Двадцатидвухлетний Чарльз — студент Филадельфийского университета, самозабвенный игрок в бейсбол и столь же самозабвенный бездельник — почувствовал вдруг непреодолимое отвращение к ежедневным лекциям по юриспруденции и скучнейшим фолиантам в шкафах университетской библиотеки.
До тошноты надоел и дом дяди: вечные разговоры о стоимости бычьих шкур на рынке (дядя торговал ими); потускневший портрет Авраама Линкольна в гостиной и слезные сетования на то, что ни один из новых президентов не похож на него; традиционный рождественский пирог и танцы с поразительно глупыми кузинами, боящимися всего на свете — привидений, автомобилей на улице, холеры, лимонада со льдом и близкого знакомства с молодыми людьми вроде Чарльза; бурные восторги по поводу недавно купленной стиральной машины; аккуратно выдаваемый по субботам один доллар на карманные расходы.
Доллара явно не хватало. Танцовщица из бара Клэр Дэнси начинала уже понимать, что не от хорошей жизни в одну субботу он ходит с ней в кино, а в следующую — ездит в загородный дансинг, но никогда не делает и того и другого в один вечер. Клэр умела не только заразительно смеяться и носить юбки, подчеркивающие крутизну ее бедер. Она любила поразмыслить о будущем. Они сидели рядом за круглым столом на веранде дансинга, потягивали коктейль через соломинку или пили виски с содовой, и Клэр вслух мечтала о собственном домике на склоне холма — обязательно в Оклахоме или Висконсинт. Она представляла себе этот дом до мельчайших подробностей: в нем должно быть не больше пяти-шести комнат, полированная низкая мебель, строгий кабинет с пишущей машинкой и книжными полками, вделанными в стену; камин в гостиной, сложенный из простых кирпичей, и кресло перед ним; кухня с электрической плитой и электрическим холодильником.
Чарльз тоже не отказался бы от дома с камином, с Клэр и кабинетом, хотя он и не совсем понимал, что ему делать в этом кабинете: он давно перестал ходить в университет, и его выгнали оттуда.
На доллар в неделю можно было купить лишь медную дощечку, чтобы прибить ее на входную дверь дома, но не сам дом. И Чарльз написал статью о расцвете Филадельфии за последние годы и послал ее в крупнейшую газету. Статью вернули обратно, а с Чарльза содрали двадцать пять центов за почтовые расходы.
Чарльз отправился на конкурс, объявленный не то свиным, не то мануфактурным «королем». Чтобы получить приз, надо было до изнеможения, в одних трусах, выбивать чечетку на льду катка. Чарльз мужественно протанцевал четырнадцать часов кряду, но не мог угнаться за другими; а приз получил счастливчик с наметившимся брюшком, не помешавшим ему, однако, пропрыгать на льду пятьдесят шесть часов.
Чарльз долго сравнивал свои фотографии с фотографией Тайрона Пауэра — звезды, тогда еще только всходившей на голивудском небосклоне, и решив, что прийти от этого сравнения в ужас нельзя, послал свои карточки фирме «Парамаунд». Ему ответили, что в случае надобности его пригласят в качестве статиста.
Чарльз приуныл. Дядя, узнав, что его выгнали из университета, прекратил выплату единственного доллара в неделю. Клэр ушла от Чарльза, решив подыскать более подходящую кандидатуру, — она никак не могла отрешиться от мысли о домике в Оклахоме. Над Беннетом сгущались тучи… Однако вскоре для него открылся просвет… Видя, в каком трудном положении находится Чарльз, несколько бывших университетских товарищей пригласили его в бар. Там его провели в погреб, завязали глаза, потом вывели наружу и посадили в машину. Ехали долго. Куда-то спускались по крутой лестнице, Когда Чарльзу разрешили открыть глаза, он увидел себя в сыром подземелье; свет коптящих факелов разливался вокруг, а перед Чарльзом сидели люди в белых балахонах, полумасках и остроконечных колпаках.
Его заставили подниматься, садиться, произносить слова длиннейшей клятвы. Потом на глаза ему снова надели повязку, вернули тем же порядком в бар и предложили ждать. Чарльз решил, что с ним, от нечего делать, сыграли злую шутку. Но ждать пришлось недолго. Вскоре ему сообщили о необходимости выехать на Юг.
