— Слушай, не вижу в этом ничего смешного, — холодно заметил я. — В чем дело?
— Это смешно. Только не говори мне, что она не взяла тебя в оборот. До сегодняшнего дня единственным человеком в «Вестерн телеграм», который ничего о ней не знает, был ее старик. Ты же не хочешь сказать, что у тебя с ней ничего не было?
— Я тебя не понимаю. Что ты имеешь в виду?
— Ладно, откуда тебе все о ней знать. Только не говори мне, что она расхаживала по Риму в своих туфлях на плоских каблуках, очках и с невинной прической.
— Я все еще тебя не понимаю, Джек. Что все это значит?
Он усмехнулся:
— Все ребята у нас дома все о ней знают. У нее плохая репутация. Когда мы услышали, что она едет в Рим и старик хочет, чтобы ты за ней присмотрел, все подумали, что рано или поздно ты попадешь в ее сети. Она поиграет кое-чем у тебя в штанах. Ты же не хочешь мне сказать, что она не пыталась это сделать?
Я почувствовал, как меня бросило в жар, а потом в холод.
— Все это для меня большая новость, — промолвил я по возможности равнодушным тоном.
— Ладно, ладно. Она опасна для мужчин. О'кей, я согласен, в ней что-то есть. У нее такая внешность, такой взгляд и такая фигурка, что мертвого оживит, но она приносит мужчинам неприятности! Если бы Чалмерс не пользовался таким влиянием, каждая нью-йоркская газета хотя бы раз в неделю посвящала ей свои первые страницы. С ней постоянно случаются скандальные истории. Она вынуждена была уехать из Нью-Йорка и оказалась здесь только потому, что замешана в историю с убийством Менотти.
Менотти был известным нью-йоркским гангстером, необыкновенно богатым и влиятельным.
— Какие у нее могли быть дела с Менотти? — спросил я.
— Поговаривали, что она была его подружкой, — ответил Максвелл. — Она все время рядом с ним крутилась. Кое-кто сказал мне, что Хелен была в квартире Менотти, когда его убили.
Около двух месяцев назад Менотти был убит в трехкомнатной квартире, которую снимал для своей любовницы. Женщина, к которой он приходил, исчезла, и полиция не смогла ее найти. Убийца тоже скрылся. Напрашивалось предположение, что Менотти был убит по приказу Фрэнка Сетти, соперничающего с ним гангстера, который был выслан из страны за распространение наркотиков и, по слухам, обосновался где-то в Италии.
— Кто тебе это сказал?
— Как тебе известно, ухо по ветру у нас держит Эндрюс. Обычно он знает, что говорит. Швейцар в доме, где прикончили Менотти, очень подробно описал женщину, которая там была: это точь-в-точь Хелен Чалмерс. Наши люди заткнули швейцару глотку раньше, чем до него добралась полиция, так что об этом никто никогда не узнает.
— Понимаю, — сказал я.
— Что ж, если ты не можешь мне сообщить ничего любопытного о ее жизни в Риме, похоже, она действительно напугана и наконец-то взялась за ум. — Он усмехнулся. — Откровенно говоря, я немного разочарован. Она женщина что надо. Так как тебе было велено за ней присматривать, я надеялся услышать, что вы с ней больше чем просто друзья.
— Неужели ты подумал, что я совсем выжил из ума и стану приударять за дочкой Чалмерса?! — воскликнул я.
— А почему нет? Она действительно того стоит, а когда она берется за дело, то устраивает все так, что ее старик ни о чем не догадывается. Она липнет к мужикам с шестнадцати лет, и Чалмерс никогда ничего не подозревал. Если ты не видел ее без этих ужасных очков и прически, ты не видел ничего. Она выглядит потрясающе и, насколько мне известно, очень, очень интересна. Если бы она когда-нибудь начала со мной заигрывать, я бы не нашел сил ее остановить.
Тут мне почему-то захотелось переменить тему разговора и вернуться к нашим делам. Мы поговорили еще час, и потом я отвез его в отель. Он сказал, что приедет утром в офис, чтобы закончить все дела, и поблагодарил меня за хороший прием.
— Ты правда счастливчик, Эд, — сказал он, когда мы расставались. — Иностранный отдел — лучший в нашей конторе. На него многие ребята положили глаз. Что касается меня — то я бы в него не хотел. Там слишком много работы, но для тебя… — Он замолчал и усмехнулся. — Парень, который позволил такой бабенке, как Хелен, проскользнуть между его пальцев, — о господи! Что еще тебе остается, кроме как работать в иностранном отделе?
Ему показалось, что это очень удачная шутка, и, хлопнув меня по спине, он со смехом направился к лифту.
