— Слова, может быть, не ахти, зато какая дикция! — отозвался Майрон и растянул губы в улыбке, которая казалась ему победной.
— Рада за вас, — сказала женщина, отворачиваясь и вновь поднимая бокал. — А теперь оставьте меня в покое.
— Изображаете из себя недотрогу?
— Отвалите.
Майрон ухмыльнулся:
— Хватит притворяться. Вы занимаетесь самообманом.
— Что-то я вас не пойму.
— Это понятно всякому, кто на нас смотрит.
— Неужели? Объясните.
— Вы влюбились в меня по самые уши.
Губы женщины тронула легкая улыбка.
— Неужели заметно?
— В этом нет вашей вины. Дело в том, что я совершенно неотразим.
— Ага. Будьте добры, поддержите меня, если я вздумаю хлопнуться в обморок.
— Я рядом, моя конфетка.
Женщина глубоко вздохнула. Она была прекрасна, как всегда, как и в тот день, когда ушла от Майрона. Майрон не видел ее четыре года, однако воспоминания о ней по-прежнему ранили его душу. Даже смотреть на нее было мучением. Он вспомнил выходные, проведенные вместе в домике Уина на острове Мартас-Виньярд. Он до сих пор помнил дыхание океана, шевелившее ее волосы, ее манеру склонять голову во время разговора, помнил, как она выглядела, надевая его старенький свитер, помнил ее тело… Осколки былого счастья. Узел в его животе продолжал затягиваться.
— Здравствуй, Майрон, — произнесла женщина.
— Привет, Джессика. Ты отлично выглядишь.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— В этом здании находится мой кабинет. Я практически живу здесь.
Женщина улыбнулась:
— Ну да, конечно. Теперь ты представляешь интересы спортсменов.
— Совершенно верно.
— Куда лучше, чем работать тайным агентом.
Майрон пропустил слова женщины мимо ушей. Она посмотрела на него и тут же отвела глаза.
— У меня назначена встреча, — внезапно заговорила Джессика.
— С мужчиной?
— Перестань, Майрон.
— Извини. Старая привычка. — Майрон бросил взгляд на левую руку женщины и, не увидев кольца, почувствовал, как его сердце радостно подпрыгнуло. — Так ты не вышла замуж за этого…
— Его звали Даг.
— Совершенно верно. Даг. Или Дагги?
— Тебе ли насмехаться над чужими именами?
Майрон пожал плечами. Один-ноль в пользу Джессики.
— Куда же он подевался?
Женщина рассматривала мокрый кружок, образовавшийся на стойке от донышка бокала.
— Я никогда его не любила, и ты это знаешь.
Майрон открыл было рот, но промолчал. Ворошить горькие воспоминания было ни к чему.
— Что привело тебя обратно в город? — спросил он.
— В течение этого семестра я буду преподавать в Нью-Йоркском университете.
Сердце Майрона вновь учащенно забилось.
— Где ты поселилась? Опять на Манхэттене?
— Переехала туда в прошлом месяце.
— Я очень огорчен тем, что случилось с твоим отцом…
— Мы получили твои цветы, — прервала его Джессика.
— Я с удовольствием сделал бы и больше…
— И хорошо, что не сделал. — Джессика допила пиво и добавила: — Мне пора. Была рада тебя увидеть.
— А мне казалось, ты собираешься с кем-то встретиться.
— Я ошиблась. Извини.
— Я по-прежнему тебя люблю.
Джессика поднялась на ноги и кивнула.
— Может, попробуем еще раз? — спросил Майрон.
— Нет, — ответила она и двинулась к выходу.
— Джесс…
— Что?
Майрон размышлял, стоит ли сообщить Джессике о фотографии ее сестры в порнографическом журнале, но сказал лишь:
— Ты не согласишься как-нибудь пообедать со мной? Посидим, поговорим.
— Нет.
Джессика отвернулась и ушла, вновь оставив Майрона в одиночестве.
Уиндзор Хорн Локвуд Третий слушал Майрона, сцепив руки. Сплетенные пальцы прекрасно сочетались с обликом Уина, во всяком случае, у него это получалось куда лучше, чем у Майрона. Когда Майрон завершил свой рассказ, Уин еще несколько секунд молчал. В этот момент его поза казалась еще внушительнее. Наконец он положил руки на стол.
— Нечего сказать, денек выдался хлопотливый.
Майрон снимал помещение для конторы у своего бывшего соседа по комнате в общежитии колледжа, Уиндзора Хорна Локвуда Третьего. Когда кто-то говорил, что личность Майрона не имеет ничего общего с его именем, Майрон воспринимал это как похвалу. А вот Уиндзор Хорн Локвуд был целиком под стать своему имени. У него были светлые волосы, уложенные в безукоризненную прическу, разделенные справа идеальным пробором, и безупречно изваянные аристократические черты лица, пожалуй, даже слишком правильные.
