— Знала, разумеется. Это-то меня в нем и заинтересовало. В свое время у меня тоже неприятностей хватало.
— Неприятностей с законом?
— Этого я не сказала. И давайте не будем говорить обо мне, а? Мне улыбнулась судьба — повезло с недвижимостью, и я просто захотела поделиться с кем-нибудь своей удачей. Вот и дала Дэви работу.
— Вы хоть раз говорили с ним о чем-нибудь подробно?
Миссис Смит хохотнула.
— Я бы сказала, что да. Этот парень кого хочешь заговорит.
— О чем же?
— На любую тему. Но его главная тема — это то, что наша страна катится в пропасть. И в этом он, возможно, прав. Говорит, что за время, проведенное за решеткой, глаз на всякие темные делишки стал у него наметан.
— Прямо как адвокат, из тех, что хлебом не корми, дай только языком почесать.
— Дэви этим не ограничивается, — бросилась она на его защиту. — Он не только говорит. И не из таких, кто любит язык почесать. Он серьезный парень.
— В чем же он серьезный?
— Хочет вырасти, стать настоящим человеком и приносить пользу людям.
— По-моему, он просто-напросто дурачит вас, миссис Смит.
— Нет, — она затрясла своей перекрашенной головой. — Он меня не обманывает. Возможно, в какой-то степени он обманывает себя самого. Бог его знает, у него есть свои трудности. Я говорила с его инспектором по делам условно освобожденных... — Она замолкла в нерешительности.
— Кто у него инспектор?
— Забыла фамилию. — Она прошла в переднюю, взяла телефонный справочник и прочла фамилию, написанную на обложке: — Мистер Белсайз. Вы знаете его?
— Мы знакомы. Он хороший человек.
Лорел Смит села поближе ко мне. Похоже, она немного помягчела, но взгляд ее оставался настороженным.
— Мистер Белсайз признался мне, что он рисковал в случае с Дэви. Я имею в виду, когда рекомендовал его к условно-досрочному освобождению. Сказал, что Дэви может оправдать доверие, а может и нет. Я тогда ответила ему, что тоже хочу рискнуть.
— Зачем?
— Нельзя же жить все время только для себя. Я поняла это. — Внезапно лицо ее озарилось улыбкой. — И я наверняка обожглась на нем, так ведь?
— Наверняка обожглись. Белсайз говорил вам, что с Дэви?
— У него затронута эмоциональная сфера, — ответила она. — Когда у него начинается помешательство, ему начинает казаться, что все мы его враги. Даже я. Хотя на меня руку он ни разу не поднимал. И вообще ни на кого до сегодняшнего дня.
— Но вы можете этого просто не знать.
— Я знаю, что в прошлом у него были неприятности, — сказала она. — Но я хотела сделать для него доброе дело. Вы не знаете, через что ему пришлось пройти за свою жизнь — сиротские приюты, детство у приемных родителей, и везде тычки и пинки. Никогда не было родного угла, ни отца, ни матери.
— Ему еще предстоит научиться держать себя в руках.
— Я-то это знаю. Мне показалось, что вы начинаете ему сочувствовать.
— Я действительно сочувствую Дэви, но это ему не поможет.
Он играет во взрослые игры с молоденькой девушкой. Он должен вернуть ее. Родители девушки могут упечь его за решетку, и тогда из тюрьмы он выйдет почти в пожилом возрасте.
Она в отчаянии прижала руку к груди.
— Мы не можем этого допустить.
— Куда он мог поехать с нею, миссис Смит?
— Не знаю.
Она осторожно почесала пальцем свою крашеную голову, встала и подошла к широкому окну. Она стояла спиной ко мне, ее фигура откровенно просвечивала сквозь одежду как у одалиски. Океан, обрамленный темно-красными шторами, казался столь же древним, как Средиземное море, древним, как первородный грех.
— Он приводил ее сюда раньше? — спросил я, обращаясь к черно-оранжевой спине.
— Приводил, чтобы познакомить нас, на прошлой неделе. Нет, на позапрошлой.
— Они собирались пожениться?
— Не думаю. Слишком молоды. У Дэви наверняка другие планы.
— Какие именно?
— Я говорила вам про учебу и так далее. Он хочет стать врачом или юристом.
— Пусть благодарит бога, если его вообще в тюрьму не упекут.
Миссис Смит повернулась ко мне лицом, нервно потирая руки. Звук от трения был сухим и тревожным.
— Что я могу сделать?
— Позволить мне обыскать его квартиру.
С минуту она молчала, глядя на меня с таким выражением, словно ей было трудно кому-либо доверять.
— Что ж, мысль, пожалуй, неплохая.
Она достала связку своих ключей, тяжело звякнувших на кольце, напоминающем браслет чересчур большого размера. Карточки с надписью «Дэвид Спэннер» на двери квартиры уже не было. Это вполне могло означать, что возвращаться сюда он больше не собирался.
