— Я помню, читала об этом в газетах, только не знала, с кем именно это случилось. Я все больше сижу дома. Выходила только с Джо, но теперь вот его не стало… — Затем она добавила с чувством: — Надеюсь, того, кто это сделал, посадили в камеру, а ключ выбросили.
— Его давно похоронили, — буркнул Гробовщик.
— Эду пересаживают кожу с бедра, — пояснил Могильщик. — Но на это нужно время. Не меньше года, говорят.
— Ну а теперь, миссис Пуллен, — твердо сказал сержант, — я бы хотел услышать от вас, что же произошло в вашей квартире вчера вечером, а точнее, сегодня утром.
— Расскажу что знаю, — вздохнула она.
Когда она закончила свой рассказ, сержант сказал:
— Ну что ж, по крайней мере теперь хоть понятно, что произошло в вашем доме после возвращения преподобного Шорта и до того, как обнаружили труп. Кстати, как по-вашему, он действительно выпал из окна спальни?
— Ну да. А то зачем же ему было говорить, что он выпал, если бы он никуда не выпадал? Да и как он мог оказаться за дверью? Разве что выскользнул незамеченным.
— Но вам не кажется это странным? Выпал из окна третьего этажа…
— Ничего странного, сэр. Он человек болезненный, и у него еще бывают трансы…
— Он эпилептик?
— Нет, религиозные трансы. Его посещают видения…
— Какие?
— Да всякие! Он рассказывает о них в своих проповедях. Он вылитый пророк, Иоанн Богослов.
Сержант Броди, будучи католиком, ничего толком не понял, и Могильщик стал объяснять:
— Иоанн Богослов — пророк, который видел семь завес и четыре всадника Апокалипсиса. Гарлемцы очень уважают святого Иоанна. Это единственный пророк, который в своих видениях увидел выигрышные номера. Апокалипсис — это Библия гадалок и предсказателей, — добавил Могильщик.
— И не только это, — возразила Мейми. — Святой Иоанн видел, как прекрасен рай и как ужасен ад.
— Хорошо, но вернемся к убийству. У Чинка были какие-то основания пытаться убить преподобного Шорта, — спросил Броди, — кроме того, что тот был пророком?
— Нет, сэр, абсолютно никаких. Просто от падения у преподобного помутилось в голове и он не очень соображал, что говорит.
— Но до этого у них с Чинком, кажется, была ссора?
— Да никакая это не ссора. Просто преподобный и он не сошлись во взглядах на тех, кого я пригласила на поминки. Но это вообще-то не их дело.
— А что за раздоры были между Дульси и Шортом?
— Да ничего особенного. Просто преподобный считает, что Дульси надо беречься от греха, а она постоянно его осаживает. Но я-то думаю, что он тайно в нее влюблен и очень этого стесняется, ведь он как-никак проповедник, а она замужняя женщина.
— В каких отношениях преподобный был с Джонни и Вэлом?
— Они уважали намерения друг друга — вот и все.
— Сколько времени прошло между уходом Дульси и вашим заходом в спальню?
— Да нисколько! — уверенно отвечала Мейми. — Она еще не успела спуститься.
Броди задал еще несколько вопросов насчет гостей, но ситуация с Вэлом не прояснилась.
Тогда Броди зашел с другой стороны:
— Вы не узнали того, кто звонил вам, когда вы уже увидели покойника?
— Нет. Голос был далекий и невнятный.
— Но так или иначе звонивший знал, что в хлебной корзине лежит труп?
— Нет, все было не совсем так. Тот, кто звонил, и словом не обмолвился насчет Вэла. Он говорил о преподобном Шорте. Он видел, как выпал из окна преподобный, и решил, что он помер. Потому-то он и позвонил.
— Откуда он мог знать, что тот помер, если он не подходил к корзине?
— Не знаю, сэр. Он, похоже, просто решил, что раз человек упал с третьего этажа, так и помер. Особенно если лежит и не шевелится.
— Но согласно показаниям потерпевшего, преподобный Шорт встал и поднялся в квартиру сам.
— Не знаю. Я рассказываю, как все было. Кто-то позвонил, сказал насчет покойника, а когда я сказала, что это Вэл, то человек тут же повесил трубку. Видать, удивился.
— Это не Джонни?
— Нет, сэр. Тут уж я могу сказать точно. Его голос я бы обязательно узнала.
— Он ваш крестный сын или пасынок?
— Ни то ни другое. Но мы относились к нему как к сыну. Когда он вышел из тюрьмы…
— Из какой?
— Из тюрьмы штата Джорджия. Он там отсидел…
— За что?
— Убил человека, который избивал его мать… Своего отчима. Они жили в гражданском браке. Его мать была беспутной особой, но Джонни вырос хорошим мальчиком. Ему дали год каторжных работ.
