— Да…
Водичка, конечно, обещала быть прохладной… Дул хлесткий ветерок, не вызывавший ни малейшего желания нырять в ледяную реку.
Я положил Сказке руку на затылок.
— Слушай, девочка, дело наше плохо. Если хочешь, останься и сдавайся. Можешь все валить на меня: я уже так далеко зашел, что это ничего не изменит. С твоей улыбкой и твоим простодушным лицом ты наверняка отделаешься двумя-тремя годами тюрьмы…
Она покачала головой.
— Я пойду с тобой хоть на дно, Капут!
— Тогда вперед, малыш. Но прежде чем мы начнем геройствовать, я хочу сказать, что ты — единственная настоящая женщина во всей моей сволочной жизни…
Я вылез из проема. Берег был мягким, затоптанная рыбаками трава — страшно скользкой; когда я пытался поддержать Сказку, у меня разъехались ноги, и я звучно шлепнулся на землю.
На углу сада, в сотне метров от нас, показался полицейский в черном шлеме.
— Стой! — крикнул он, увидев меня.
Рефлексы у этого козла оказались никудышними: за спиной у него висел карабин, но от неожиданности он даже не подумал взять его навскидку.
— Быстрей! Быстрей! — зашептал я Сказке.
Она поняла и, мужественно задрав юбку, сиганула со старого причала. Я прыгнул за ней в тот момент, когда легаш отчаянно дунул в свисток, скликая товарищей.
Сказка быстрыми размашистыми гребками приближалась к середине реки. Я шлепал за ней, то и дело оглядываясь назад. Берег пестрел полицейскими мундирами. Мои руки и ноги были точно свинцовые, пачки намокших купюр раздували карманы и мешали двигаться…
Я при всем желании не мог плыть быстрее, и это повергало меня в панику.
Позади нас чей-то голос закричал:
— Да стреляйте же, чтоб вас!.. Стреляйте, бараны!!!
И началось. Вокруг меня на воде появилось множество фонтанчиков, как при сильном ливне. Я каждую секунду ожидал, что кому-то из легавых посчастливится попасть в цель. Тогда можно было сразу ставить в программе соревнований заключительную точку.
К счастью, ветер продолжал топорщить реку частыми волнами, и отражавшееся в них солнце мешало полицейским как следует прицелиться…
Я размышлял с невероятной быстротой; в голове проносились тысячи мыслей и картин. Во-первых, говорил я себе, у полицейских нет лодки. Они не предполагали, что мы уйдем по воде. За лодкой им нужно ехать в Овер, а за это время мы сто раз успеем переправиться через реку. Зато когда выйдем на берег, в нашем распоряжении будет всего несколько минут. Да и то — если допустить, что рядом не окажется местных героев, привлеченных стрельбой. Хотя это вряд ли: скорее всего, они давно уже попрятались у себя в норах. Деревенские рыболовы — это, как правило, мирные и спокойные дедки, и подобная эпидемия выстрелов должна была их порядком перепугать…
Вдруг Сказка, уже почти достигшая противоположного берега, вскрикнула и исчезла под водой. Кровь взревела у меня в ушах. Сволочи! Прямо у меня на глазах… Я поплыл быстрее, увидел на поверхности воды розоватую пленку и нырнул. Сказка была на дне реки, ее медленно относило течением, Красивые застывшие черты ее лица были наполовину скрыты мокрыми прядями волос.
Я рванулся к ней, крепко обхватил ее за талию, оттолкнулся каблуками — и мы поднялись на поверхность.
Мне казалось, что всему настал конец и что мои последние отчаянные усилия уже никому не нужны. Я не знал, куда поразила ее эта проклятая пуля, но рана, видимо, была очень тяжелой, судя по тому, как быстро девушка пошла ко дну.
Я выбрался на берег… Я уже не обращал внимания на щелкающие вокруг пули. К великому счастью, теперь нас прикрывала полоса деревьев.
Я поднял Сказку на руки — и как сумасшедший побежал по свекловичному полю.
Перепрыгивая через ямы и спотыкаясь о комья земли, я смотрел на девушку и уже видел ее рану. Пуля прошла навылет через затылок, вроде бы не слишком глубоко. Я надеялся, что Сказку просто оглушило… Но сейчас было не время для тщательного осмотра.
Я рассчитывал, что после переправы через реку у меня будет запас времени в двадцать пять-тридцать минут. Но я, похоже, слишком размечтался полицейские, как видно, решили рвануть на машинах к ближайшему мосту. До него было четыре или пять километров. Это расстояние, помноженное на два, они преодолеют по здешним разбитым дорогам примерно за четверть часа. Половину этого времени я уже истратил на переправу и на вылавливание Сказки из воды… У меня оставалось каких-нибудь несчастных пять минут. А я все еще ковылял по полю в мокрой, прилипшей к телу одежде, с бесчувственной девушкой на руках и под градом пуль, летящих с другого берега… В эту минуту я не сдавался только потому, что дух сопротивления был заложен во мне самой природой.
