Что они и сделали: ловко пробили в пруду две проруби и поливали свежей холодной водой пополам с лягушками соседские деревянные заборы.
Столица давно не видела такого столба огня: в часть звонили даже из Зимнего дворца. А несколько известных всему городу пироманов во главе с князем Леоном Шервашидзе не поленились приехать в такую даль — и ничуть не прогадали. Зрелище пожара было великолепным! Погода стояла безветренная, и огонь подымался ровно вверх, заканчиваясь густой черной шапкой несгоревшей сажи.
Уцелевший сторож уверял, что пожар начался с небольших взрывов сразу в нескольких местах. Такое поведение указывало на поджог. Поскольку звонили и интересовались из самого дворца, делу был дан необходимый ход. А так как в донесении прозвучали взрывы, то с самого утра невыспавшемуся Бергу пришлось ехать на Охту, чтобы лично осмотреть пожарище и доложить по форме, что за взрывы и почему взрывы. Трупов не было, и посему Берга отправили одного — обучаться сложному делу дознавателя.
На пожарище уже было пусто — ни пожарных, ни пироманов, ни репортеров. Лишь унылый владелец фабрики господин Шпорледер ходил по периметру и тростью спасал из пепла оживших лягушек. Впрочем, и лягушки уцелели не все. Поэтому, узрев живого и румяного Берга, господин Шпорледер обрадовался, прицепился к нему хвостиком и более не оставлял одного.
Заимев в лице фабриканта благодарного слушателя, Берг распустил свое красноречие, как павлин хвост, чем очаровал Адольфа Францевича. А прознав, что Берг по папеньке из немцев, Шпорледер и вовсе влюбился в дознавателя. Тем более, что в семье имелась дочь на выданье и каждый удобный случай рассматривался родителями, как знак Божий. Но Берг об этом не подозревал и не осознавал грозящей ему опасности.
— Смотрите! Смотрите! — как дитя радовался Иван Карлович, указывая на ничем не примечательный обгорелый ящик, стоящий вне зоны основного пожара. — Все началось именно отсюда! Здесь произошло возгорание, и далее огонь пошел вот сюда.
— Откуда это ясно? — дивился Адольф Францевич.
— Как откуда? Поймите, при пожарах горячий воздух уходит вверх, а внизу все остается при температуре земли. А сейчас зима, земля холодная, на ней все видно! Вот это остатки бикфордова шнура. Всего длиной пять метров. Он был уложен незаметно, вдоль стены, заранее. В ящике находился примитивный химический запал. Вот его остатки — пепел и зола от матерчатой оболочки. Инициатором огня послужил, скорей всего, марганцовокислый калий в резиновой оболочке, помещенной в подобающий растворитель. Им может быть горючее для авто, так называемый бензин, он же растворитель для жиров и каучуков. У вас ведь есть авто?
Вопрос был риторическим, поскольку шикарный «даймлер» фабриканта стоял неподалеку. Внутри, подобно мумии, недвижно сидел шофер в клетчатой кепке с ушами и в очках-консервах на невозмутимом лице.
— Вы хотите сказать, что я сам поджег свой склад?
Ход мыслей Берга поразил фабриканта в самое сердце. Он почувствовал себя несколько дурно и даже приложил руку к той части живота, где, по его представлению, размещался пораженный орган.
— Боже упаси! Я вовсе не это имел в виду! — Берг с азартом ищейки шел по следу. Для него картина пожара представляла открытую книгу, читать которую было просто удовольствием. — Это может сделать любой гимназист. Элементарный поджог! У вас есть недруги?
Ответом было молчание и внезапная бледность чела. Недругов у Адольфа Францевича имелось более чем предостаточно. Собственно говоря, вокруг него кишмя кишели сплошные недруги. Одни завидовали его богатству. Другие — красоте и уму его супруги. Третьи завидовали просто так, из чувства зависти.
— Видите ли… — проблеял погорелец. — Знаете ли… я не думал, что они пойдут на это!
Берг насторожился: появились таинственные «они». Следствие нащупало ниточку, за которую можно было вытащить на свет Божий всю цепочку преступления! Это определенно удача. Тут надо действовать осторожно!
— Едемте ко мне домой, позавтракаем… Вы ведь еще не завтракали? — Бледный фабрикант явно нервничал. — Мне нужно сказать вам нечто очень важное.
