А там наверху — Сюзан.
Я еще сильнее сжал зубы. Скулы свело. Подойдя к третьей двери, я открыл ее и вошел.
За столом сидела секретарша, женщина средних лет. Господи, секретарша моего возраста. С позолоченной цепочки свисали очки с загнутыми вверх уголками. Она выглядела уверенной и дружелюбной, как артистка, рекламирующая кофе.
— Чем могу помочь? — спросила она.
— Джерри у себя?
— Сейчас он со своей семьей, — проговорила она участливо. — Может быть, вы подождете?
— Разумеется, — сказал я. — Кстати, он хотел, чтобы я вам кое-что показал.
Я подошел к столу, вытянув сжатую в кулак левую руку.
— Смотрите, — промолвил я, — когда откроется ладонь...
Она улыбнулась и посмотрела вниз. Правой рукой я выхватил из-под рубашки битку и резко ударил секретаршу в основание черепа. Она ткнулась в стол лицом и замерла. Я положил битку в задний карман, вытащил пистолет, прошел к двери во внутреннее помещение и открыл ее.
Джерри сидел за столом, положив ноги на крышку, и покуривал тонкую, явно дорогую сигару.
Грэйс расположилась в кожаном кресле, а Рассел привалился рядышком к стене.
— Хорошо у вас тут, — сказал я.
Джерри медленно повернулся и уставился на меня. Однако, прежде чем увидеть меня, он увидел пистолет, и, прежде чем узнать меня, он узнал дуло, направленное на него. А уж потом понял, кто этот пистолет держит. На лице — узнавание, медленно сменяющееся изумлением.
Грэйс выдохнула:
— Господи, Джерри...
Рассел как-то странно, натянуто ухмылялся.
Лицо его сияло. Он не двигался, не произносил ни слова. Джерри смотрел на меня.
— Джерри, — сказала Грэйс. — Джерри, ради всего святого, сделай же хоть что-нибудь. Джерри, что ему нужно?
Несколько секунд Джерри смотрел на меня, а затем повернулся к Расселу.
— Это ты его провел, — заявил он.
Рассел усмехнулся ему в лицо:
— Нет, папа, не я.
— Ах ты гаденыш! Еврейский задолиз, — сказал Джерри.
— Джерри, — укоризненно произнесла Грэйс.
Но тот продолжал смотреть на Рассела.
— Мерзкий еврейский прихвостень, — повторил Джерри. Его голос слегка подрагивал.
— Дкерри, — на этот раз громче изрекла Грэйс.
Костиган взглянул на меня.
— Черт с ним, — сказал он. — Давай кончай это дело.
И я застрелил его. В его лбу появилась дырка, а от удара крутящееся кресло развернуло вполоборота. Он свалился на бок и повис на одном из подлокотников. Ни Рассел, ни Грэйс не пошевелились. Я обошел стол и еще раз выстрелил Джерри за ухо — контрольный выстрел. Чтобы наверняка. После чего повернулся к вдове и сиротке.
На лице Рассела по-прежнему сияла улыбка.
Руки все так же были сложены на груди, и он все так же опирался о стену. В едкой тишине я слышал его быстрое, неглубокое дыхание. На щеках появились яркие пятна. Лицо Грэйс скукожилось, словно печеное яблоко, в уголке рта появилась ниточка слюны. А ее поза напоминала сжатый кулак.
— Не смейте меня касаться, — сказала она.
Голос прозвучал, как наждак, елозящий по металлу.
— Не сметь меня касаться. Даже не подходите.
— Мы уйдем вместе, — сказал я. — Втроем. Если мне удастся выбраться отсюда, вы останетесь в живых. В ином случае — вы покойники.
— Лучше не прикасайтесь ко мне, — повторила Грэйс.
— Нет, я не пойду, — сказал Рассел. Его голос дрожал.
— Я застрелил его, — сказал я. — И ее застрелю. Так что выходим все вместе.
Рассел покачал головой:
— С этого момента ты предоставлен самому себе, супермен.
— Рыжик, — прохрипела Грэйс. Голос был наэлектризован до предела. — Ты сделаешь все, что он приказывает.
— Черта лысого, ма, — сказал Рассел. — Меня он убивать не станет.
— А как же твоя мамочка? — спросила она. — Разве тебе наплевать на мамочку?
Пятна на щеках Рассела стали расползаться и темнеть, словно его терзала жестокая лихорадка.
— Ма, — сказал он.
Она один раз резко хлопнула в ладоши:
— Слушай меня, Рассел Костиган. Ты пока еще мой сын. Сейчас, когда папочка мертв, ты все, что у меня осталось. И ты сделаешь все, что говорит этот человек. Не позволяй ему причинить мне боль.
Хрипота исчезла из ее голоса, сменившись сюсюканьем маленькой девочки, делающей упор на букве "л". Дыхание Рассела участилось. Лицо было полностью залито краской.
— Пошли, — сказал я.
Грэйс встала, взяла Рассела за руку и развернула сына к двери.
