— Это ты забрал его из бара вчера ночью?
— Да, это сделал я.
— И отвез в графство Ольстер? Кажется, так оно называется? На ферму?
— Оставался там всю ночь?
— Да. Дорога неблизкая. Надо было спешить, чтобы не пропустить утреннее богослужение.
— Обедню мясников?
— Обедню мясников, — подтвердил он.
— Наверное, поездка была нелегкой? — заметил я. — Гнать машину туда и обратно утомительно. К тому же ты, конечно, пил?
— Действительно. Верно и то, что дорога утомительна. Но, знаешь, шоссе в это время суток совершенно свободно.
— Тоже справедливо.
— Туда я ехал не один, — сказал он. — У меня был спутник.
— А по дороге назад?
— Я включил радио.
— И помогло?
— Да, — ответил он. — В «кадиллаках» устанавливают замечательные радиоприемники: колонки сзади и впереди, звук чист, словно добротное виски. Знаешь, в тот свинарник ее тело попало не первым.
— Но и не последним?..
Сжав губы, он кивнул. Глаза его не изменили выражения. Они напоминали мне зеленый кремень. Если, конечно, такой камень существует в природе.
— Нет, не последним, — признался он.
Выйдя из бара на мясном рынке, мы прошли по Тринадцатой до Гринвич-стрит, а потом по Четырнадцатой — до того места, где Баллу оставил машину. Он предложил подбросить меня до центра, но я отказался. Мне будет проще добраться туда на метро, чем ему справиться с пробками Нижнего Манхэттена. Мы недолго постояли. Потом он хлопнул меня по плечу и уселся за руль. Я двинулся в сторону Восьмой авеню, к станции метро.
Добравшись до Нижнего Манхэттена, я первым делом поискал телефон-автомат. Мне не хотелось звонить с улицы. В холле административного здания я наконец нашел то, что нужно. У кабины телефона-автомата в отличие от уличных даже была дверь, за которой я мог укрыться.
Сначала я позвонил Вилле. После того как мы обменялись приветствиями, я, оборвав ее буквально на полуслове, сказал:
— Паула Хольдтке мертва.
— Какой ужас! Но ты же предполагал это давно.
— К сожалению, моя догадка подтвердилась.
— Тебе известно, как это произошло?
— Знаю даже больше, чем хотелось бы. Не буду распространяться об этом по телефону. В любом случае теперь мне надо связаться с ее отцом.
— Не завидую тебе.
— Да, — сказал я. — У меня есть еще кое-какие дела, но потом я хотел бы встретиться с тобой. Пока не знаю, долго ли буду занят. Ты не против, если я зайду к тебе между пятью и шестью часами?
— Буду дома.
Повесив трубку, я присел на минуту. Стало душно, и я приоткрыл дверь. Чуть погодя, снова ее захлопнул. В кабинке вспыхнул свет. Я снял трубку, набрал 0 и 317, а затем номер в Манси. Когда раздался голос телефонистки, я назвал свою и его фамилии и подчеркнул, что хочу позвонить за счет господина Хольдтке.
Он поднял трубку, и я сказал:
— Говорит Скаддер. Я потратил безрезультатно массу времени, но неожиданно ситуация стала проясняться. Мне известно пока не все, но я подумал, что пора связаться с вами. Хорошего мало.
— Ясно.
— Должен сказать, господин Хольдтке, все оказалось хуже, чем я думал.
— Этого и я боялся, — вздохнул он. — Именно этого мы с женой и опасались.
— Возможно, уже сегодня вечером или, что более вероятно, завтра я буду знать больше. Тогда снова позвоню вам. Я понимаю, что вы и госпожа Хольдтке не отходите от телефона, надеясь на хорошие известия, поэтому хочу предупредить вас: их не будет.
— Ценю ваше внимание, — сказал он. — На работе я задержусь до шести, а потом буду ждать звонка дома.
— Я свяжусь с вами.
* * *
Следующие несколько часов я ходил по учреждениям. Нужные сведения, как правило, были у тех людей, к которым я обращался, но, чтобы их получить, требовалось кое-кого подмазать. Таков Нью-Йорк. Почти все чиновники городской администрации рассматривают свое жалование как компенсацию того, что они вообще являются на работу. Если же им действительно приходится что-то делать, то они обычно рассчитывают на дополнительное вознаграждение за свои усилия. Контролеры ждут взятку, чтобы подтвердить безопасность лифтов. Чиновники взимают плату за то, что выдают разрешения на строительство или смотрят сквозь пальцы на реальное или воображаемое нарушение порядка в ресторане, то есть за работу, для выполнения которой собственно, их наняли. Это, должно быть, изумляет приезжих из других городов, хотя те, кто бывал в арабских странах, вероятно, находят такое положение дел нормальным.
Я не требовал от них ничего особенного, поэтому взимаемые с меня поборы были терпимыми. Всего-то и раздал я долларов пятьдесят, ну, может, чуть больше. Зато в итоге разузнал все, что требовалось выяснить.
