарковав автомобиль у Пеликанового рифа, пошла по побережью к его дому. По дороге она проигрывала предполагаемый разговор. Ей очень не хотелось идти к нему, тем более просить об одолжении. Он столько раз наносил ей обиды, которые не забыть. И столько раз она мечтала о нем и не могла отделаться от мучительной игры: что было бы, если бы… Если бы он не был гомосексуалистом. Но он им был. Если бы он не сказал ей, что у их отношений нет будущего. Но он так сказал. И неизбывная жалость к себе: ах, если бы я его не встретила, если бы не легла с ним в постель… тоже с этим терзающим «если».