— Я знаю, что ты хочешь сесть в это кресло, — сказал я Расселу. — Но клянусь, если мы не выберемся из этой шахты, я пристрелю вас обоих.
— Только не касайтесь меня, — велела Грэйс. Ее рука крепко сжимала руку Рассела. — Ведите себя прилично.
Секретарша в приемной все еще лежала лицом на столе. Когда мы вышли в коридор, я сунул «триста пятьдесят седьмой» в кобуру под куртку.
— Только покажите охраннику глазами, что что-то не так, — пригрозил я, — и все умрут.
Грэйс еще крепче сжала руку сына и прислонилась к нему плечом.
— Мы пойдем прямо в мою комнату, — сказала она. — Там есть запасной выход.
Подойдя к охраннику, я спросил Рассела:
— Ты смотрел по кабельному «Кьюбз»? Этот Сэндберг нормально играет?
— Как ваша семья, Ральф? — спросила охранника Грэйс.
Тот улыбнулся:
— Замечательно, миссис Костиган.
— Очень хорошо, — сказала Грэйс.
Я кивнул так, словно Рассел мне что-то ответил.
— Все-таки мое мнение, что главный заводила у них Бобби Дэрнье.
Выйдя за пределы слышимости охранника, Грэйс сказала:
— Ты видел, что сделал твой отец: он умер за меня, умер потому, что не хотел, чтобы этот человек причинил мне зло. Теперь твоя очередь. Будешь делать только то, что приказывает этот человек. Только то, что сделал бы на твоем месте отец. Только то, что прикажу я.
— То, что на моем месте сделал бы отец... — хмыкнул Рассел.
Мы с ним знали, почему умер его папаша.
Подойдя ко второму охраннику, мы повторили спектакль. На сей раз Рассел сказал: да, он видел «Кьюбз» по кабельному.
Мы вошли в апартаменты Костиганов. Я вытащил пистолет.
— Туда, — сказала Грэйс. — В моем шкафу. Не смотрите вокруг, я сегодня не прибиралась.
Изнутри туннель можно было осветить, и Рассел об этом знал. То, что во тьме казалось Дантовым Адом, в свете флаоресцентных ламп выглядело банальным коридором в несколько сотен ярдов. Выйдя на травянистый склон, под высокое небо с яркими звездами, я подумал, что, видимо, путешествие к центру Земли случилось несколько столетий назад и не со мной.
— Вот, мы выполнили ваше условие, — заявила Грэйс. Она крепко держала Рассела под руку. — Помогли вам бежать.
Я кивнул. Я смотрел на Рассела. Он — на меня, и стылость черт его лица еще очевиднее проступила при свете полной луны. Он смотрел на меня.
Наши взгляды сомкнулись. Похоже, он чего-то ждал.
Я тоже. Ни один из нас не знал точно, чего именно.
— Вы обязаны нас отпустить, — сказала Грэйс. — Вы сами обещали, что, если мы вам поможем, вы меня не тронете. Сами обещали.
Мы с Расселом еще немного поглазели друг на друга. Я почувствовал запах травы, когда легонький ночной ветерок подул в мою сторону.
— Вы сами обещали, — повторила Грэйс. — Рыжик, он ведь обещал?
— Иди отсюда, ма, — сказал Рассел, не отводя от меня глаз, — он тебя не тронет.
— Одна? — удивилась Грэйс. — Отсюда? В темноте? Нет, я не могу одна. Ты должен меня отвести.
Аромат травы сменился запахом росы, выпавшей во время моего пребывания под землей. Запах весеннего утра, который я запомнил с малолетства.
— До свидания. — Я медленно развернулся и пошел прочь.
— Спенсер, — сказал Рассел.
Я повернулся. Он держал пистолет. Небольшой, автоматический.
— Брось это, — велела Грэйс.
Свой пистолет я пока не убрал. Нас разделяло футов десять.
— Что она скажет, если ты меня убьешь? — спросил Рассел.
— Рыжик, — позвала Грэйс.
— Я не убью тебя, — сказал я.
— Она заставила тебя пообещать? — спросил Рассел.
— Да.
— Прекратите, — приказала Грэйс. — Прекратите сейчас же. Рыжик?
— А я ничего не обещал, — заявил Рассел.
Я сунул пистолет в кобуру:
— Мы оба должны остаться в живых, чтобы она могла выбрать. Если у нее не будет выбора — беда.
Грэйс резко хлопнула в ладоши — так обычно привлекают внимание щенка.
— Рассел Костиган, — сказала она.
Рассел держал пистолет в вытянутой руке и целился в меня. Грэйс стояла от него в пяти футах и, сцепив руки замком на затылке, тихонько раскачивалась. Рассел водил пистолетом между нами.
— Она уже выбрала, — сказал он, едва поворачивая голову, следуя за движением пистолетного дула. — Еще в Милл-Ривер сказала, что возвращается к тебе.
«Беретта», девять миллиметров.
— Сказала, что любит меня, но тебя — больше, — сказал Рассел. Дрожь исчезла из голоса. — Что ей помогла психиатр и что ты тоже изменился к лучшему.
