— Привет, шкипер!
Он появился бесшумно. Это был высокий мужчина с сильно отросшей щетиной. У него были черные быстрые глаза, тяжелые черные брови, квадратная нижняя челюсть и волевой подбородок. Одет он был в черные полотняные штаны, в черный свитер с высоким горлом, сюртук и флотскую фуражку. В руке он держал тяжеленный саквояж.
Старик снял ноги со стола и поднялся. Я поставил свой стакан на скамью и тоже встал. Вошедший поставил саквояж на пол и обменялся со стариком рукопожатием.
— Привет, шкипер, — повторил он и спросил. — А как зовут твоего друга?
— Питер Чемберс.
— А… я о вас слышал. — Он выбросил вперед ладонь и я её пожал. — Я Фрэнк. Паршивая овца в стаде. — С этими словами он улыбнулся. У него были большие белые зубы. Он сдвинул фуражку на затылок. У него оказались черные волосы, сальные и курчавые. Заметив бутылку на столе, он налил себе в отцовский стакан, выпил до дна и со стуком поставил стакан на стол. — Ну так. Чем обязан столь неожиданному визиту?
— Нам надо поговорить, сынок. Прямо сейчас.
Фрэнк указал на меня пальцем.
— В его присутствии?
— Он мой друг. Все, что ты намерен сказать мне, можешь говорить и при нем. Даже если ты скажешь, что ты убийца, мне наплевать — говори при нем. Он друг, а я своим друзьям доверяю.
— Что ж, друг так друг.
— Ну, говорить будем? Пора бы наконец нам все выяснить.
— Ладно, говори. Но у меня времени в обрез. Что тебя тревожит, шкипер?
— Мне кажется, ты занимаешься перевозкой нелегальных грузов, и это меня тревожит. Мне кажется, ты связался с мафией, и это меня очень тревожит. Мне кажется…
— Перестань, шкипер.
— Как ты мог в это вляпаться? Чем ты занимаешься? Откуда у тебя взялись деньги на покупку собственного торгового судна? А дом в Скарсдейле? А вся эта роскошная жизнь? На какие шиши? — В голосе старика зазвучали металлические нотки.
Парень ухмыльнулся.
— Да я ещё и не раскрутил дело по-настоящему. — Он наклонился к саквояжу, раскрыл его и вытащил стальной чемоданчик-сейф. Он поставил его на стол и любовно погладил ладонью. — Ты только посмотри сюда, папа. Здесь выручка от продажи груза, который я доставил в Южную Америку… наличными… американскими банкнотами. Знаешь, сколько тут? Сто пятьдесят «кусков» — вот сколько! И из них десять процентов — чистыми, не считая накладных расходов — мои! Неплохо, а, за один рейс? А дальше будет больше. Я сейчас над этим работаю.
— И что ты собираешься с этим делать?
— С чем?
— С этими деньгами. С наличными.
— Положу их в сейф, сяду и буду ждать. Потом зазвонит телефон. Потом приедут двое и заберут. Плохо ли?
— Ничего хорошего. И ты это прекрасно понимаешь.
— Все изменится к лучшему.
— Каким образом?
— А таким, что я буду полноправным партнером. У тебя, шкипер, очень честолюбивый сын. — Фрэнк взял чемоданчик и двинулся с ним к сейфу. Он встал на колени и начал крутить цифровой диск, набирая код замка, а мы смотрели за его манипуляциями, отвернувшись от двери.
— А представь, если бы из них семьдесят пять тысяч были мои! воскликнул он ликующе. — Семьдесят пять «кусков» за один рейс! Что ты на это скажешь, шкипер?
— Скажу, что ты подлый вор! Скажу, что ты завяз в грязном бизнесе. И все это мне кажется недобрым делом, а недобрые дела имеют обыкновение рикошетить прямо в тебя.
— И именно сейчас и отрикошетит! — произнес вдруг голос у нас за спинами.
Не успели мы и слово вымолвить, как тот же голос продолжал весьма сурово:
— Не оборачиваться! А иначе схлопочете пригоршню пуль, которые уж точно не отрикошетят. Вот вам для затравочки.
Прогремел выстрел, и пуля влетела в стену. Комнату наполнил ядовитый запах горелого пороха. Мы не шевелились. Голос продолжал:
— Так. Ты там с чемоданчиком, протяни его мне назад и не вздумай оборачиваться!
Голос был тяжелый, горловой и скрипучий — незабываемый голос.
Фрэнк подтолкнул ящик назад.
Голос продолжал негромко отдавать команды.
— Так, ещё немного. Еще немного. Вот умник. Так, теперь достаточно.
Фрэнк проговорил:
— Мне надо сказать одну вещь.
— Говори. Только тихо.
— Я обращаюсь к отцу и его другу. Я вас прошу: не предпринимайте никаких необдуманных шагов. Я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. Если это грабеж — ладно, деньги все равно застрахованы. Поэтому не надо никаких героических порывов.
