«Проклятье!» — выругался он, запоздало вспомнив, что бедняки китайцы свозили сюда усопших, оставляя покойников незахороненными в наспех сколоченных, с зияющими щелями и чудовищными просветами гробах. Остальную работу доделывали собаки, исполняя роль санитаров города. Зачастую псы не могли вытащить тела из гробов и объедали трупы прямо на месте, насколько далеко им удавалось просунуть в щель гроба морду и ухватиться за ту часть тела, какая оказывалась ближе. В результате, объеденные полуразорванные трупы источали одуряюще смердящий дух, привлекая к кладбищу голодные стаи одичавших собак.
Обычай не захоранивать покойников пошел в Урге не с китайцев. Монголы также не всегда предавали земле своих умерших, предпочитая свозить тела за город и сваливать их в канавы, отдавая на растерзание бродячим собакам и воронью. Оценившие вкус мертвечины животные сжирали трупы вплоть до скелета, а потом таскали полюбившиеся кости и черепа с торчащими во все стороны волосами и выклеванными глазницами по улицам города. Впрочем, Камету было не до воспоминаний. На него надвигалась стая злобно рыкающих, познавших вкус не одной мертвечины псов, а из оружия имелся только охотничий нож.
— Дорджо! Дорджо! Я здесь! — медленно пятясь, изо всей силы выкрикивал в темноту Камет, доставая нож из-за пазухи. Собаки тем временем окружили его и, продолжая угрожающе рычать, готовились атаковать свою жертву. В это мгновение подоспел Дорджо. Выхватив наган, он выстрелил в самую гущу стаи. Пронзительное верещание смертельно раненой суки только взъярило остальных псов, и они ринулись на монгола. Повалив несчастного на землю, свора вцепилась в катавшегося по земле и отбивавшегося изо всех сил Дорджо. Выстрел, и очередная собака с жалобным визгом отлетела в сторону, тогда как другие кобели, обезумев от грохота стрельбы и бьющего в нос жаркого человечьего духа, яростно рвали толстую овчину дохи Дорджо. Бросившись на помощь, Камет перерезал горло огромному вожаку, когда почувствовал повисшую на плечах собаку. «Если упаду, мне конец», — отчаянным усилием он оторвал от себя животное, успев воткнуть нож ему в брюхо. Дорджо уже хрипел. Из разорванной артерии била фонтаном кровь, ее запах приводил стаю в дикое неистовство, еще более возбуждая псов. Став людоедами, собаки с остервенением вгрызались в горло монгола, вспарывали клыками живот, погружая клацающие окровавленные челюсти в пульсирующую плоть…
Глава 17. Спасти богиню
Камет брел, не разбирая дороги, пока окрик дозорного из отряда Кабардина не остановил его. Полковник слышал о нем и без лишних предисловий зачислил подъесаула в свое воинство. А дальше был жестокий бой у оврагов, и Тара стала добычей Кабардина. Отныне его жизнь круто изменилась. Он уже не помышлял о мщении, а только и думал, как вернуть богиню верующим собратьям. Когда полковник решился, наконец, уходить в Китай, Камет понял, что его час пробил, и стал обдумывать план по спасению драгоценной реликвии.
«Если Кабардин доберется до Хайлара, Тара может стать той разменной монетой, которая позволит ему беспрепятственно двигаться по китайской территории до самого Харбина», — размышлял он, покачиваясь в задубевшем седле. «И даже если китайцы безвозмездно пропустят казаков в пределы Поднебесной, Тара будет превращена полковником в груду металла для расплаты с собственным воинством». Он не мог допустить этого. «Надо угнать подводу с Тарой, а потом спрятать в надежном месте, как я поступил с казной Махакалы. Если богиня покинет пределы Монголии, ее будет уже не вернуть». У Кабардина несли службу буряты, разделявшие планы Камета и готовые на все во имя спасения богини. Операцию запланировали на ближайшую ночь, а тут, откуда ни возьмись, налетели аэропланы красных. И он решился в этой сумасшедшей кровавой неразберихе завладеть Тарой.
