— Некоторые вещи претерпели изменения за последние годы, — продолжал я. — Я вижу новые лица и знаю, зачем они здесь и что их связывает. Надеюсь, никто не попытается нарушить наши правила и порядки и все будут помнить, что этот вид бизнеса есть мой бизнес. Организация будет продолжать действовать, как и при Беннете, и никаких изменений не будет. Вопросы есть?
У стены поднялась рука.
— Кто это?
— Чарли Виц.
— Продолжайте, Виц.
— Как с бумагами, Дип?
— Оджи собирает все нужные бумаги. Не беспокойте его. Кроме того, мне нужен список новых членов клуба, а также точный учет всего наличного и поступающего. Если за кем-либо будут замечены неточности, тот пусть пеняет на себя. Для всего этого нужен человек.
— Роджер подойдет, — произнес сидевший неподалеку от меня человек.
— Хорошо. Я с ним переговорю.
Одно лицо, наблюдавшее все время за моими действиями без всякого выражения, вдруг начало принимать явно насмешливый оттенок. Оно принадлежало мужчине, физическая сила которого несколько скрывалась толстым слоем жира, но, тем не менее, чувствовалась в жесткой складке его рта и мрачном блеске его глаз.
Я взглянул на него и сказал:
— Советник, вы выглядите сомневающимся.
Хью Педл, хозяйничавший в старом Датском избирательном округе, не сгоняя со своего круглого лица язвительной улыбки, произнес мягким, вкрадчивым тоном:
— Мне только любопытно… мистер Дип.
— Так ли?
Я внимательно вглядывался в него, стараясь уловить изменения в выражении его лица, и сказал:
— Рядом с вами сидит мистер Копола. Он занимает руководящее положение в Сити-Холле. Вы его хорошо знаете?
— Очень хорошо, мистер Дип.
— Вы довольно тучный мужчина и часто посещаете турецкую баню. И он также. Приходилось ли вам замечать шрамы на его животе?
— Неоднократно.
— Он вам говорил, откуда они у него?
— Никогда.
Когда я улыбнулся, усмешка начала быстро сползать с его лунообразного лица.
— В таком случае спросите его, — посоветовал я.
Несколько человек вполголоса одобрили мое предложение, поняв его и сразу и открыто перейдя на мою сторону.
Оставалось еще кое-что, что следовало бы сделать сейчас же. Я наклонился над спинкой кресла, оглядел притихшее собрание и сказал:
— Кто бы ни убил Беннета, тому лучше исчезнуть. Я намерен разыскать его, и это будет концом его жизни.
Бени из Бруклина и Дикси с трудом, поддерживая друг друга, поднимались на ноги. Их головы вряд ли вполне осознавали случившееся, но, несомненно, по ассоциации они должны были припомнить неприятные для них события двадцатилетней давности, произошедшие в подвале этого здания.
Вид их был не просто печальным, но таким, что в зале раздались откровенные смешки, а затем и уничтожавшие их замечания и реплики.
Маленький Кэт смотрел на меня с тем выражением на лице, которое, вероятно, и дало ему это имя.
— Кэт, — сказал я, — пойдем.
От удовольствия он кашлянул, задыхаясь, поднялся и всем своим видом подчеркнул, что готов идти за мной куда угодно.
Остальные еще сидели в ожидании.
— Обо мне вы еще услышите, и скоро. На сегодня все закончено.
Парень на посту открыл нам дверь с почтительным поклоном, и мы двинулись вниз по лестнице.
— Итак, Кэт, вы знаете, что вы со мной?
— Везде и всюду, мистер Дип.
Кэт открыл наружную дверь, и мы вышли на улицу. Мелкие капли дождя, разносимые ветром, заставили нас поднять воротники.
Кэт закашлялся, колотя себя в грудь, а затем спросил:
— Как же со мной, мистер Дип?
— Как всегда, Кэт. Сквозь стены, через заборы, в щели — всюду, куда другой не сможет проникнуть. Глаза и уши.
— Я уже не тот Кэт, Дип.
— Заботы?
— Легкие. ТБЦ. Но не так скоро, как они покончат с вами.
— Думаете?
— Они прикончат вас, Дип. Никого они так не желают, как вас. Они стали сильными и завели свои собственные дела. Беннет давал им немного воли и не очень-то мешал. И все-таки он был убит. Хотя я и не знаю, как и кем. Но вас они не потерпят, Дип. Вы им мешаете. Что вы скажете?
— Я это чувствую, Кэт.
— Вы начали слишком крепко, Дип. Они уже отвыкли от старой тактики. Они выросли и не делают свои дела в подвалах. Так, как было раньше, никогда уже не будет. Но я с вами, Дип.