Одежда Уина всегда была подобрана с изысканным вкусом. Он носил пуловеры, светлые рубашки с вышитыми инициалами, брюки защитного цвета, белоснежные туфли (со Дня поминовения павших до Дня труда[2]) или остроносые ботинки (со Дня труда до Дня поминовения павших). Помимо всего прочего, в речи Уина проскальзывал еле заметный акцент, который никак нельзя было соотнести с определенным географическим пунктом, и уж тем более с такими школами, как Эндовер или Эксетер (сам Уин учился в Эксетере). Уин довольно посредственно играл в гольф и принадлежал к пятому поколению членов старомодного филадельфийского клуба «Мерион-гольф» (здесь ему была обеспечена фора в три очка) и к третьему поколению не менее старомодного клуба «Сосновая долина» на юге Нью-Джерси. Круглый год он щеголял характерным для любителя гольфа загаром, покрывавшим только руки и V-образный клин на груди, так как в традиционной одежде игроков в гольф предусмотрен короткий рукав и глубокий вырез на шее. Остальное тело Уина отличалось лилейной белизной, и при загаре кожа на нем всегда сгорала.
Он был эталоном американских белых. Рядом с ним великолепный защитник Кристиан Стил казался бы итальянским крестьянином.
Майрон терпеть не мог внешности Уина, и подавляющее большинство людей были с ним солидарны. Уин привык к этому. Как правило, люди предпочитают составлять свое мнение о человеке по первому впечатлению, а первым впечатлением от Уина были запах баснословных денег, ощущение избранности и высокомерия, иными словами — признаки напыщенного болвана. Уин был не в силах бороться с этим, и люди, составляющие свое мнение по первому впечатлению, не значили для него ровным счетом ничего. Уин указал на журнал, лежащий на его столе.
— Так ты решил не рассказывать об этом Джессике?
Майрон встал с кресла, прошелся по комнате и вновь уселся.
— А что я должен был сказать? «Привет, я тебя люблю, возвращайся ко мне, а вот, кстати, фотография твоей сестры в порнографическом журнале, которую считают погибшей». Так, что ли?
Уин задумался.
— Я бы подбирал слова более осторожно, — заметил он и принялся листать журнал, подняв брови, словно хотел произнести: «Хм-мм».
Наблюдая за ним, Майрон решил не рассказывать пока ни о Чезе Ландре, ни о происшествии в гараже. Всякий раз, когда кто-либо пытался задеть Майрона, Уин реагировал весьма своеобразно, но не всегда по-джентльменски. Лучше было отложить жалобы на потом, до тех пор, когда станет ясно, как усмирить Роя О'Коннора. И Аарона в придачу.
Уин швырнул журнал на стол.
— Ну что, приступим?
— К чему?
— К расследованию. Ты ведь этого хотел, не так ли?
— Хочешь помочь?
Уин улыбнулся.
— Куда ж я денусь? — Он развернул телефонный аппарат кнопками к Майрону и добавил: — Звони.
— Куда? По номеру из журнала?
— Нет, Майрон. Позвони в Белый дом и попроси к телефону Хиллари, — раздраженным тоном отозвался Уин. — Пускай она тебя ублажает.
Майрон взял в руки трубку.
— А ты когда-нибудь звонил по таким линиям?
— Я? — Уин сделал вид, будто оскорблен до глубины души. — Кому? В Общество театральных дебютанток? В студенческий клуб? Ты шутишь?
— Я тоже не звонил.
— Может быть, ты хочешь поговорить наедине? Что ж, расстегивай ширинку, спускай трусы, чувствуй себя как дома.
— Ах, как остроумно.
Майрон набрал номер, указанный на объявлении с фотографией Кэти. В свое время, работая на ФБР и ведя частные расследования по поручению хозяев спортивных клубов и посредников, он немало покрутил диск телефона, но сейчас, впервые в жизни, почувствовал смущение.
В трубке раздался пронзительный писк, чувствительно ударивший по барабанным перепонкам. Потом послышался голос телефонистки:
— Просим прощения, но ваш номер не обслуживается.
— Не могу дозвониться, — сказал Майрон.
Уин кивнул.
— Да, я и забыл. Мы отключились от линий с номерами, которые начинаются с девятисот. Это влетало в копеечку: сотрудники то и дело звонили кто куда — не только в «секс по телефону», но и астрологам, психоаналитикам, в тотализатор, даже исповедовались по телефону. — Уин повернулся и достал другой аппарат. — Это моя личная машинка, по ней можно дозвониться куда угодно.