В отчаянии оглядевшись вокруг, я увидел какого-то крестьянина, стоявшего рядом с телегой навоза. Он смотрел на меня с таким глупым и ошарашенным видом, что я запросто мог бы убедить его в том, будто я воскресший святой.
Полицейские не могли разглядеть нас за деревьями; больше на горизонте никого не было. Я опустил Сказку на землю и достал свою пушку.
Это был здоровый, разъевшийся на деревенских харчах мужчина с грозными усищами и в надвинутой на брови фетровой шляпе.
Я подошел к нему с револьвером в руке.
— Подними руки!
Он, наверное, воевал на германском фронте, потому что подчинился с удивительным мастерством. Тогда я попятился и с размаху врезал ему ногой в живот. Он тяжело рухнул на землю, словно дуб, сваленный последним ударом топора.
Я еще разок двинул его ботинком. Потом, не теряя ни секунды, стащил с него штаны и вельветовую куртку и наспех натянул их поверх своей одежды. Мои мокрые тряпки сильно стесняли движения; благо, штаны и куртка мужика были на меня велики. Еще никогда я не чувствовал с такой остротой, как быстро летит время. Завалить этого навозника и нацепить его шмотки заняло у меня около трех минут. Теперь счет шел на секунды…
Я надвинул на уши его шляпу, оттащил его, бесчувственного, в кусты… Потом положил Сказку на телегу и принялся засыпать ее навозом, загребая его целыми охапками. Для ее раны это было вовсе не лучшим лекарством, совсем наоборот, но что поделаешь! Справившись с этим делом, я мимоходом подумал: что-то легавые запаздывают… Я схватил коняку за уздечку и крикнул «Но!» Однако эта скотина и не подумала пойти на взлет: видно, слушалась только хозяина.
«Ага, значит, ты у нас персональный транспорт, — подумал я. — Ну подожди, я тебя сделаю общественным»… Я достал из кармана вельветовой куртки перочинный ножик и ткнул им в лошадиную задницу. Кобыла, видимо, поняла, что «иди, детка, дам конфетку» — это не мой стиль, и двинулась вперед.
Я снова взял ее за уздечку и пошел рядом с телегой. К этому времени стрельба за деревьями прекратилась. Зато впереди, на дороге, появился черный автомобиль. Мне опять пора было вступать в игру.
Я замахал рукой. Машина остановилась рядом с нами; в ней сидело четверо фараонов со злобными рожами. Их, похоже, злило все сразу: что они легавые, что все у них сегодня идет через пень-колоду и что высокое начальство уже готовит им за это суровую вздрючку.
Я поступал крайне рискованно; они могли меня узнать. Однако, если вдуматься — они гнались за двумя промокшими беглецами, и им было плевать на небритого селянина, везущего навоз.
«Только бы Сказка не подала голос!» — подумал я.
Старший из полицейский рявкнул такое «Ну?!», от которого упал бы в обморок батальон марокканских стрелков.
Я показал пальцем на рощицу посреди поля, в километре от нас.
— Они вона куда побегли…
Полицашки выскочили из машины, которая не могла проехать по полю, и рванули к роще.
Я заколебался. Спокойнее было бы продолжить путь на телеге… Только Сказку нельзя было долго держать под этой кучей навоза. К тому же тащиться по полю было еще полбеды, но в деревне местные сразу узнали бы эту лошадь.
Я подождал, пока легаши отойдут достаточно далеко. Потом стащил девушку с ее вонючего ложа… Ее ресницы едва заметно вздрагивали.
— Потерпи, любимая, все будет хорошо, — прошептал я.
Для таких слюнявых утешений момент был совершенно неподходящий, но я ведь действительно ее любил…
Я заслонил машину телегой и буквально бросил Сказку на заднее сиденье. Потом отшвырнул прочь свою помятую шляпу и сел за руль. Двигатель завелся сразу, но передние, ведущие колеса, стоявшие на жирной земле, начали дьявольски буксовать…
Я попытался тронуться с места на второй передаче, «внатяжку», и машина наконец вылезла из грязи. Легаши на поле уже сделали «кругом» и неслись обратно. Бедняги размахивали ручонками, как огородные пугала во время бури! На задницах вовсю пробивалась седина… Продвижение по службе вылетало в трубу… Еще бы: в наши дни такая хреновина случается разве что в кинокомедиях!