Около полудня я набрал номер координационного центра общества «Анонимные алкоголики» и, сказав дежурившему у телефона добровольцу, что у меня нет с собой расписания собраний, поинтересовался, не будет ли проводиться встреча где-нибудь рядом с городской мэрией в полдень. Он продиктовал мне адрес дома на Чамберс-стрит, и я успел туда добраться к тому времени, когда начали читать вступительное слово. Пробыл я на встрече около часа. Не уверен, слышал ли хоть одно слово, да и сам не выступал. Мое участие в собрании свелось только к факту самого присутствия и к жертвованию традиционного доллара на расходы общества. И все же, уходя, я был доволен, что побывал там.
После собрания съел гамбургер, выпил стакан молока, затем посетил еще несколько учреждений, где продолжил раздачу взяток муниципальным служащим. Когда, наконец, я покинул последнюю контору, пошел дождь. Я направился к метро. К тому времени, как я вынырнул оттуда на Пятнадцатой улице и повернул в сторону Северного Мидтауна, опять распогодилось.
До участка я добрался только к половине четвертого. Джо Деркина не было. Я сказал, что подожду. Если же он позвонит, я попросил предупредить его о том, что у меня к нему важное дело. В конце концов он позвонил, и ему передали мою просьбу. Войдя в кабинет, он первым делом осведомился, что за важные обстоятельства привели меня к нему.
— Все важно, — ответил я. — Ты же знаешь, как высоко ценится мое время.
— Около доллара за час?
— Иногда и выше.
— Не дождусь, когда срок моей службы в полиции дотянет до двадцати пяти лет, — сказал он. — Сразу перейду в частный сектор и начну зашибать большую деньгу.
Мы уселись у его стола. Я достал из кармана листок бумаги с именем и адресом и положил перед ним. Он посмотрел сначала на него, потом на меня и спросил:
— И что дальше?
— Жертва ограбления и убийства.
— Знаю, — произнес он. — Припоминаю это дело. Оно закрыто.
— Нашли виновного?
— Нет. Но мы знаем, кто он. Изворотливый гаденыш! Он уже не раз действовал таким образом: проникал в квартиры с крыш по пожарной лестнице. Мы не смогли предъявить ему обвинение по этому делу, но повесили на него кучу других, по которым удалось собрать неопровержимые улики. Назначенный судом адвокат добился снижения наказания в обмен на признание подсудимым вины, но парень все равно схлопотал — сразу не вспомню — несколько лет. Могу уточнить.
— Значит, по делу об убийстве у вас не было против него доказательств.
— Да. Мы вынуждены были прекратить расследование. Да и что мы могли поделать: не нашлось ни свидетелей, ни прямых улик. А что?
— Мне бы хотелось посмотреть протокол вскрытия.
— Зачем?
— Скажу тебе позднее.
— Ее ударили ножом. Что еще ты хотел бы знать?
— Мы поговорим об этом позже... А пока ты будешь этим заниматься...
— Что еще?
Достав другой листок бумаги, я положил его на стол.
— Вели принести еще и протоколы вскрытия этих погибших.
Он уставился на меня:
— К чему ты клонишь?
— Джо, ты же сам сказал, что я словно собака с одной-единственной костью. Будь у меня иные заботы, разве стал бы я цепляться за это дело? Но ты же знаешь поговорку: праздные руки за черта работают.
— Мэтт, не ходи вокруг да около. Ты действительно что-то раскопал?
— Подождем немного: надеюсь, тебе удастся заполучить протоколы, — ответил я. — Тогда и узнаешь, на что я наткнулся.
К моему приходу Вилла надела белые «ливайсы» и шелковую блузку померанцевого цвета. Распущенные волосы прикрывали ее плечи. При помощи специального устройства она открыла парадную дверь и встретила меня на пороге легким поцелуем. Отстранившись, с озабоченным видом сказала:
— Ты выглядишь утомленным. Замотался?
— Совершенно не спал прошлой ночью. И с раннего утра опять на ногах.
Пропустив меня вперед, захлопнула дверь.
— Почему бы тебе не прилечь? — спросила она. — У тебя есть время?
— Я слишком взвинчен. К тому же еще предстоит провернуть массу дел.
— Зато сегодня я смогу угостить тебя настоящим кофе! Утром зашла в магазин, похожий на рай для богатеньких, где продают кофе пятидесяти сортов, каждый из которых дороже другого. Похоже, что цену там устанавливают на каждое зернышко, причем продавцы могут рассказать, откуда оно доставлено и что за навоз использовали в качестве удобрения. Я купила три разных сорта — по фунту каждого, а заодно и кофеварку, которая разве что только пить кофе не умеет. Налью тебе чашечку. Я попросила размолоть зерна. Правда, в магазине попытались всучить мне и кофемолку, чтобы я пила только свежайший кофе, но я подумала, что пора остановиться.
