Глава 13. Находка в Усово
Пошуршать в бумагах Самуила Марине не случилось. Матвей забрал с собой дедовский портфель и домой вернулся налегке. «Неужели оставил в сейфе у себя в офисе?» — разочарованно вздохнула она, провожая мужа напряженным взглядом.
— Ужинать будешь? У меня все готово, томится на плите, — с притворной улыбкой зачастила она, увидав из коридора, как Матвей полез в холодильник.
— Да я так, бутербродик себе сварганю!
— Поешь хоть раз по-человечески! Этак язву наживешь со своими кусками да бутербродами! А я кролика приготовила!
— Спасибо, дорогая, но кролик подождет, очень много работы! — улыбнулся Матвей и скрылся в кабинете, плотно притворив дверь.
— Ну и черт с тобой, а я поем, — собралась было на кухню Марина, но на полпути остановилась и стала прислушиваться. Матвей беседовал с Вайсом. «Не переживай, Генрих, — увещевал он немца. — Сделаю, как обещал. В следующем месяце жди куколку!» Несмотря на закрытую дверь, она отчетливо слышала голос мужа и, как только он стих, метнулась на кухню. И оказалась права. После разговора с Вайсом у него разгулялся аппетит, и он возжелал-таки кролика.
— Какое нежное мясо! Объедение, да и только! — не переставал нахваливать женину стряпню изголодавшийся за день Матвей.
— Ну, а у тебя что новенького? Где был, куда ездил?
— Ой, слушай, так намотался! Целый день за рулем!
— А Володя? Ты что, его уволил?
— С какой стати?! Парень справляется, исполнительный. Я его отпустил. У него мать попала в больницу, так что пришлось самому порулить.
— И много нарулил? — скорее для поддержания разговора, нежели из любопытства, поинтересовалась она.
— На дачу туда и обратно, потом к Скворцову заехал, в общем, наездился.
— Так ты в Усово мотался, бедненький?! — делая сострадательную мину, живо переспросила женщина.
— Отвез несколько масок да идола деревянного прихватил. Пусть там теперь поживут. Ты же все ворчишь, что в квартире ступить некуда!
— Значит, и в офисе не был? — с надеждой вопросила она.
— Да какое там! Сейчас только от Скворцова приехал. Помнишь, мы с тобой к нему по осени заезжали.
— Да-да, припоминаю, — думая уже о своем, пробормотала Марина. В ее голове зарождался очередной план…
Плотное движение на Рублево-Успенском шоссе плавно перетекло в затяжную пробку, и только к семи вечера она оказалась в Усово. Их скромный по здешним меркам коттедж был практически достроен, оставалось устранить мелкие недоделки на втором этаже и пригласить ландшафтного дизайнера для участка, так как Матвей горел желанием переехать в новый дом на майские праздники. Обнаруживать свой приезд не входило в ее намерения. Утром муж улетел в Мюнхен, и ей выпала возможность без помех поискать документы. Слабый отблеск из окна едва рассеивал темноту, а луч карманного фонарика, который она предусмотрительно прихватила, выхватывал лишь незнакомые фрагменты пространства. Плюнув на конспирацию, Марина зажгла свет, чтобы сориентироваться, и, не выключая электричества, стала прикидывать, где могут находиться бумаги, когда вспомнила про визит архитектора, проектировавшего коттедж. Матвей в тот день запаздывал и она встречала гостя одна. Словоохотливый дядечка ненароком обмолвился о наличии потайной комнаты с отдельным выходом в сад, которую не найдет ни один сыщик. Заинтригованная, она попросила показать ей эту комнату, что тот с удовольствием и сделал.
«Загляну-ка туда, чем черт не шутит!» — осенило Марину, и она поспешила к замаскированной в стене и не видимой для неискушенного взгляда двери. Секретный механизм сработал исправно, она вошла внутрь. Желтый портфель Самуила мирно покоился на полу…
Увлекшись, она не заметила, как наступила ночь. Залитый светом коттедж наверняка обратил внимание соседей. «А какое им до нас дело!» — отогнав как назойливую муху неприятную мысль, она продолжила чтение…
Глава 14. Охота на Кабардина
По возвращении частей дивизии в Верхнеудинск Блюхер забрал Самуила в Читу. Дягур нехотя отпустил приглянувшегося писаря, но с военным министром не поспоришь. Самуил был доволен. Служить в штабе Блюхера куда перспективнее, нежели в заштатном Верхнеудинске у Дягура. Главное, остался позади этот ужасный поход в Монголию. Не иначе как волшебный оберег зандя, который он взял у монахов и проносил весь обратный путь, сохранил ему жизнь. Во всяком случае, Самуил свято верил в зандя и не расставался с оберегом ни днем ни ночью. Стоило начать службу на новом месте, как его вызвал Блюхер и, участливо расспросив о житье-бытье, поинтересовался подробностями памятного боя возле оврагов.
