Он оглядел меня с головы до ног, и его зеленые глаза весело блеснули.
— Скорее всего ты один там будешь в костюме. Иногда, правда, туда заглядывают торговцы, но сейчас для них рановато. Впрочем, ты никого этим не шокируешь. Мясники — люди широких взглядов. Никто тебя не осудит.
— Рад слышать.
Мы оказались в районе мясной торговли. Вдоль улицы тянулся мясной рынок, повсюду работали разделочные центры. Люди в фартуках, как у Баллу, сгружали с огромных грузовиков мясные туши, закрепляли их на свисавших с металлических подвесных рельсов крюках. Воздух пропитал стойкий запах мяса, он был сильнее, чем вонь выхлопных газов. Вдали я увидел повисшие над Гудзоном и высотными жилыми домами черные облака. Не будь этих современных зданий, можно было бы представить, что мы перенеслись в далекое прошлое. А если бы еще и грузовики заменить лошадьми с телегами, то создалась бы иллюзия, что Баллу затащил меня в девятнадцатое столетие.
Он привел меня в бар на улице Вашингтона, неподалеку от ее пересечения с Тринадцатой. Вывеска была самой простой — «Бар». Если у этого заведения и имелось другое название, то оно держалось в секрете. Мы прошли в небольшой зал, дощатый пол которого был щедро посыпан опилками. Меню сообщало, что здесь подавали бутерброды, у стойки кипел кофейник. Меня это обрадовало: для кока-колы было рановато.
Над стойкой возвышался крупный здоровяк с короткой стрижкой и пышными усами. Перед ним сидели трое, причем двое — в обильно орошенных кровью передниках мясников. Около полудюжины квадратных столов из потемневшего дерева еще пустовало. Баллу взял в баре стакан виски, кружку черного кофе и провел меня к самому дальнему от двери столу. Я сел. Он тоже хотел было занять свое место, но, глянув на стакан, увидел, что тот налит не доверху. Вернулся в бар, взял бутылку виски. Оно было не столь выдержанным, как то, что он пил в своем заведении.
Обхватив стакан огромной лапой, он поднял его над столом в немом приветствии. В ответ я приподнял кружку с кофе. Он отхлебнул виски так, словно это была вода.
Затем Баллу сказал:
— Нам надо поговорить.
— И я так думаю.
— Похоже, ты обо всем догадался, едва я взглянул на снимок. Верно?
— Кое-что я действительно заметил.
— Признаюсь, ты меня просто ошарашил! Заявил, что пришел поговорить о несчастном Эдди, потом мы поболтали о том о сем, не так ли?
— В общем, да.
— И я подумал, какой же ты хитрый сукин сын! Отвлек мое внимание, а потом взял и выложил это фото на стол. Я прав, Мэтт?
— Да. Вначале у меня не было оснований связывать тебя или Нейла с ней. Я действительно пытался разобраться с твоей помощью в том, что мучило Эдди.
— Ну, и у меня не было причин держаться настороженно. Я ведь ни черта не зная об Эдди и о его проблемах.
Он допил виски и поставил стакан на стол.
— Мэтт, ты уж извини, но тебе придется пройти в мужскую комнату, чтобы я мог проверить, нет ли у тебя магнитофона.
— Господи!.. — вздохнул я.
— Не стану ходить вокруг да около: я хочу рассказать тебе все, что об этом знаю. Но я не смогу это сделать, пока не буду знать точно, что ты чист.
В крошечной, зловонной уборной было сыро. Вдвоем там поместиться нам не удалось, и он остался снаружи, держа дверь открытой. Я снял пиджак, рубашку и галстук, опустил брюки. Он рассыпался в извинениях. Пока я одевался, он держал мой пиджак. Повязывая галстук, я не торопился. Наконец, забрал у него свой пиджак. Мы вернулись за стол и сели. Он снова наполнил стакан виски.
— Девушка мертва, — сказал он.
Во мне что-то оборвалось. Я и раньше предполагал, что она погибла, просто чувствовал это, но, похоже, где-то в глубине души все-таки не переставал надеяться на лучшее.
Я спросил:
— Когда это случилось?
— Где-то в июле. Точной даты не знаю. — Его пальцы судорожно сжали стакан. — До того как прийти ко мне, Нейл работал за стойкой в каком-то заведении для туристов.
— В «Замке друидов».
— Конечно, ты это уже выяснил. Он проворачивал там кое-какие делишки.
— Химичил с кредитными карточками.
Он кивнул.
— Как-то он заявился с этой идеей ко мне, и я его кое с кем свел. Меня самого его предложение не заинтересовало, хотя на махинациях с пластиковыми карточками и можно было загрести кучу денег. Дело это непростое: цифры так и пляшут, так и путаются. Однако для заинтересованных лиц его замысел оказался золотым дном. Они ухватились за тот ресторан и предоставили ему свободу действий.
— Там он и познакомился с Паулой?