Берг оживился: «Так-так! Взволнован! Ведет себя явно подозрительно!» Конечно же, можно было благородно отказаться от предложения. Но он действительно не завтракал, и желудок давно напоминал ему об этом упущении. Естественно, уши тут же донесли желудку о сделанном предложении, и тот взбунтовался с такой силой, что пришлось несколько раз сглотнуть слюну, чтобы обмануть бунтовщика. На большее сил уже не было. И потом, ему обещали что-то показать. А вдруг это что-то направит следствие по нужному пути?
— Пожалуй, не откажусь.
Идя за фабрикантом, Берг на всякий случай пощупал, на месте ли наган. Наган был на месте, в специальном внутреннем кармане галифе.
«Даймлер» как птица полетел к шпорледеровскому особняку. Берг сидел позади шофера и отчаянно завидовал его умению переключать скорости, притормаживать и главное — лихо жать на гуттаперчевую грушу клаксона, извлекая из нее начальные такты увертюры к «Тангейзеру».
* * *
Выпив залпом полбутылки горячего вина с пряностями, Гершуни избежал простуды и последующего воспаления легких. Он привык лечиться так еще с юношеских лет, когда страдал простудами, а над всей его многочисленной родней висел рок чахотки. Утром, когда он проснулся под теплым одеялом из верблюжьей шерсти, воспоминания минувшего дня уже слабо волновали его душу. А точнее сказать, совсем не волновали. Человека не вернешь, на его квартире уже снуют ищейки из Особого отдела, так что чем быстрее забудется эта оплошность, тем лучше для всех.
Крафт сидел за верстаком и, посвистывая в усы, мастерил одну вещицу, которая должна была в корне изменить тактику и стратегию индивидуального террора. Он задумал соорудить бесшумный револьвер, выстрел из которого был бы не слышен для окружающих. Для этого он приспосабливал на дуло револьвера длинную металлическую бульбу с резиновыми мембранами внутри. Мембраны должны были пропускать пулю и отсекать пороховые газы, источник шума и огня.
Гершуни саркастически относился к такого рода вещицам: террористический выстрел не может быть бесшумным! Он должен прогреметь на всю страну, на весь мир! И известить все прогрессивное человечество о наступлении новой эры, эры революционного беспредельного террора!
— Плюнь ты на все это, — просипел Гершуни с топчана. — Бесшумным может быть только кинжал, но это не наше оружие.
— Чем же он тебе неугоден? Хороший кинжал может так же помочь, как и револьвер. Какая тебе разница?
— Есть разница! Новое время — новые герои. А новые герои всегда и вооружены по-новому.
Молодежи нравится все прогрессивное, передовое, хорошее… И потом все эти юлии цезари, бруты — слишком много гимназических аналогий. А тут на пути старого и косного встает готовый на все молодой террорист! Сверхчеловек! В одной руке бомба, во второй — наган! Такое очень привлекает..
Гершуни зажег спичку и закурил. Первая папироса вызвала у него острое физическое наслаждение. Утро начиналось хорошо, хотя вчерашний день был не совсем удачным.
— Из-за чего он взорвался? — Крафт посмотрел на Гершуни сквозь дуло офицерского нагана, которое он только что прочистил шомполом.
Нарезы на внутренней поверхности ствола змеились вокруг выходного отверстия, в котором почти целиком умещалась голова Гершуни. Полированный изнутри ствол бликовал, отчего вокруг головы светились нимбы, так что Гершуни походил на курящего ветхозаветного пророка, если бы, конечно, пророки курили. Но Колумб вышел из Испании слишком поздно, и поэтому табак не попал в ветхозаветные книги.
Вино же попасть успело, и Григорий налил себе утренний стакан.
— Налить? — предложил он Крафту, но тот отрицательно покачал головой.
Крафт не одобрял революционного увлечения вином, особенно при подготовке террористического акта. Он всегда повторял, что у идущего в террор должна быть трезвая голова, горячее сердце и чистые помыслы, чем снискал уважение некоторой части будущих боевиков. Вторая, большая, часть этому не верила и продолжала увлекаться вином и другими радостями жизни. Эту эпикурейскую фракцию возглавлял Гершуни.
— Ну, чем убивать будем? — спросил эпикуреец, переведя дух после бокала красного. — Динамита нет — исчез с этим придурком. Сделаешь сам или из пукалки твоей стрелять будем?
— Нет. — Крафт лязгнул барабаном нагана, взвел курок, ставя его в боевое положение. — Динамит я делать не стану.
— Боишься? — Гершуни не сводил с Крафта немигающих темных глаз. Этот его взгляд мало кто мог вынести, поэтому предпочитали соглашаться сразу.
Вместо ответа Крафт быстро приставил дуло нагана ко лбу Гершуни и, усмехаясь, начал медленно нажимать на курок.