— Не боитесь умереть?
— Эх, Дип… Я, скорее, боюсь жить, чем умереть. Это убивает меня. — Он хлопнул ладонью себя по груди и улыбнулся.
Коп, несший патрульную службу, был еще сравнительно молод, когда я впервые с ним встретился. Теперь же из-под его фуражки выглядывала усыпанная серебром шевелюра, что означало не только приближение отставки, но и то, что за его плечами, широкими и мощными, тянулись долгие годы, давшие ему большой опыт и большие знания. Он знал все правила и, пожалуй, всех людей своего квартала. Его крупные шаги свидетельствовали о спокойной уверенности и решимости двигаться только вперед, преодолевая все преграды. Мерное покачивание его руки, держащей стэк, никогда не утрачивало свой четкий ритм.
Он остановился напротив меня и сказал:
— Я слышал, вы вернулись, Дип.
— Вы по-прежнему, мистер Саливен, узнаете все если не первым, то, во всяком случае, вторым.
— Я также слышал, что уже произошло некоторое беспокойство.
— Это не совсем так.
Его палец приподнялся и очертил сердцеобразную фигуру на моей груди, чуть левее от ее центра.
— Это весьма уязвимое место, — произнес он многозначительно, — всего лишь несколько унций свинца — и все, конец, мальчик.
— Вы говорите, мистер Саливен, как в старые времена.
— Вы тоже поступаете, Дип, как в старые времена.
Морщинки вокруг его глаз собрались, и зрачки сузились.
— До сих пор все было спокойно. Никто в нашем квартале не был убит.
— Кроме Беннета.
— Он немногого стоил. Тем более выстрела.
— Однако теперь вы рассуждаете философски, мистер Саливен. Двадцать лет назад было иначе. Тогда вы просто набросили на меня пару грязных наручников. Припоминаете?
— Память у меня неплохая. Что же, это было необходимо, хотя и не очень хорошо. Не так ли?
— Разумеется. Я знаю, какой вред может причинить парень, размахивающий тяжеленным кулаком. Но это больше не повторится.
— Не будьте так уверены, Дип.
Его глаза вновь прищурились.
— Вы теперь в большом переплете. Очень большом, насколько я понимаю. Вы можете иметь уйму хороших дней, но можете и уменьшить их до нескольких, и то отвратительных.
Я засмеялся и взглянул на танцевавший в его руке стэк.
Его лицо напряглось, слегка покраснело, и он тихо, но твердо сказал:
— Не создавайте в моем квартале никаких беспокойств, Дип. И если что-нибудь случится, будьте осторожны. Вы будете у меня под особым наблюдением.
Когда мы расстались и я пошел своей дорогой, я еще долго чувствовал на себе провожавший меня пытливый взгляд.
Единственное, что изменилось на Броганском рынке, это товары. Тротуары загромождали штабеля ящиков и корзин с разнообразными овощами и фруктами, и эти штабеля были так высоки, что загораживали окна жилых домов. Внутри же Брогана суетились те же занятые личности в сероватых передниках и соломенных шляпах.
Рядом с овощным складом находилась узенькая дверь, за которой сразу же начиналась крутая лестница, доходившая до четвертого этажа. На лестничной клетке царил непроницаемый мрак, и единственным ориентиром служили ветхие перила.
На втором этаже у одной из дверей была прикреплена металлическая пластинка с именем «Ли», а под ней виднелась кнопка звонка. Нажимать на кнопку, счел я, совершенно излишне, так как старая лестница, по которой я поднимался, так трещала и скрипела, что мои шаги наверняка были слышны во всем доме, а не только в нужной мне квартире. Я толкнул дверь и вошел в маленькую переднюю, загроможденную разнообразным хламом и большим количеством пустых бутылок, валявшихся вдоль стены.
Дверь в комнату была заперта, и я постучался. Внутри послышалось какое-то движение, но никто мне не ответил. Я постучал еще раз. На этот раз кто-то подошел к двери, откинул защелку и распахнул дверь.
Всевозможные события в моей жизни не раз приучали меня спокойно и хладнокровно встречать всяческие неожиданности, однако всего моего опыта, очевидно, было недостаточно. На некоторое время я превратился то ли в столб, то ли в чурбан с глупейшей улыбкой на лице.
На пороге стояла сумасшедше, просто безумно прекрасная девушка в очаровательном домашнем платье. Я просто физически ощутил исходившую от нее неизъяснимую привлекательную теплоту и непонятную притягательную силу. Ее глаза не смотрели на меня, а как бы ощупывали, ласкали мое лицо. И не удивительно, что на какое-то мгновение я растерялся и затем кое-как промямлил:
