Майрон покачал головой.
— Мы с ним совсем не пара, но для разнообразия… Я подумала — это может звучать глупо, но, пожалуйста, помни, что я тебя тогда совсем не знала, — что ты вполне годишься для переходного периода.
— Переходного периода?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты был профессиональным спортсменом. У тебя наверняка было много женщин. Я подумала, что, возможно, ты вполне мог бы подойти. Чисто физически. А потом, впоследствии, я могу встретить кого-нибудь настоящего. Ты меня понимаешь?
— Думаю, что да, — ответил Майрон. — Твой интерес был связан с моим телом.
— Наверное.
— Я чувствую себя совсем дешевкой. Или приятно удивленным? Давай остановимся на «приятно удивленным».
Его слова заставили ее улыбнуться.
— Пожалуйста, не обижайся.
— Я не обижаюсь, — заверил он и добавил: — Негодяйка!
Она засмеялась — звук ее голоса был очень мелодичным.
— И что случилось с твоим планом? — поинтересовался он.
— Ты оказался совсем не таким, как я себе представляла.
— Это хорошо или плохо?
— Сама не знаю. Ты встречался с Джессикой Калвер. Я читала об этом в журнале «Пипл».
— Это правда.
— У вас были серьезные отношения?
— Да.
— Она замечательная писательница.
Майрон кивнул.
— И потрясающе красива.
— Это ты потрясающе красива.
— Не так, как она.
Он хотел возразить, но решил, что это будет звучать неубедительно.
— Когда ты впервые пригласил меня на свидание, я подумала, что твоим мотивом было… ну, не знаю, но что-то другое.
— Что именно?
— Мне очень не хочется в этом признаваться, но потеря мужа из-за событий одиннадцатого сентября вдруг придала мне какую-то особую, извращенную значимость.
Майрон понимал, что она имела в виду. Он помнил слова Уина о том, какая мысль приходит в голову первой при упоминании ее имени.
— И я решила — опять-таки не будучи знакома с тобой лично, но зная, что ты привлекательный мужчина, бывший спортсмен-профессионал, который встречается с женщинами, похожими на супермоделей, — что тебе просто интересно добавить меня к списку своих трофеев.
— Потому что ты осталась вдовой после теракта одиннадцатого сентября?
— Да.
— У тебя больное воображение.
— Не думаю.
— Нет?
— Я ведь уже объясняла. Эти вдовы вдруг стали модными. Люди, которые раньше меня просто не замечали, неожиданно захотели со мной познакомиться. И это происходит до сих пор. Примерно месяц назад я стала ходить играть в теннис в клубе. Так вот: одна из завсегдатаек — богатая и высокомерная особа, которая раньше в упор меня не замечала, — вдруг подходит ко мне и делает какашкино лицо.
— Какашкино лицо?
Эли показала, какое именно: надула губы, нахмурила лоб и заморгала глазами.
— Ты похожа на Дональда Трампа, на которого прыснули слезоточивым газом.
— Это и есть какашкино лицо. После смерти Кевина я вижу такое выражение постоянно. Я не жалуюсь. Это очень естественно. Но эта женщина с какашкиным лицом подходит ко мне, берет за руки, заглядывает в глаза с таким серьезным выражением, что мне хочется закричать, и при этом говорит: «Это вы Эли Уайлдер? О-о, я так давно хотела с вами познакомиться. Как вы?» Ты понимаешь, о чем я?
— Понимаю.
Эли посмотрела на него.
— Что?
— Ты стал ухажерской разновидностью какашкиного лица.
— Не понял?
— Ты не устаешь повторять, какая я красивая.
— Так и есть.
— Мы раньше встречались три раза.
Майрон промолчал.
— Тогда ты тоже считал меня красивой?
— Я стараюсь не думать о замужних женщинах в таком ключе.
— Ты хоть помнишь, где это было?
— Не уверен.
— А если бы я выглядела как Джессика Калвер, ты бы наверняка запомнил, даже если бы я была замужем.
Она ждала.
— Что ты хочешь от меня услышать, Эли?
— Ничего. Просто пора перестать воспринимать меня с какашкиным лицом. Не важно, почему ты начал встречаться со мной. Важно, почему ты здесь сейчас.
— Я могу это сделать?
— Сделать — что?
— Сказать, почему я здесь сейчас?
Эли с трудом проглотила слюну, впервые почувствовав себя неуверенно, и в знак согласия махнула рукой.
Он этим воспользовался.