Квартира состояла из одной комнаты с двумя кроватями, выдвигающимися под прямым углом друг к другу. В обеих кроватях спали, так и оставив их неубранными. Откинув покрывала, миссис Смит тщательно осмотрела простыни.
— Не могу определить, вместе они спали или нет, — сказала она.
— Думаю, что да.
Она обеспокоенно посмотрела на меня.
— Раз кобылка несовершеннолетняя, то за это его могут посадить, да?
— Конечно. А если он увезет ее куда-нибудь против ее воли или если она захочет уехать от него, а он применит силу...
— Знаю, это называется похищением. Но Дэви ни за что так не поступит. Она ему очень нравится.
Я открыл шкаф. Он был совершенно пуст.
— Вещей у него немного, в смысле одежды, — пояснила миссис Смит. — К одежде и тому подобным вещам он безразличен.
— А к чему небезразличен?
— К машинам. Но как освобожденному условно, водить ему не разрешается. Думаю, это одна из причин, по которой он связался с этой девушкой. У нее есть машина.
— А у ее отца — ружье. Теперь оно в руках у Дэви.
Она повернулась ко мне так резко, что подол платья взметнулся вверх.
— Об этом вы ничего не говорили.
— А почему это столь важно?
— Он может кого-нибудь застрелить.
— Кого-нибудь конкретно?
— Кого-нибудь конкретно он не знает, — глупо ответила она.
— Это хорошо.
Я тщательно обыскал квартиру. В маленьком холодильнике на крошечной кухне я обнаружил молоко, нарезанную ветчину и сыр. На письменном столе, стоявшем у окна, лежало несколько книг: «Пророк», книги о Кларенсе Дэрроу и об одном американском враче, построившем больницу в Бирме. Негусто для того, чтобы начинать расследование.
Над столом был прикреплен список, содержащий десять заповедей, начинающихся с «Не...». Они были каллиграфически выведены, я сразу узнал почерк Дэви:
" 1. Не води машину.
2. Не выпивай.
3. Не засиживайся допоздна: ночь плохое время.
4. Не посещай злачных мест.
5. Не заводи друзей, как следует не узнав их.
6. Не ругайся нецензурно.
7. Не употребляй в речи грубых и жаргонных словечек.
8. Не сиди без дела, размышляя попусту о днях минувших.
9. Не дерись.
10. Не сходи с ума и не вспыхивай к людям неукротимой враждой".
— Теперь видите, что это за парень? — раздался у меня за плечом голос Лорел. — Хочет по-настоящему исправиться.
— Вы его любите, не правда ли?
Она ответила уклончиво:
— Вам бы он тоже понравился, узнай вы его поближе.
— Возможно. — Перечень самоограничений Дэви был в известной мере трогательным, однако я читал его под другим углом зрения, нежели Лорел. Юноша начинал познавать себя, и то, что открывалось его взору, было ему не по душе.
Я обыскал письменный стол. В нем не было ничего, за исключением скомканного листа бумаги в нижнем ящике. На листке чернилами был грубо набросан план то ли ранчо, то ли крупной усадьбы. Еще не устоявшимся девичьим почерком были нанесены обозначения: «главное здание», «гараж и кв. Л.», «искусственное озеро и дамба», «дорога от шоссе», проходящая через «запирающиеся ворота».
Я показал план Лорел Смит.
— Говорит это вам о чем-нибудь?
— Абсолютно ни о чем. — Однако глаза ее сузились и взгляд стал напряженным. — А разве о чем-то должно говорить?
— Похоже, что они изучали планировку перед тем, как «пойти на дело».
— Да нет, скорее просто машинально чертили, думая совсем о другом.
— Может быть, — я сложил план и спрятал его во внутренний карман пиджака.
— Что вы собираетесь с ним делать? — спросила Лорел Смит.
— Найти по нему это место. Если знаете, где оно находится, то могли бы избавить меня от массы неприятностей.
— Не знаю, — отрезала она. — Если вы здесь закончили, то меня ждут дела.
Она стояла у дверей до тех пор, пока я не вышел. Я поблагодарил ее. Она мрачно покачала головой.
— Никаких «пожалуйста» от меня не дождетесь. Послушайте, сколько бы вы хотели, чтобы оставить Дэви в покое? И вообще все это проклятое дело?
— Не могу.
— Да бросьте-ка вы, можете. Даю вам пять сотен.
— Нет.
— Тысячу. Тысячу наличными, безо всяких налогов.
— Забудьте об этом.
— Тысячу наличными и себя в придачу. Без одежды я смотрюсь куда лучше. — Она резко прижалась одной грудью к моей руке повыше локтя. Единственное, что я почувствовал, это как в почках у меня отдалась боль.