Работа предстояла срочная: в конгресс выбирали члена республиканской партии, и нужно было обеспечить ему возможно большее число голосов. Чарльзу пришлось подкупать людей, организовывать драки и скандалы на избирательных пунктах, опускать в урны пачки фальшивых бюллетеней. Он превзошел самого себя, и республиканец стал конгрессменом, а Чарльз получил первую солидную пачку долларов. Можно было спокойно возвращаться домой.
Он купил билет на поезд, пообедал, прошелся по набережной.
Вдоль обоих берегов Миссисипи зажглись огни неоновых ламп. По реке плыли похожие на исполинских черепах старинные пароходы с огромными колесами, по улице катились «кадилаки» и «паккарды». Белели бунты хлопка у пристаней. Суетились рослые негры…
Чарльз вошел в одну из биллиардных, где играло несколько хлопковых плантаторов. За проведенные в биллиардной полчаса он успел узнать, что хлопковые плантаторы не очень-то довольны новым конгрессменом — республиканец ограничился восторженной и довольно отвлеченной речью и укатил в Вашингтон, больше ничем себя не проявив.
Чарльз понял, что надо укреплять его позиции.
Он взял билет на вашингтонский поезд, повидался с конгрессменом и вернулся в город на берегу Миссисипи с разбитной девочкой из публичного дома, оплаченной конгрессменом.
На следующий день пять негров «пытались» среди бела дня зверски изнасиловать «белого ангелочка», разъяренная толпа линчевала всех пятерых, а конгрессмен выступил на страницах множества газет с требованием «держать негров на привязи». Плантаторы удовлетворенно потирали руки, а Чарльз получил вторую солидную долларовую пачку.
В Филадельфии он узнал, что Клэр встретила акционера компании бритвенных лезвий, подтяжек и прочей мелкой галантереи, имевшего два городских и три загородных дома (но ни одного в Оклахоме или Висконсинте), и поспешила отдать ему сердце. Чарльз горевал недолго: он купил домик и поселился в нем с молодой хозяйкой гостиницы Мэг Перкинс, умевшей смеяться еще заразительнее, чем Клэр.
Вскоре он обнаружил, что долларовые пачки имеют неприятное свойство быстро таять; и неожиданно посетившему его представителю городской ку-клукс-клановской организации не пришлось даже напоминать Чарльзу о данной им клятве. Чарльз выехал в Детройт: там бастовали фордовские рабочие. Ночью был произведен налет на здание профсоюза, где рабочие получали пособие. Люди в белых халатах разгромили и подожгли здание и разъехались на машинах — полиция не чинила им препятствий.
В городской гостинице Чарльзу было дано секретное поручение. Он остался в Детройте. Когда монтер-коммунист Хевиленд возвращался с ночного митинга стачечников, он в темном переулке был убит выстрелом в затылок. Кто-то вывел на его пальто мелом три буквы «К». Так Беннет совершил первое убийство.
Он забыл об этом в объятиях пылкой Мэг. Но о Беннете не забыли. Летом его пригласили в Пентагон — военное министерство — и предложили ехать на Филиппины.
На Филиппинах вспыхнуло восстание, и Чарльзу совсем не хотелось туда ехать. Тогда ему напомнили о выборах, неграх, коммунисте-монтере.
Чарльз отправился на Филиппины. На островах выяснилось, что он нужен примерно для такой же работы, с какой он начинал свою деятельность на Юге, но в гораздо больших масштабах. Надо было подкупать людей, провоцировать столкновения, организовывать убийства вожаков повстанцев. Чарльзу удалось заслужить благодарность.
По возвращении в Штаты его поздравили с получением звания майора и уволили в запас.
Новоиспеченный майор секретной службы не вернулся в свой оклахомский домик, к Мэг.
Он поехал во Флориду, поселился в фешенебельном отеле, стал волочиться на пляже за женщинами и беспробудно пил, смутно сознавая, что из той паутины, в которую он попал, ему уже не вырваться.
Вскоре его пригласили посетить одну из отдаленных вилл, красовавшихся на берегу океана.
Беннета встретил лысеющий, с мягкими, вкрадчивыми манерами человек. Вокруг него почтительно стояли штатские и военные, а он сидел все время в кресле, нежно потирая крутые полированные ручки. Однако и он тоже почтительно витал, когда в комнату вошел сухопарый, горбоносый старик в очках и во фраке.
