— Не мое дело, но все это достаточно дорого стоит, не так ли? — Я обвел рукой комнату.
Она пожала плечами:
— Наверное, да. Отец мне помогает. Ему хочется, чтобы я так жила.
Говоря это, она не смотрела на меня. Даже если бы я не знал, сколько на самом деле дает ей отец, ее ложь была видна невооруженным глазом. Хотя я и оставался в недоумении, но понял, что это не мое дело, и переменил тему разговора.
— А что случилось с вашей камерой?
— Она не включается.
Ее палец коснулся тыльной стороны моей ладони, когда она показывала камеру.
— Дело в предохранителе, — сказал я. — Вот здесь. Нажимаете вниз, и камера начинает работать. Предохранитель нужен для того, чтобы моторчик случайно не включился.
— О господи! Я уже собиралась нести ее обратно в магазин. Наверное, мне надо было повнимательнее читать инструкцию. — Она взяла у меня камеру. — Никогда не разбиралась во всей этой механике. Смотрите, сколько я купила пленки. — Она показала на коробки, лежавшие на столе.
— Вы ведь не собираетесь все это использовать в Риме, не так ли? — спросил я. — Здесь достаточно пленки, чтобы снять всю Италию.
Она посмотрела на меня немного странно и, как мне показалось, не без коварства во взгляде.
— Большинство из них я приготовила для Сорренто.
— Сорренто? — удивился я. — Вы собираетесь в Сорренто?
Она улыбнулась:
— Не только у вас каникулы. Вы никогда не были в Сорренто?
— Нет. Так далеко на юг я никогда не ездил.
— Я сняла виллу неподалеку от Сорренто. Она очень симпатичная и совершенно уединенная. Два дня назад я летала в Неаполь и все устроила. Даже наняла одну женщину из ближайшей деревни, чтобы она мне прислуживала.
У меня вдруг возникло ощущение, что она не может говорить мне все это без причины. Я пристально посмотрел на нее.
— Любопытно, — сказал я. — Когда вы уезжаете?
— Тогда же, когда вы уезжаете в Ишию. — Она положила кинокамеру на стол, подошла ко мне и села рядом на диван. — И, как и вы, я отправляюсь одна.
Она посмотрела на меня. Ее призывный взгляд заставил мое сердце стучать быстрее. Она потянулась ко мне, ее большие красные губы раскрылись. Не успел я понять, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я начал ее целовать.
Вдруг я почувствовал, как ее руки отталкивают меня. Я отстранился и встал.
— Это сумасшествие, — сказал я, дыша, как старик, только что поднявшийся по лестнице, и стер ее помаду со своих губ.
— Это сумасшествие в Риме, — ответила она, — но не в Сорренто.
— Но послушайте… — начал было я, но она подняла руку, чтобы остановить меня.
— Я знаю, что ты думаешь обо мне. Но я не ребенок. Я чувствую то же, что и ты, — сказала она. — Поехали со мной в Сорренто. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шерард. Ты будешь мистером Шерардом, американским бизнесменом в отпуске. Неужели ты не хочешь провести месяц со мной — чтобы мы были только вдвоем?
— Но мы не можем это сделать, — сказал я, зная, что нет никаких причин, которые могли бы этому помешать. — Мы не можем бросаться в этот омут…
— Не будь таким осторожным, дорогой. Мы никуда не бросаемся. Все хорошо продумано. Я отправлюсь туда на своей машине. А ты приедешь через день на поезде. Это очень симпатичное местечко. Вилла стоит на холме и смотрит на море. По крайней мере на четверть мили вокруг других вилл нет. — Она поднялась на ноги и взяла крупномасштабную карту, которая лежала на столе. — Сейчас я тебе покажу, где это. Видишь отметку на карте? Место называется Белла Виста — красиво звучит? Там с террасы виден залив. В саду растут апельсины, лимоны и виноград. Тебе там понравится.
— Я поеду, Хелен, — промолвил я. — Наверное, мне там понравится. Надо быть совсем идиотом, чтобы отказаться, но что с нами будет через месяц?
— Если ты беспокоишься, не жду ли я, что ты на мне женишься, то можешь не волноваться, — рассмеялась она. — На ближайшие несколько лет замужество у меня не запланировано. Я даже не могу сказать, что люблю тебя, Эд, но точно знаю, что хотела бы провести с тобой этот месяц.
— Мы не можем это сделать, Хелен. Неправильно…
Она прикоснулась пальцами к моему лицу.
— Оставайся лучше сейчас моим дорогим, а? — Она погладила меня по щеке. — Я только что вернулась из Неаполя и очень устала. Здесь больше не о чем говорить. Я обещаю, что ты будешь в безопасности. До двадцать девятого нам встречаться больше не надо. Я буду ждать тебя в три тридцать на станции в Сорренто, когда прибудет поезд из Неаполя. Если ты не приедешь — я все пойму.
