— Вот видишь! — пристукнул по столу генерал, — Откуда ветер надул?
— Догадался, — пожал плечами Седлецкий. — Скорей всего, Акопов вернулся и залег. Он еще в Сурханабаде мог высчитать, на каком уровне его сдали. И теперь выжидает, пока в конторе закроют форточки. Уверен, он давно в Москве.
— А не мог он… выйти на Самарина самостоятельно?
— Не удивлюсь, — задумчиво сказал Седлецкий.
В молчании они еще выпили по чашке. Седлецкий достал сигареты и вопросительно посмотрел на начальника. Тот кивнул — кури, мол, травись на здоровье…
— Трудно стало работать, — вздохнул генерал. — Борзеют людишки. Страна разваливается, пора, мол, и о себе подумать, не все же — о державе. Ткачев вооружение загоняет, словно конокрад лошадей, а мои подчиненные — информацию.
— Не понимаю, — сбил пепел Седлецкий, — какой был прок сдавать Акопова?
— Толмачев тебе, вероятно, рассказал, как его похитили… В результате операции мы вышли на оружейный синдикат. Именно оружейникам была невыгодна акция Акопова, потому что способствовала укреплению режима в Сурханабаде. То есть, сужала рынок продажи оружия.
— Каким же образом?
— Суди сам… Убит один из лидеров панисламистов. С одной стороны, оппозиция реально теряет шанс на поддержку за кордоном. С другой стороны, поджимает лапки обыватель. Ведь это уже по-крупному. Это не митинг, где поорали, поорали, а потом пошли витрины бить. Обыватель ежится и начинает мечтать о порядке.
— Неубедительно, — пробормотал Седлецкий. — Клин клином вышибают только при колке дров.
— Да, клин клином… Как это ни парадоксально, как это ни кажется неприменимым в политике. А самое главное, никто никого и не собирался убеждать. Гость из-за кордона убит, президент выступает с обращением к нации: видите, дорогие сограждане, до чего мы домитинговались? Определенные силы… Это всегда так веско звучит — насчет определенных сил! Да. Определенные силы хотят нас поссорить с соседней страной, с которой мы связаны общим языком и культурой. У этих людей нет за душой ничего святого! К тому же растет преступность. А поэтому всем, кому дороги интересы народа, должны забыть политические разногласия до лучших времен и объединиться, чтобы покончить с негативными процессами в нашей молодой республике. Ну, скажи, какой обыватель, уставший от беспредела и бардака, не клюнет на эту здравую речь? Кстати, сценарий универсальный. Для любого региона.
— И для любого времени, — уточнил Седлецкий. — За неимением рейхстага… Годится!
— К тому же нам подыграла мафия — убрала генпрокурора, царствие ему небесное… Республика, действительно, вступила в опасную полосу развала. И поскольку оппозиция не откликнулась на миротворческий призыв президента, у того остался один выход: апеллировать к старшему брату. Ну, раз так просите, сказал старший брат… И тишина.
— Тишины-то как раз и не наблюдается, — вздохнул Седлецкий. — Я читал, что президент ударился в бега, его чуть не выволокли из вертолета.
— Да, сорвалось пока, — с сожалением сказал начальник. — Слабаком оказался наш партаппаратчик. Долгая и безнаказанная власть, за которую не надо бороться самому, лично, расслабляет мускулы. Поэтому бывших и бьют везде. Ну, ничего… Найдем другого, покрепче. В нашем деле, как на рыбалке, главное — терпение.
— А нынешнего куда? Начнет строить из себя страдальца, ломать игру… Опять надо убирать?
— Не надо, — улыбнулся генерал. — Есть информация, что оппозиция готова сама, без подсказки… Ладно. Ты моих карпов не видел? Пойдем, покажу. Веришь, настоящие поросята! Как-нибудь приглашу на запеченного карпа. К осени, думаю, развяжемся с Кавказом — расслабимся.
— Что передать Толмачеву, товарищ генерал-полковник? — спросил Седлецкий, поднимаясь.
— На него уже должны были выйти, — буркнул начальник. — Но если мерзавец улизнул от контакта… Скажи, пусть прекращает партизанить и является на службу!
— Последний вопрос… Кто такой Григорий Владимирович, о котором говорил Толмачев?
— А то не знаешь, — поморщился генерал. — Григорий Владимирович Рытов, начальник группы вооружений отдела стратегических мероприятий. Я сам выдвигал подлеца!
— Гриша? — пробормотал Седлецкий. — Вот это номер… Надеюсь, он тоже в подвале?
— Не надейся. Вообще, это тебя не касается… Ну, да ладно, расскажу. Едва нашли Самарина… Опергруппа тут же выехала брать Рытова — у него дачка в Опалихе. Нашли только его зареванную жену. Она и рассказала, что с утречка, буквально на рассвете, пришла машина. Иномарка — не то синяя, не то черная. Гостей было трое. Рытова взяли прямо в постели.