— Когда это случилось?
— Он вышел на свободу двадцать шесть лет назад. Пока он сидел, его мамаша уехала с другим мужчиной, а мы с Джо как раз собирались на север. Мы и захватили его с собой. Тогда ему было двадцать лет.
— Значит, сейчас ему сорок шесть.
— Ну да, а Джо нашел ему работу на железной дороге.
— Официантом?
— Нет, на кухне. Джонни не мог обслуживать клиентов из-за шрама.
— Из-за какого шрама?
— Из-за того, который он получил в драке, когда еще сидел. Он подрался с другим заключенным. Они играли в карты, и тот сказал, что Джонни обманом выиграл у него никель. А Джонни всегда был честный, как не знаю кто. Вот они и взялись за кирки…
— Когда он открыл здесь свой игорный клуб?
— Клуб «Тихуана»? Лет десять назад. Большой Джо дал ему денег. Но до этого у него было другое, маленькое игорное заведение.
— Он женился на Дульси, когда открыл клуб «Тихуана»?
— Нет-нет, он женился на ней всего полтора года назад. Это было второго января прошлого года. А до этого он был женат на Аламене.
— Он официально женат на Дульси или просто с ней жил? — Броди понимающе посмотрел на Мейми.
Она выпрямилась на стуле:
— Все совершенно законно. Мы с Большим Джо были свидетелями. Они поженились в Сити-Холле.[2]
— В Гарлеме тоже женятся, — мягко напомнил хмыкнувшему было сержанту Могильщик. Сержант почувствовал себя на тонком льду и сменил тему:
— Джонни обычно носил при себе много денег?
— Не знаю.
— А сколько у него в банке? Сколько вложено в недвижимость?
— Не знаю, сэр. Большой Джо, может, знал, но мне не говорил.
Сержанту пришлось оставить эту тему.
— Не могли бы вы тогда мне сказать, что за важный вопрос бы обсуждали с Дульси… с миссис Перри, до того важный, что вы для этого заперлись в ванной?
Мейми растерянно посмотрела на Могильщика. Тот сказал:
— Мы ничего не имеем против Джонни, тетя Мейми. Нас не интересует ни его клуб, ни его доходы, ни что-то другое в этом роде, это все заботы федерального правительства. Мы просто пытаемся понять, кто убил Вэла.
— Господи, для меня это тайна тайн. У Вэла не было ни одного врага во всем мире.
Сержант оставил это без комментариев и спросил:
— Так вы с Дульси говорили не о Вэле?
— Нет, сэр. Я просто спросила у нее о размолвке, что произошла между Джонни и Чарли Чинком в клубе Дики Уэллса в субботу вечером.
— Из-за чего? Из-за денег? Из-за игорных долгов?
— Нет, сэр, Джонни страшно ревнует Дульси. Рано или поздно из-за нее он кого-нибудь убьет. А Чинк считает, что для женщин он — дар небес. Он постоянно вертится вокруг Дульси. Люди говорят, что просто так, но…
— Какие люди?
— Взл, Аламена, да и сама Дульси. Но поди разбери, что на уме у мужчины, когда он вертится вокруг женщины. А Джонни такой горячий, такой необузданный, что я боюсь, не ровен час будет кровопролитие.
— Какую роль во всем этом играл Вэл?
— Вэл всегда был миротворцем. И поддерживал Джонни. Большую часть времени он тратил, чтобы уберечь его от неприятностей. Но и он ничего не имел против Чинка.
— Значит, враги Джонни — это враги Вэла?
— Нет, сэр, я бы так не сказала. Вэл не из тех, у кого есть враги. Он и с Чинком всегда прекрасно ладил.
— Что за женщины у Вэла?
— Никакой постоянной женщины у него нет. По крайней мере я о такой не слыхала. Хотя бывали у него увлечения. Последней вроде была Куколка. Он говорил, что никому не даст себя захомутать.
— Скажите мне вот что, миссис Пуллен. Вам не показалось ничего странного в позе убитого?
— Ну, я не знаю. — Она наморщила лоб. — Вроде нет. Близко я не подходила. Видела из окна. Но ничего такого…
Сержант пристально на нее посмотрел:
— А вам не показалось странным, что он лежал с ножом в сердце?
— Это вы в том смысле, что, мол, странно, что его зарезали? Ну да, это, конечно, странно. Кому могло взбрести в голову убить Вэла?!
— Если бы на его месте оказался Джонни, вас бы это не так удивило?
— Нет, сэр.
— И еще. Вам не показалось странным, что он лежит в той самой хлебной корзине, куда незадолго до этого упал из вашего окна преподобный Шорт?
Впервые за это время в ее глазах показался страх.
— Да, сэр, — прошептала она, схватившись рукой за стол. — Очень даже странно. Одному Господу известно, как он там оказался.