Она прошла в прихожую и приоткрыла на несколько дюймов входную дверь. Я подошел к ней.
— Но подожди, Хелен…
— Пожалуйста, Эд. Не надо больше ничего говорить. Ты или приедешь на этом поезде, или нет. Вот и все. — Ее губы прикоснулись к моим. — Доброй ночи, дорогой.
Мы посмотрели друг на друга.
Идя по коридору, я знал, что приеду на этом поезде.
До отъезда в Сорренто оставалось еще пять дней. Я чувствовал себя как тинэйджер перед первым свиданием. Это меня немного раздражало. В моменты просветления — очень редкие — я говорил себе, что сошел с ума.
За два дня до моего отъезда прибыл Джек Максвелл, чтобы заменить меня во время отпуска.
Я работал с ним в Нью-Йорке в 1949 году. Он был неплохим газетчиком, но его таланта хватало только на новости. Он не отнял у меня много времени. Джек достаточно хорошо выглядел, был достаточно приятен в общении, достаточно хорошо одет, и вообще у него всего было достаточно.
У меня возникло предположение, что я нравлюсь ему не больше, чем он нравится мне, и это заставило меня отказаться от слишком радушного приема. Но, проведя с ним в офисе два часа, я решил, что мы могли бы вместе поужинать.
— Отлично, — сказал он. — Посмотрим, что может предложить этот древний город. Предупреждаю, Эд, я не жду ничего, кроме самого хорошего.
Мы пошли к Альфредо, где была лучшая кухня в Риме, и я угостил его порчетта — молочным поросенком, поджаренным на вертеле, частично выпотрошенным и нафаршированным печенкой и зеленью. Короче, это было нечто.
После того как мы поели и допили третью бутылку вина, мы стали друзьями.
— Ты счастливчик, Эд, — сказал Джек, беря сигарету, которую я ему предложил. — Может быть, ты не знаешь, но все идет к тому, что тебя заберут домой. Хаммерсток считает, что ты здесь уже очень хорошо потрудился. Он собирается вызвать тебя через пару месяцев. Возможно, тебе поручат иностранный отдел.
— Не могу в это поверить, — сказал я. — Ты шутишь.
— Это действительно так. Я с такими делами не шучу.
Я постарался скрыть свое волнение, но не был уверен, что мне это вполне удалось. Работать в иностранном отделе нью-йоркского офиса было пределом моих мечтаний.
— Официально это будет решено через пару дней, — сказал Максвелл. — Старик уже все одобрил. Везет тебе.
Я согласился, что и вправду везет.
— Хочется уехать из Рима?
— Я уже достаточно тут пробыл, — усмехнулся я. — Эта работа мне порядком поднадоела, теперь можно и уехать из Рима.
Максвелл пожал плечами.
— Не знаю. Я сам сюда не напрашивался. Но там тоже было много тяжелой работы, и я бы сдох от тоски, если бы пришлось быть все время рядом со стариком. — Он уселся поглубже в кресло. — Поросенок, которого мы съели, был вдвое меньшей свиньей. Думаю, что я бы поработал в Риме. Но во всех городах все равно не перебываешь. — Он выпустил дым мне в лицо. — Между прочим, что тут Хелен вытворяет?
Его вопрос заставил меня встрепенуться.
— Кто?
— Хелен Чалмерс. Ты же при ней вроде гувернантки?
Это надо было прекратить. Максвелл искал повода для скандала. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение, что между мной и Хелен что-то есть, он будет копать, пока все не разнюхает.
— Я был гувернанткой ровно один день, — непринужденно сказал я, — и после этого Хелен не видел. Старик велел мне встретить ее в аэропорту и доставить в отель. Насколько мне известно, она учится в университете.
— Она — что? — поднял брови Джек.
— Учится в университете, — ответил я. — Она слушает лекции об архитектуре.
— Хелен? — Подавшись вперед, он рассмеялся. — Ничего забавнее не слышал. Хелен изучает архитектуру! — Джек откинулся назад в кресле и стал хохотать. Все вокруг смотрели на нас. Джек развеселился так, будто услышал самую забавную шутку столетия.
Продолжая смеяться, он поймал мой взгляд. Возможно, он увидел, что мне совсем не смешно, потому что сделал усилие, чтобы успокоиться, и умиротворяюще махнул рукой.
— Извини, Эд. — Он достал носовой платок и вытер глаза. — Если бы ты знал Хелен так же, как и я… — Его снова одолел приступ смеха.
— Слушай, не вижу в этом ничего смешного, — холодно заметил я. — В чем дело?