— Она не запомнила других деталей, кроме цвета машины?
— Запомнила, — криво улыбнулся генерал. — Человек, который командовал захватом Рытова, был невысокого роста, с усами. Так сказать, кавказской национальности. А может, не кавказской. Женщина не уверена. Но явно не русский.
— Акопов, — задумчиво сказал Седлецкий. — Я же говорю, он в Москве.
— Не знаешь, где он может быть? — остро глянул начальник. — Вы же приятели. Говорят, у него хорошие завязки с мафией. Если так — достать будет трудно.
— Сам явится, — успокоил начальника Седлецкий. — У Акопова весьма развито чувство долга.
— И на том спасибо…
— Вот диктофон, вот вода — если в горле пересохнет. Значит, так: фамилии, связи, объемы поставок. Особо расскажи о тех, кто на тебя работает в Управлении. Задача ясна?
Рытов покорно кивнул.
— И предупреждаю, — покачался на носках Акопов. — Единственный шанс остаться в живых — полностью расколоться. Сведения проверю. Соврешь хоть в маленькой детали — начну пытать. Я умею развязывать языки. Вот, например, один старинный восточный способ… Тебя сажают голой задницей на бочку, а туда запускают голодную крысу. Ну, что — делать заказ на животное?
— Не надо, — облизнулся Рытов. — Я ведь исполнитель… За других отдуваться не имею желания.
— Молодец, — усмехнулся Акопов.
И вышел из бункера.
Раньше здесь было овощехранилище, и слабый дух засладевшей картошки еще витал в старых стенах. Хранилище находилось в чистом поле, у дороги, в километре от небольшой деревушки, недавно служившей отделением убыточного совхоза. Хранить в подвалах кроме упомянутого духа давно было нечего, и совхоз с большим удовольствием сдал Степану в аренду полгектара пустоши с обомшелой, наполовину вросшей в землю кирпичной коробкой. Участок обнесли колючкой и посадили у ворот сторожа с собакой.
После небольшого, но ударного ремонта помещение преобразилось. Часть его заняли стеллажи с ходовым товаром: финская писчая бумага там, калькуляторы, электробытовая техника в ящиках и коробках. Склад как склад. А за стеллажами, за стеной, был оборудован настоящий схрон: с запасами воды и еды, оружия, снаряжения, запчастей. В подвале находилась и личная тюрьма Степана на два «волчка». В одной бетонной каморке сидел недавно пойманный участник покушения на «батю» — дожидался остальных. В другую камеру водворили Рытова, оказав любезность Акопову.
Стальная дверь с тихим щелчком закрылась за ним. После подвала теплая зеленая поляна, заросшая одуванчиками, показалась райским уголком. У ворот, за кустами, приткнулся темно-синий вольво. Мальчики, приданные Акопову, со скуки дразнили собаку, поджарую огромную овчарку. Они тоненько, по-щенячьи, поскуливали. Собака тоскливо взлаивала и недоуменно оглядывалась. Мальчики и сторож хохотали. При виде Акопова они встали.
— Разрешите доложить… От Степана Матвеевича звонили. Он приглашает на обед.
— Поехали, какие проблемы? — потер руки Акопов. — Самое время.
— А с тем… что делать? — кивнул на хранилище сторож.
— Жрать не давать! Я ему оставил диктофон и кассеты. Как наговорится — отберешь.
— Слушаюсь!
Да, подумал Акопов, забираясь в машину, кадры решают все, правы классики. Но не простые кадры, а дисциплинированные.
…Столовую, наконец, отремонтировали. На потолке восстановили лепные розетки, а стены выкрасили в песочный цвет. За длинным столом под белоснежной хрусткой скатертью, придавленной синим кувшином с крупными ромашками, сидели Степан и незнакомый Акопову жилистый парень с прямой спиной. Сразу ясно, не одну пару сапог истоптал, хотя по виду ему было чуть за тридцать.
— Знакомься, Гурген, — сказал Степан. — Это Андрей.
Акопов пожал жесткую как доска руку.
— Черный пояс?
Андрей коротко кивнул.
— Ну, как там коллега? — спросил Степан.
— Нормально, — ответил Акопов. — Поплыл. Сейчас наедине с диктофоном предается воспоминаниям.
Степан стукнул костыликом в пол. В дверь вкатили тележку с супницей, тарелками и хлебом. Через несколько минут Степан подмигнул Акопову:
— Знаешь, как раньше в деревнях работников нанимали? Сажали сначала за стол. Если парень хорошо ест, значит, хорошо работает. Гляжу на тебя — душа радуется.
