— И когда же он наступит?
— Сначала надо насладиться каждой каплей. О да! У меня такое чувство, что все мы сидим на бомбе с часовым механизмом.
— Ну что ж, наслаждайся, — сказал я.
— Так точно, — ответил он.
На подходе к машине я услышал кашель за кустами, залег на землю, потом встал на одно колено с пушкой в руке.
— Это я, сэр. Харви, — донесся до меня дрожащий от страха голос.
— Так можно и на пулю напроситься, — сказал я ему.
Он вылез из кустов, потрясенный увиденным зрелищем. Я убрал пистолет.
— Извините меня, сэр, — проговорил он. — Я не хотел... думал, вам следует знать.
— Что случилось?
— Вас кто-нибудь ждет?
— Нет. А что?
— Тут несколько раз проехала какая-то машина. Кружила, кружила, а теперь стоит метрах в пятидесяти к югу от главного входа, за деревьями прячется. И за дорогой к дому тоже наблюдают.
— Как ты их выследил?
— Не я, сэр. Мой племянник. — Он помялся немного и решился продолжить: — Ну, семья у них бедствует. Вот я и слежу за тем, чтобы каждую неделю он получал запас продуктов для дома.
— Пользуешься служебным положением?
— Что-то вроде того, сэр, если вы не против.
— Не дрейфь!
— Мальчишка увидел машину и подумал, что это полиция, вот и решил сначала поглядеть, что происходит. Но человек так и не уехал, и он воспользовался старой дорогой.
— И почему же ты решил рассказать мне это?
Харви перевел взгляд на пистолет:
— Теперь я рад, что сделал это, сэр.
— Как там старая дорога? Автомобиль проедет?
— Думаю, да. Конечно, она изрядно заросла, но садовник, бывает, выезжает по ней из поместья на маленьком тракторе.
— Ладно, Харви. Спасибо тебе.
— Сэр... стоит готовится к неприятностям?
— Пока нет, — ответил я.
* * *
Не сводя с меня глаз, сержант Тобано молча выслушал мой рассказ, успев по ходу заглотить пару чашек кофе. Снаружи круглосуточного ресторана солнце с трудом пробивалось сквозь тяжелый, мутный воздух, пытаясь осветить городские улицы. Парочка хиппи быстренько заняла место только что ушедших металлистов, но перед этим бармен успел смахнуть со стойки сдачу, которую увешанные побрякушками парни оставили ему вместо чаевых.
— Братья Гвидо замешаны в уличной драке, — поведал мне Тобано.
— То ли еще будет.
— А ты? Выгадаешь от всего этого?
— Избавлюсь от всего этого. Но похоже, никто мне не верит.
— Да кто тебе поверит с твоим-то прошлым! Их винить не в чем. На тебе столько всего висит, что только идиот поверил бы.
— Люди любят присочинить, просто хлебом не корми.
— Ерунда.
— Послушай, я выложил тебе все, что сам знаю. Что еще тебе от меня надо?
Тобано поднял на меня свои глаза-сканеры:
— Сам не знаю. Когда у меня появляется информатор вроде тебя, у меня всегда свербит в одном месте от желания проверить его слова. Постоянно.
— Тогда тебе лучше поторопиться.
— Келли, — напряженно сказал он, — время — штука странная. У него имеются свои способы позаботиться обо всем на свете. Иногда мы можем помочь ему и немного подтолкнуть, а иногда не остается ничего, как только ждать, ждать и ждать.
— А иногда переизбыток времени убивает.
— Не слишком ли поздно волноваться по этому поводу?
Я доел остатки пончика, запил его последним глотком кофе и закурил.
— Я не о себе волнуюсь.
— О тех невинных, которые тебя окружают?
— О некоторых из них.
— Не нравишься ты мне, Келли. Когда-то я ненавидел таких, как ты, но потом постарел и понял, что толку от ненависти никакого. Теперь мне просто кое-кто не нравится. Уловил?
— Ясно как божий день, сержант.
— В игре ты или вне игры, от тебя одни неприятности. Любая твоя информация — просто беда. Конечно, у тебя имеются связи со всякими там высокопоставленными лицами, и люди не особо желают делиться с тобой сведениями, но ты все равно узнаешь то, что хочешь. Был даже такой прецедент... один парень по имени Счастливчик.
— Лучиано?
— Ну да. Попался в лапы полиции, и мужика освободили досрочно только из-за того, что привлекали его на родине, плюс к тому ему удалось убедить присяжных, будто он защищал свою страну во время Итальянской кампании во Вторую мировую.
— Его депортировали.
— Конечно, и он снова скорехонько включился в торговлю наркотиками, как в былые времена.
— Лучиано умер в довольно преклонном возрасте, сержант.
— Лучше бы он умер в младенчестве.
— Всегда найдется кто-нибудь другой, — сказал я.
— Именно это я и имею в виду. Всегда находится кто-то другой. Свято место пусто не бывает.
— Не хотел доставлять тебе неприятности, малыш.
— Да о чем ты говоришь! Просто удовольствие видеть, как ты получаешь по заслугам.
— Спасибо, — хмыкнул я.
— На здоровье.
* * *
Ли и Роза тихо посапывали в кроватке, устало развалясь под одеялами. Я пошел в другую комнату, побросал вещички в свой старый портфель, принял душ, побрился и сделал себе бутерброд. Я уже собрался уходить, когда увидел на пороге Ли все в тех же дурацких шортах с пуговкой «LOVE» на боку. Грудь у него была поцарапана, на лице — следы от подушки.
— Где тебя черти носили?
— Да так, пошатался вокруг. Иди спать, — ответил я.
— Ясно. Вот так, значит. — Взгляд его упал на мою сумку, и он нахмурился. — Куда это ты собрался?
— Выметаюсь, дружище.
— Дождался, пока гром грянет, а теперь сматываешься. Мило, ничего не скажешь.
— Ты это о чем?
— Почитай газеты.
Я повязал галстук и надел пиджак, прикрыв пушку, болтающуюся на ремне.
— Лучше так расскажи, Ли.
— Прошлым вечером я встречался с Диком Лагеном.
— И что?
— Деньги и власть прессы способны своротить горы.
— Бульдозерами быстрее будет.
— Дог, тебя накрыли. Он напал на что-то такое в Европе, и теперь крепостные стены рухнут. Пока он не говорит, что именно ему удалось раскопать, просто затаился на время и ждет чего-то, но тучи сгущаются.
— Старик... — хитро прищурился я. — По-моему, ты изнежился в тепличных условиях и воображение у тебя разыгралось не на шутку. Будь проще.
— Мертвец, Дог. Ты мертвец. Труп. А когда-то ты ведь был добрым малым. Я не забыл.
— Я и сейчас такой.
— Что будет с Шарон?
— Ничего.
— Вот это хуже всего. Она вся прямо горит от энтузиазма по поводу того идиотского фильма. Только и слышишь от нее, как Линтон возродится к жизни и всякое прочее дерьмо. С ней даже поговорить ни о чем другом стало невозможно. Этого удара она не переживет.
— Она крепкая малышка, Ли.
— Но не настолько же! — Ли привалился к косяку и помолчал немного. — Копы снова приходили.
— Да, я знаю.
— На этот раз с тем здоровяком был другой. Федеральный агент. Из казначейства.
Я ничего не ответил.
— Если тебе интересно, они снова ушли ни с чем.
— Мне не интересно.
— Дог... за мной постоянно кто-то таскается.
— Точно.
— Так это твой человек?! — изумился Ли.
— Один мой старинный друг.
Он кивнул, подумал минуту-другую, кусая губы, словно обдумывая какую-то идею, которая только что посетила его.
— И за Шарон тоже?
— Простая предосторожность.
— Ясно. Ты получил записку от того парня?
— Да.
— Он еще одну оставил. То же самое. «Феррис» и несколько цифр. Она там, на столике.
Где-то в глубинах моей памяти маленькое зернышко начало пробуждаться к жизни. Из-за постоянного повторения защитная оболочка на нем лопнула, но вокруг были только асфальт и бетон, и зернышко никак не могло добраться до благодатной почвы. Я видел его, ощущал его, но чертовски хорошо знал, что не смогу узнать, что вырастет из него, пока не увижу на его стебле цветок.
Я взял вещи, и Ли отошел от двери, пропуская меня.
— Не хочешь сказать, куда направляешься?
— Сегодня пойду в отель, хорошенечко высплюсь, сделаю массу телефонных звонков, потом возьму машину и отправлюсь назад к своей развалюхе на самом берегу океана на Мондо-Бич, обдумаю ситуацию и начну получать удовольствие от жизни.
Выражение лица Ли странным образом изменилось: он снова был в кабине самолета, вглядывался в синее небо через ветровое стекло «П-51», весь — комок нервов, ждет, когда появятся фрицы.
— Ищешь пристанище, — сказал Ли.
Мой друг даже и не подозревал, насколько он был прав.
Нельзя сказать, что Дик Лаген подобрался вплотную, но его последний опус содержал в себе намек на одну незавершенную историю, которая, несомненно, произведет фурор в определенных кругах. Мона Мерриман тоже постаралась на славу, поведав в колонке светской хроники о том, что С.С. Кейбл и Уолт Джентри собираются снимать нашумевший фильм на весьма живописной фабрике, расположенной в небольшом городишке к северо-востоку от Нью-Йорка. На главные роли «Плодов труда» уже прочили ведущих звезд мирового кинематографа, а героиню якобы должна была сыграть самая красивая женщина Англии. Мое имя стояло в ряду с остальными членами семейки Баррин, и именно мне приписывали идею переместить съемочную площадку на восток, а не тащиться за тридевять земель в Калифорнию. Слухи росли и множились, все дальше уводя обывателей от истинного положения вещей.