Он кивнул.
— Она знала, чем он занимается, и помогала ему. Прежде чем передать карточку кассиру, она снимала с нее данные на своем аппарате. Иногда клиенты сами передавали ей дубликаты счетов для уничтожения, а она сохраняла их для Нейла. После его ухода она еще какое-то время работала там и по-прежнему приносила ему копии счетов. В двух-трех местах у него были такие помощницы. Позднее она ушла из ресторана, потому что ей надоело прислуживать клиентам.
Подняв стакан, он отпил виски.
— Она переехала к нему. Свою комнату тем не менее сохранила, чтобы родители ничего не заподозрили. Иногда забегала в мой бар, пока он работал, но чаще дожидалась окончания его смены. У него были дела не только в «Открытом доме».
— Так и не прекратил махинации с кредитными карточками?
— Это продолжалось недолго. Но скоро он подыскал себе и другие занятия. Например, достаточно было назвать модель и год выпуска тачки, и он тут же крал ее. Пару раз вместе с другими парнями он чистил грузовики. Это приносит хорошие деньги.
— Не сомневаюсь.
— Подробности не существенны. Он отлично справлялся с делами, которыми ему приходилось заниматься. Меня, однако, тревожило, что она постоянно крутилась поблизости.
— Почему?
— Рядом с нами ей было не место. Не та натура. Чем занимается ее отец?
— Продает японские автомобили.
— И уж, конечно, не ворованные?
— Думаю, да.
Открыв бутылку, он поднял ее и поинтересовался, не хочу ли я еще чашку кофе.
— Хватит, — ответил я.
— Мне бы и самому пора перейти на кофе. Но когда провожу столько времени на ногах, виски для меня — как кофе. Вроде горючего, которое заставляет мотор работать. — Он наполнил стакан. — Она была чудесной, богобоязненной девушкой из Индианы. Могла, конечно, и украсть, но лишь для того, чтобы пощекотать себе нервы. К такой нельзя относиться с доверием. Ведь воровать от скуки — почти столь же скверно, как убивать ради удовольствия. Настоящий вор крадет не для развлечения, а потому, что нуждается в деньгах. И только лучший из воров крадет потому, что он вор.
— Что же случилось с Паулой?
— Однажды она услышала нечто такое, чего ей не следовало знать.
— Что именно?
— Тебе эти сведения ни к чему. А впрочем, какая разница! Итальяшки приволокли груз героина и продали его, а кто-то перестрелял их всех и прикарманил деньги. Кое-что об этом промелькнуло в газетах. Там, как всегда, изрядно наврали, но, может быть, ты припоминаешь эту историю?
— Помню, читал об этом.
— Нейл отвез ее на ферму. У меня есть ферма в графстве Ольстер. Записана она на чужое имя, но принадлежит мне, как эта машина и грогановский кабак.
Он отпил виски и продолжил:
— У меня нет ничего своего, ты можешь в это поверить? Один приятель одалживает мне свою тачку, другой приглашает пожить у него на квартире. А на ферме устроилась супружеская чета из графства Уэстмит. Старику всегда нравились те места. Он расположился там с женой, и по бумагам это его собственность. Он доит коров и откармливает кабанчиков, а она выхаживает цыплят и собирает яйца. Я же могу заявляться туда в любое время и жить, сколько мне заблагорассудится. Это на тот случай, если какой-нибудь ублюдок из налоговой инспекции захочет узнать, откуда у меня деньги. Какие у меня могут быть деньги? Разве это я покупал все, чем пользуюсь?
— Значит, Нейл жил с Паулой на ферме? — переспросил я.
— Уж слишком вольно там все себя чувствовали: распустились, мололи языками, что ни попадя. Вот Паула и услышала чересчур много. Ты знаешь, какой она была: начни кто-нибудь задавать ей вопросы, эта богобоязненная белая девушка из Индианы тут же все и выложила бы. Поэтому я сказал Нейлу, чтобы он от нее избавился.
— Ты приказал ему убить ее?
— Да никогда!
С громким стуком он опустил стакан на стол. Сначала я даже подумал, что это мой вопрос вызвал его гнев.
— Никогда я не говорил, что ее следует убить. Я намекнул, что он должен от нее избавиться! — воскликнул Баллу. — Я предложил отправить ее из Нью-Йорка куда-нибудь подальше. Не будет она здесь болтаться — не будет и опасна. В Индиане никому в голову не придет задавать ей вопросы: ни полиции, ни тем, кто любит совать нос в чужие дела. Если бы она осталась здесь, то вполне могли возникнуть проблемы.
— Выходит, он неверно истолковал твой приказ?
— Ничего подобного! Вернувшись с фермы, он сказал мне, что все улажено. Якобы Паула самолетом вылетела в Индианаполис, и мы больше никогда о ней не услышим. Собираясь домой, она рассчиталась за комнату, и, если вдруг кто-то о ней вспомнит, то никаких концов не найдет.