Камет подъехал к обозу и сразу понял, в какой подводе находится богиня. Конвой из трех рослых казаков охранял ее. В эту минуту пошел в атаку второй аэроплан. Пронзительный, рвущий барабанные перепонки свист заставил его растянуться на земле и закрыть руками голову. Когда же он разомкнул ладони, его пальцы усеяли царапины и порезы. Это комья обледенелой земли, поднятые в воздух энергией взрыва, прошлись по его рукам. Дым рассеялся, и перед взором Камета открылась ужасающая картина работы «Вуазенов». В обагренном кровью ковыле в скрюченных неестественных позах лежали мертвые казаки и их лошади. Две уцелевшие в этой мясорубке кобылы отчаянно ржали, вставали на дыбы и, будто тронувшись умом, беспорядочно носились по кругу. Оторванные человеческие конечности, распоротые брюха коней и дымившиеся на голой земле внутренности людей и животных потрясали воображение.
Бывалый воин, видавший не раз смерть и убивший не один десяток врагов, он был смущен и взволнован. Справившись с нервами, Камет нашел глазами подводу и пришпорил лошадь. Бомба разорвалась позади телеги и, убив наповал стороживших ее казаков, не задела животное. Не сдерживаемое вожжами, оно сорвалось с места и понеслось прочь. Камет пустил кобылу в галоп и во весь опор поскакал за подводой. Догнав телегу, он схватил рукою поводья и ловким натренированным движением осадил обезумевшую от испуга лошадь.
«Теперь надо выйти из боя», — молнией пронеслось в голове бурята, и он огляделся. Серая лавина заполонила степь. Это на рысях шла кавалерия красных комкора Гайлита, спеша на свидание с Кабардиным. Комкор выполнил данное Блюхеру обещание и настиг полковника, правда, не без помощи фортуны в лице военлета Демидова. Когда его «Вуазен» неожиданно появился над казаками Кабардина, те открыли по самолету беспорядочную стрельбу. Одна из шальных пуль угодила в радиостанцию и вывела передатчик из строя. Оставшись без связи, с сожженным на две трети горючим, Демидов принял решение лететь в Ургу и заправиться в расположении экспедиционного корпуса. По пути он увидал конников Гайлита, двигавшихся в противоположную от Кабардина сторону, и приземлил самолет перед походным строем бригады. Получив точные сведения о местонахождении Кабардина, Гайлит без труда нагнал отряд полковника, угодивший к тому времени под жестокую бомбежку «Вуазенов» Островского.
Всего этого Камет, конечно, не знал. Он видел надвигавшуюся на него лавину вражеской кавалерии и отчетливо понимал, что путь к спасению лежит за его спиной. Оставив кобылу ее судьбе, он запрыгнул в подводу с Тарой и, немилосердно стеганув лошадь — мощного добродушного першерона, бог знает каким ветром занесенного в конюшню Кабардина, повернул назад. Аэропланы уже отбомбились и, покачивая крыльями, уходили на север. Сбившиеся в кучу казаки, понимая, что красные вот-вот окружат их, припустили коней и, не обращая внимания на подводу, опрометью понеслись в степь. Тяжелая телега катилась на предельной скорости, Камет нещадно гнал могучую лошадь, но красные настигали его. Боковым зрением он видел, что их верховые обходят подводу и, держа винтовки наперевес, пытаются достать его выстрелом. Отпустив вожжи, он всем телом припал к укрытой грубой дерюгой Таре.
Пули красных отчаянно звенели над головой, пролетая над летевшей по степи и подпрыгивавшей на ухабах телегой, но ни одна из них не задела Камета. Казалось, сама милосердная Тара оберегает бурята. Зато его пули, вопреки всякой логике и смыслу, при полной невозможности вести прицельный огонь, ухитрялись находить цели, и всадники красного авангарда, один за другим, оставляли налегке своих лошадей. Это приободрило Камета. К тому же на дне подводы он нашел заряженные казаками винтовки. «Только бы не встала лошадь, только бы не встала», — отчаянно заклинал он, и умница першерон несся как угорелый. Неожиданно винтовка дала осечку, и, не став передергивать затвор, он схватился за казачью трехлинейку. В это мгновение один из красноармейцев воспользовался секундной заминкой бурята и метнул гранату. Хлопок, телегу подбросило, внизу ее что-то хрустнуло и переломилось, и Камет оказался на земле.
Безмолвная высь лазоревой пустотой нависла над ним. Ему чудилось, что еще чуть-чуть, и он коснется руками белесых, в рваных проплешинах облаков. Слизывая потрескавшимися губами перемешанную с травой землю, он смотрел в ледяную пустыню неба, и отчаяние отобразилось на его загорелом лице. «О, милосердная Тара, прости!» — прохрипел он, когда дегтярный дух приближавшихся сапог достиг ноздрей бурята. Он попытался повернуть голову, но в это мгновение прогремел выстрел. Спешившийся комкор Гайлит собственноручно застрелил его…