Но мне его шутка не показалась столь удачной. Я сел в свой «бьюик» и поехал домой. В пути у меня было время подумать. То, что сказал о Хелен Максвелл, повергло меня в шок. Не приходилось сомневаться, что все это было правдой. Я знал, что Эндрюс врать не станет. Значит, она была связана с Менотти. Я вдруг задумался, с кем она связана здесь. Если у нее появилась привычка общаться с гангстерами в Нью-Йорке, она может продолжить заниматься этим и в Риме. Не это ли объясняет ее роскошный образ жизни? Нет ли у нее здесь богатого покровителя?
К тому времени, когда я разделся и лег спать, у меня появились большие сомнения насчет того, надо ли мне ехать на поезде в Сорренто. Стоит ли связываться с такой женщиной? Если я действительно собираюсь занять должность в иностранном отделе и уверен, что Максвелл ничего не выдумал и не пропустил, надо быть сумасшедшим, чтобы пойти на риск остаться без этой работы. Как сказал Максвелл, это был самый лакомый кусочек в газете. Если Чалмерс узнает, что я и Хелен любовники, то я не только потеряю работу, но вообще буду выведен из игры.
«Нет, — сказал я себе, выключая свет, — пусть она сама отправляется в Сорренто. А я не поеду. Пусть поищет другого дурачка. Я поеду в Ишию».
Но через два дня я сидел в вагоне поезда, направляющегося из Неаполя в Сорренто. Я все еще продолжал говорить себе, что я дурак и совсем сошел с ума, но это не давало никакого результата. И мне казалось, что поезд идет слишком медленно.
Перед отъездом я около десяти часов заглянул к себе в офис, чтобы в последний раз проверить, все ли в порядке, и заодно посмотреть, нет ли писем, адресованных лично мне.
Максвелла не было, а Джина занималась разборкой почты.
— Есть что-нибудь для меня? — спросил я, присаживаясь на краешек стола.
— Лично для вас — нет, — сказала она, перебирая телеграммы тщательно наманикюренными пальчиками. — Вы еще не уехали? Я думала, что вы отправитесь раньше.
— У меня еще куча времени.
Мой поезд на Неаполь отходил после полудня. До этого я сказал Джине, что еду в Венецию, и имел неосторожность предупредить ее, чтобы она не утруждала себя бронированием для меня места в экспрессе Рим — Венеция.
Зазвонил телефон, и Джина сняла трубку. Я подошел к столу и начал бегло просматривать телеграммы.
— Кто это говорит? — спрашивала Джина. — Миссис — кто? Вы не подождете минутку? Я не уверена, что он здесь. — Она, нахмурившись, посмотрела на меня, и я увидел в ее глазах вопрос. — Вас спрашивает миссис Дуглас Шерард.
Я хотел было сказать, что никогда о ней не слышал и не хочу с ней говорить, когда звуки этого имени тревожным звонком прозвенели у меня в голове. Миссис Дуглас Шерард! Это было имя, которое Хелен использовала, когда снимала виллу в Сорренто.
Стараясь не показать свой испуг, я подошел и взял трубку. Немного повернувшись, чтобы Джина не могла видеть моего лица, я спросил:
— Кто это?
— Привет, Эд. — Конечно, это была Хелен. — Я знаю, что мне не следовало звонить тебе в офис, но дома тебя не было.
— В чем дело? — спросил я резко.
— Тебя кто-нибудь слышит?
— Да.
Вдобавок ко всему в этот момент дверь офиса открылась, и вошел Джек Максвелл.
— Вот так встреча! Ты еще здесь?! — воскликнул он, увидев меня. — Я думал, ты уже едешь в Венецию.
Я махнул ему, чтобы он замолчал, и тихонько проговорил в трубку:
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Да, пожалуйста. Ты не сможешь привезти для моей кинокамеры светофильтр номер восемь? Он мне нужен, и я не могу найти его в Сорренто.
— Конечно, — сказал я. — Привезу.
— Спасибо, дорогой. Я с нетерпением жду, когда ты приедешь. Здесь такие восхитительные пейзажи…
Я забеспокоился, что Максвелл может услышать ее голос, и решил закончить разговор.
— Все сделаю. А сейчас до свидания.
Я повесил трубку, и Максвелл с любопытством посмотрел на меня.
— Ты всегда так говоришь по телефону со своими дамами? — спросил он, вороша телеграммы на столе. — Зачем ты так резко, а?
— Я только заскочил, чтобы посмотреть, нет ли какой-нибудь почты лично для меня, — сказал я, закуривая сигарету, чтобы скрыть замешательство. — Сейчас ухожу.
— Ты просто хочешь сделать вид, что ничего не случилось, — сказал Максвелл. — Если бы ты не был таким матерым газетчиком, который умеет держать себя в руках, я бы, глядя на тебя, сказал, что у тебя какие-то крупные неприятности. Не так?