— Умница, — произнес голос. — А теперь вставай.
Фрэнк поднялся.
— Замечательно. — продолжал невидимый гость. — А теперь положите ладони на затылок. Замечательно. Теперь подойдите лицом к стене — так и стойте. Замечательно.
Все дальнейшее произошло в мгновение ока.
Прогремели пять коротких выстрелов.
Фрэнк упал.
Хлопнула дверь.
Лязгнул в замке ключ.
Из коридора донесся топот ног — человек сбегал по лестнице.
Старик склонился над сыном, а я бросился к двери. Она не поддавалась. Внизу на улице взревел мотор и, визжа шинами, автомобиль укатил.
— Он умер, — пробормотал Бен. — Он умер.
Я стал звонить в полицию.
Когда прибыл детектив-лейтенант Луис Паркер, дверь была уже открыта. В кармане у Фрэнка я нашел ключ, вытолкнул из скважины торчащий снаружи ключ и открыл замок. Я выскочил на улицу и огляделся по сторонам, но, конечно, никого не увидел.
Фотографы и эксперты Паркера сделали свое дело и вскоре и они и старик ушли. Труп увезли. Паркер сунул сигару в рот.
— Ну и что ты скажешь, приятель?
— Убийство, малыш.
— И что же это за убийство, приятель? Убийство во время совершения другого преступления — или что-то другое?
— Что-то другое.
— Но ведь из твоих слов следует…
— Чистой воды преступление. И совершил его неизвестный. Фрэнк Паланс сам сказал, что не хочет героических жестов, что не хочет неприятностей. Неизвестный завладел чемоданчиком с деньгами, у него был ключ от двери, а трое мужиков точно манекены покорно стояли у стены, уткнув носы в обои и держа руки на затылках. Ему не обязательно было стрелять, так?
— Неубедительно.
— И еще.
— Что?
— Пять выстрелов в одного. Не в меня, не в старика. Он стрелял не в целях самообороны, лейтенант Это было хладнокровное преднамеренное убийство, убийство первой степени.
— Тут ты прав на все сто, — согласился Паркер.
Раздался стук в дверь.
— Входите! — крикнул Паркер.
Кэссиди, молодой детектив, распахнул дверь, мигнул мне в знак приветствия и обратился к Паркеру:
— Фрэнк Паланс был официальным владельцем судна, лейтенант. — Он сунул руку в карман и вытащил сложенный листок бумаги.
— Это ещё что? — спросил Паркер.
— Таможенная декларация, сэр. Из неё явствует, что было на борту.
— И что же, Кэссиди?
— Канаты, сэр.
— Канаты?
— Да, сэр. Канаты и веревки на тридцать тысяч долларов.
— А как же насчет полутораста тысяч долларов в чемоданчике?
— А ты сам видел? — спросил Паркер.
— Чемоданчик?
— Деньги.
— Нет.
— Тогда откуда же ты знаешь, что в чемоданчике были деньги?
— Я этого не знаю. Но предполагаю, что судно перевозило контрабанду, — Я взглянул на Кэссиди. — Этот «торговец» достаточно большой, чтобы взять на борт дополнительный груз?
— На эту громадину можно погрузить Статую Свободы.
— Это только предположения, — заявил Паркер. — Теперь давай займемся тобой, Питер. Ты что здесь делал?
— Пришел со стариком.
— Это мне известно. Зачем?
— Я знаком с девицей, с которой Паланс был помолвлен. У них все разладилось. Девица боялась, как бы он ей не стал мстить. Мы со стариком были много лет друзьями, вот я и пошел поговорить с Беном, а он сказал, что говорить мне надо не с ним и что сегодня он встречается со своим сыном. Он пригласил меня пойти с ним. Вот и все дела.
— Ясно. Теперь уходим. И не исчезай, Пит. Позванивай. Почаще.
Было без четверти одиннадцать, когда я позвонил в дверь Лоле. Она отозвалась из-за двери:
— Кто там?
— Пит.
Лола открыла дверь — и я расплылся в улыбке. Девочка, похоже, с каждым часом расцветала все больше и больше. На ней была голубая атласная пижама с откровенным декольте, доходящим до пояса. Она поцеловала меня, закрыла дверь и прильнула ко мне всем телом, обвив руками мою шею. Лола не отпускала меня и, подхватив её на руки, я отнес её в гостиную. Она умело изобразила бездыханное тело: голова её бессильно свесилась, руки болтались, тело обмякло. Я осторожно положил её на широкий мягкий диван и сел рядом. Я снова поцеловал её, повинуясь требованию, горящему в её взоре. Тут она села и спросила:
— Что случилось?
— А что?
— Ты не расположен к поцелуям. Ты где-то далеко. Не со мной. — Уголок её рта дрогнул. — Как, уже?
— Нет. Не так же быстро.
