протянутую ей справку.
— «Да! А теперь вот в Бауманском!» — гордо ответил Платон, вновь взглянув на Татьяну.
— «Какой ты у нас оказывается неугомонный!? Нам Серенков уже давно сказал, как ты без подготовки сдал математику, способный ты наш!» — взяла Наташа справку, с восхищением глядя на чуть смутившегося и слегка покрасневшего Платона.
А тот, с радостью увидев на губах Татьяны лёгкую улыбочку удовольствия, уже окрылённый полетел на своё рабочее место.
В начале сентября и упёртая Настя захотела устроиться на работу, но именно к сестре Эле, и хотя бы на должность младшей лаборантки института Химической физики. Но та, зная вредность своего производства и упрямство своей младшей сестры, манкировала её желание, нарочно продержав её более чем в часовом ожидании у проходной, после чего Настя не выдержала и уехала домой, надолго обидевшись на старшую сестру.
Но после этого мама устроила её на работу учётчицей на склад швейной фурнитуры.
Поэтому весь рабочий день их квартира пустовала. Вернее в ней была одна чудаковатая соседка Валентина Петровна. Окончив школу с золотой медалью, она легко поступила в МГУ, но на втором курсе бесповоротно тронулась умом, став инвалидом второй группы. Долгие годы она проживала в квартире сестры, пока у той не лопнуло терпение, и они не разменялись.
Так она и оказалась соседкой Кочетов.
Теперь же терпение лопнуло и у Алевтины Сергеевны. Мало того, что Валентина Петровна была активной баптистской, так ещё она оказалась и мелкой воровкой и сексуальной хулиганкой. И если с её воровством еды из стоявшего на кухне холодильника Кочетов было быстро покончено путём его перемещения в комнату, а с баптистскими проповедями — путём угрозы вызова милиции, то с остальным, проявлявшимся иногда и неожиданно, пока было сложнее.
Однажды, когда у Платона в гостях были его школьные товарищи и дверь из коридора в его комнату оказалась открытой, Валентина Петровна в голом виде продефилировала мимо разинувших рты подростков в ванную.
Пришлось Платону объяснять им, что она сумасшедшая.
Но этот случай был не первый и не единственный. И до этого соседка иногда пыталась своим полуголым видом смутить фактически единственную мужскую особь в квартире. Хотя она периодически принимала у себя на ночь незнакомых мужчин.
Но Алевтина Сергеевна была уверена в сыне, понимая, что, не смотря на сексуальную озабоченность, тот, в достаточной степени владея собой, никогда не позарится на старое, да ещё и сумасшедшее женское тело.
Но совсем другое дело стало теперь, когда в их семье появился новый кобель, то бишь, жених дочери. И Алевтина Сергеевна всполошилась. Она решила выселить из их квартиры сексуально озабоченную баптистку, написав пространное заявление в прокуратуру, и теперь ожидая результата.
Ожидало иного результата в войне с США и руководство Демократической республики Вьетнам.
Надеясь, наконец, переломить ход войны, в середине этого года оно начало планировать широкомасштабное наступление на юге Вьетнама, целью которого было свержение правительства Нгуен Ван Тхиеу и создание политических предпосылок для вывода американских войск с территории Южного Вьетнама.
Впервые с начала войны удары должны были наноситься по крупнейшим южновьетнамским городам. А чтобы оттянуть силы США в отдалённые районы страны, с начала осени северо-вьетнамское командование спровоцировало серию припограничных сражений, в том числе крупную битву при Дакто.
Но об этом пока догадывался лишь внимательный аналитик событий во Франции и в её бывших колониях Пётр Петрович Кочет, поделившийся своими догадками с, неофициально принявшим эстафету, сыном.
Но Платон принял эстафету и от матери, как бывшего педагога, неожиданно для себя взяв негласное шефство над Валерой Пановым, сразу показавшимся всем дурашливым недотёпой, чему способствовала и его неказистая внешность, доставшаяся ему от родителей, как исключение из правил. Ибо оба были симпатичны, а отец — так вообще, особенно в молодости, был признанным красавцем. Платон был с ним уже знаком, и теперь сочувствовал его сыну, при некрасивом лице имевшему большой заметный жировик на темени и косые глаза.
— Да! Как говорится, не в коня корм! Не повезло парню! И он давно знает об этом, и всё время живёт с этим! И видимо привык!? — рассуждал Кочет.
Но к его шефству над Валерой Пановым приложил руку и наставник того — самый пожилой в цехе и уже вышедший на пенсию, опытный слесарь-ремонтник, ещё крепкий и рослый Иван Иванович.
Уже в первые месяцы работы Платона он разглядел в нём умного и доброго пересмешника, и теперь именно его, психологически очень устойчивого к насмешкам, попросил взять шефство над его учеником Валерой Пановым. Тот хоть и был крупным и видимо достаточно сильным, но совершено безобидным, добрым, отзывчивым, безотказным, и одновременно наивным. И со всем этим он был даже беспомощным. Его ещё детская наивность и доверчивость, и, может быть даже наносная, как защитная реакция, лёгкая дурашливость — вынудили многих, со спрятанной в глубине своего подсознания чёрной душонкой, начать подтрунивать над ним и даже издеваться над, казавшимся всем недотёпой, дурачком, а может даже и чуть юродивым. И Валера привык к этому, невольно подыгрывая им.
Дело дошло даже до того, что его коллега — сексуально озабоченный Иван Острецов — послал Валеру с пустым ведром в инструментальную кладовую попросить у работавших там женщин ведро менструаций.
К мудрости тех, они сразу вычислили виновника провокации и старшая из них ветеран войны Ольга Степановна Пашутина попросила Валеру ответить охальнику, что они кончились, и чтобы тот сам приходил за ними через месяц или два — они ему их дадут в обмен на хотя бы полведра его малафьи.
Когда Валерий вернулся обратно с пустым ведром и в присутствии всех слесарей-ремонтников передал ответ женщин Ивану Острецову, все уже хохотали не над недотёпой, а над самим охальником.
— «Иван! Как они тебя?! Но ты столько наверно и за полгода не надоишь!?» — больше всех смеялся Иван Иванович, будучи довольным ответом женщин, так ловко перенесших насмешки на самого зачинщика, тем самым защитив его подопечного.
Но иногда и у самого Иван Ивановича не хватало терпения объяснять что-то Валерию, и тогда он сам тоже опускался до издевательств над Пановым, постепенно становившимся объектом для насмешек и для многих других работников цеха.
А Платону стало жаль парнишку, и он взял его под свою опеку, каждый раз успокаивая его, объясняя причины нападок на него и уча его ответным действиям. Но обучение этому шло очень тяжело. Одно было хорошо, что Панов всё чаще стал советоваться и консультироваться с Кочетом.
— Но ничего тут не поделаешь!? Горбатого видимо только могила и исправит!? Но не всё сразу! Будем продолжать!