— Ты самолично видел, как казаки окружили подводы и, перебив отряд Мартенса, погнали телеги в степь? — спросил напрямик писаря Блюхер.
— Я был рядом, товарищ военмин. Но далеко беляки не ушли. Наши достали их и вернули обоз обратно.
— Так уж целиком и вернули? Неужто ни одной подводы не потеряли?
— Этого я не знаю, — в сильном смущении заменжевался писарь. Он не мог взять в толк, отчего его пытает командующий. «Начдив товарищ Дягур наверняка докладывал о происшествии у оврагов. Проверяет он его, что ли? Или меня испытывает?»
— Ладно, не знаешь, так не знаешь, — свернул импровизированный допрос Блюхер и стал диктовать депешу.
Военмин доверял Дягуру и не собирался учинять проверку старшему писарю. Стычка с Кабардиным и потерянная подвода пришли на ум Блюхеру отнюдь не спонтанно. Сегодня ночью он получил радиодонесение из Урги о внезапном появлении отряда Кабардина в окрестностях города. Вместо того чтобы спешно отступать к китайской границе и Хайлару, а потом двигаться по КВЖД на Харбин или к портам Русского Приморья, полковник задержался в Монголии, тревожа коммуникации красных, угоняя отары овец, громя скотобойни и совершая грабительские набеги на продовольственные караваны, идущие из Улясутая в Ургу. Полученное известие обеспокоило Блюхера. Положение нового монгольского правительства, державшееся на одних красноармейских штыках, вызывало опасение.
«Нужно раз и навсегда покончить с полковником, пока тот не натворил больших бед, а заодно и фигуру вернем!» — определился с решением военмин и продиктовал Самуилу приказ для комкора Гайлита о немедленном выступлении частей его экспедиционного корпуса против Кабардина.
Латышский стрелок Ян Гайлит, сменивший на посту командующего корпусом комкора Неймана, тоже латыша и стрелка в придачу, был в большом затруднении, получив указание Блюхера. В Урге не было достаточных сил, могущих выступить против Кабардина. Оголять и оставлять вовсе без войск столицу Монголии Гайлит опасался, но и ослушаться старшего по званию Блюхера тоже не мог. Кто знает, как на это посмотрят в Москве?! Дождавшись возвращения кавалерийской бригады, комкор выступил из Урги.
— Как дела, товарищ Иссерсон? — спросил писаря Блюхер, едва появившись в штабе. — Что-то товарищ Гайлит молчит. Сдается, Кабардина он так и не нашел, — мыслил вслух военмин, просматривая разведдонесения и делая на них пометы карандашом. Самуил весь напрягся, ожидая новых расспросов о той злополучной и, судя по всему, не дававшей спокойно спать военмину стычке у оврагов, однако тот не стал его спрашивать. Продиктовав депеши в Ургу и Верхнеудинск, он выкурил папиросу и поднялся уходить, как столкнулся в дверях с радистом-шифровальщиком. Подоспели долгожданные вести от Гайлита. Комкор сообщал, что идет по следу Кабардина и надеется утром настигнуть полковника.
«Коли сейчас не возьмем гада, уйдет как пить дать в Китай. Или просочится в захваченный самураями Владивосток и зачнет вредить мне оттуда! Нет, с Кабардиным нужно кончать в Монголии и не оставлять дело на потом», — решил для себя Блюхер.
— Самуил, пиши приказ товарищу Островскому, будем поднимать калошу!
Двухместный аэроплан-разведчик французской конструкции братьев Вуазен, прозванный в России калошей из-за формы гондолы, где находилась кабина экипажа, достался властям ДВР в качестве военного трофея от разбитого Колчака. Самолет имел на борту фотоаппарат фирмы «Пате» и, в отличие от остальных машин, произведенных в России на московском заводе «Дукс», был снабжен радиотелеграфной станцией. В тот день аэроплан пилотировал военлет Демидов. Получив приказ с земли срочно изменить курс, летчик сверил переданные ему координаты с картой и полетел на юг в сторону приграничного Троицкосавска [15]. Надежные в эксплуатации и неплохо себя зарекомендовавшие на начальном этапе Первой мировой войны «Вуазены» [16] имели запас горючего на три с половиной, максимум, четыре часа лета. Чтобы решить проблему, командир авиадивизиона Островский, имевший в своем распоряжении три такие машины, не считая скопированного с немецкого «Альбатроса» разведсамолета «Лебедь» и двух французских «Ньюпоров», создал в разных районах Буфера запасы горючего. Один из таких складов находился в пограничном Троицкосавске, где и приземлился Демидов. Заправившись под завязку, пилот возобновил полет над монгольской территорией.