— Я здесь потому, что ты мне очень нравишься. Потому, что, наверное, у меня действительно полная каша в голове. Я не исключаю, что в твоих словах о какашкином лице есть доля истины, но все дело в том, что я здесь потому, что не могу о тебе не думать. Я думаю о тебе постоянно и при этом обязательно глупо улыбаюсь. Вот так. — Настала его очередь продемонстрировать, что он имел в виду. — Теперь понятно, почему я здесь?
— Это, — отозвалась Эли, с трудом подавляя улыбку, — чудесный ответ.
Он хотел пошутить, но удержался. Вместе со зрелостью приходит сдержанность.
— Майрон?
— Да?
— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Хочу, чтобы ты меня обнял. Хочу, чтобы ты отвел меня наверх и занялся со мной любовью. Я хочу, чтобы ты все это сделал, и ни на что не рассчитываю, потому что не питаю никаких иллюзий. У наших отношений может не быть будущего, если так захочу я или решишь ты. Но это не важно. Я не хрупкая и не стану тебе описывать ужас последних пяти лет: я гораздо сильнее, чем ты можешь это представить. Но если после сегодняшней ночи наши отношения продлятся, сильным предстоит быть тебе, а не мне. Это предложение не является освобождением от обязательств. Я знаю, как тебе хочется проявить себя благородным рыцарем, но мне нужно не это. Сегодня мне нужен только ты.
Эли наклонилась к нему и поцеловала в губы. Сначала робко, потом с большей страстью. Майрон чувствовал, как им овладевает желание.
Она снова поцеловала его, и он потянулся к ней…
Через час — а может, прошло всего минут двадцать — обессиленный Майрон откинулся на спину.
— Ну? — спросила Эли.
— Ого!
— А подробнее?
— Дай отдышаться.
Эли засмеялась и прильнула к нему.
— Руки и ноги меня не слушаются, — сказал он.
— Вообще ничего не чувствуешь?
— Все онемело.
— Не думаю, что все. И ты был па высоте!
— Как сказал однажды Вуди Ален, я часто упражняюсь в одиночку.
Она положила голову ему на грудь. Его бешено бившееся сердце стало сбавлять обороты. Он смотрел в потолок.
— Майрон?
— Слушаю.
— В моей жизни он будет всегда. Как и в жизни Эрин и Джека.
— Я знаю.
— Большинство мужчин с этим не могут смириться.
— Я тоже не знаю, смогу ли.
Она посмотрела на него и улыбнулась.
— Что?
— Ты честен, и мне это нравится, — ответила она. — Больше никаких какашкиных лиц?
— Я избавился от него двадцать минут назад.
Он вытянул губы, насупился и захлопал глазами.
— Подожди, кажется, оно возвращается.
Она снова положила ему голову на грудь.
— Майрон?
— Да?
— Он никогда не уйдет из моей жизни. Но сейчас его в ней нет. Сейчас в ней только мы двое.
На третьем этаже медицинского центра Святого Варнавы следователь округа Эссекс Лорен Мьюз постучалась в дверь, на которой висела табличка «Эдна Скайлар, врач-ординатор, генетик».
— Входите, — раздался женский голос.
Лорен повернула дверную ручку и вошла. Скайлар поднялась из-за стола ей навстречу. Как и многие другие, она оказалась выше Лорен. Скайлар прошла через комнату, протягивая руку. Они обменялись крепкими рукопожатиями, внимательно разглядывая друг друга. Эдна Скайлар понимающе кивнула ей, что не удивило Лорен: в их профессиях первую скрипку продолжали играть мужчины, что автоматически делало их союзницами.
— Присаживайтесь!
Они обе сели. На столе Эдны царил безупречный порядок. На нем лежала стопка из несколько папок, но ни из одной не торчало вложенных листов. Кабинет был самым обычным, с большим панорамным окном, из которого открывался дивный вид на автостоянку.
Доктор Скайлар откровенно разглядывала Лорен Мьюз, и той это не понравилось. Она подождала некоторое время, но Скайлар продолжала ее пристально изучать.
— Что-то не так? — не выдержав, поинтересовалась Лорен.
Эдна Скайлар улыбнулась:
— Извините, просто дурная привычка.
— Какая?
— Я разглядываю лица.
— Понятно.
— Это не важно. А может, и наоборот — ведь из-за этого я, собственно, и попала в историю.
Лорен воспользовалась случаем, чтобы перейти к делу:
— Вы сказали моему боссу, что располагаете информацией о Кэти Рочестер?
— Как, кстати, дела у Эда?
— С ним все в порядке.
Эдна тепло улыбнулась:
— Он хороший человек.
— Да, — согласилась Лорен, — настоящий принц!
— Мы знаем друг друга очень давно.
— Он говорил мне об этом.
— Вот почему я позвонила именно Эду. Мы подробно обсудили с ним это дело.
