— А что, Ахиллес и в самом деле был таким быстрым, мистер Паркер? — Пауэрскорт заметил, что разговор о лошадях служил прекрасным пропуском в мир Самуэля Паркера: ведь тот как-никак всю жизнь провел с окружении этих животных.
— Ахиллес-то, лорд Пауэрскорт? Быстрым? Вот уж нет! Несмотря на такое имя, он был настоящий тихоход. Но славный конь, право слово.
— Когда я служил в армии, у нас тоже были замечательные лошади, мистер Паркер, просто великолепные. — Пауэрскорт подумал, что в молодости Самуэль Паркер тоже мог служить в армии. Многие конюхи осваивали азы своего ремесла в частях королевской артиллерии или транспортных подразделениях.
— Так вы служили в армии, милорд? Я тоже хотел послужить, пока был молодым, да мать меня не пустила. «Здесь у тебя есть хорошая надежная работа, — твердила она, — зачем искать смерти за границей?» Не знаю, может, она была и права. Значит, вам удалось повидать мир, милорд?
— Да, я провел несколько лет в Индии, — сказал Пауэрскорт, — на самом севере, на границе с Афганистаном. Служил в армейской разведке.
— Да что вы! — Самуэль Паркер подался вперед. — Вот бы и мне побывать в таких местах! Посмотреть на этих дикарей, дервишей или как там их называют. А скажите, приходилось ли вам встречать каких-нибудь необычных чужеземцев?
Пауэрскорт усмехнулся.
— Приходилось, мистер Паркер. Одно племя даже пыталось меня убить. Это были совершенные дикари. Но, знаете, они очень любили-своих лошадей.
— А видели ли вы высокие горы, лорд Пауэрскорт, такие, на вершинах которых круглый год лежит снег?
Оказывается, в груди Самуэля Паркера, который всю жизнь провел в тихом и чинном Оксфордшире, бьется сердце истинного путешественника, подумал Пауэрскорт.
— Горы, мистер Паркер, там действительно огромны. Просто огромны. Некоторые из них почти тридцать тысяч футов вышиной, их пики покрыты снегом даже в разгар лета. У меня дома есть альбом с фотографиями. Я привезу его показать вам в следующий раз.
Честное лицо старого конюха засветилось радостью.
— Это будет очень любезно с вашей стороны, лорд Пауэрскорт. Но, боюсь, мы заболтались и забыли о деле. Мистер Фредерик сказал мне, что вы хотели поговорить со мной о старом мистере Харрисоне.
— Верно. Не могли бы вы рассказать о том, как он жил здесь, как проводил дни, про ваше с ним общение. Не спешите, мистер Паркер, рассказывайте обстоятельно.
— Ну, — начал Самуэль Паркер, пытаясь привести в порядок свои воспоминания, чтобы доходчивей объяснить все человеку, который видел величайшие вершины Гималаев и у которого есть альбом, подтверждающий это. — Старый мистер Харрисон последние десять лет жил здесь большую часть времени. Иногда он отлучался в Лондон, иногда ездил за границу. По банковским делам, как вы понимаете.
Он замолчал. Пауэрскорт не торопил его.
— Я служил старому мистеру Харрисону и ухаживал за его лошадьми. Десять лет назад он довольно много ездил верхом, на Цезаре или на Анхисе. Ему всегда очень нравился Анхис. Но в последние годы он мог совершать лишь короткие прогулки вокруг озера. «Каждый новый день все выглядит иначе, Самуэль, — говорил он мне обычно. — Я хочу видеть, как все меняется».
На миг Самуэль Паркер погрузился в воспоминания.
— А потом, год или два назад, что-то изменилось. После одного несчастного случая он уже не был таким крепким, как прежде. У него сильно болела нога, и ему то и дело приходилось обращаться к врачу. Я грешу на эту Клеопатру, упрямая была кобыла, вечно себе на уме. После того случая он стал ездить очень медленно, иногда на пони. И это тоже было непривычно. — Самуэль Паркер почесал затылок и подбросил поленьев в огонь. — Он стал приносить с собой бумаги. Письма, которые получал, должно быть, из банка. Вы ведь еще не видели эти храмы у озера, лорд Пауэрскорт?
Пауэрскорт покачал головой.
— Иногда он работал там, разбирал бумаги. Брал с собой складной столик и мог спокойно работать, писать письма. Прямо в храмах. Иногда он давал мне письма и просил отправить их. В последнее время он передвигался все медленнее. Состарился, да и нога давала о себе знать, но я уверен, что разум его работал быстрее, чем ноги.
Самуэль Паркер остановился. Пауэрскорт ждал. Может, старик вспомнит что-то еще. А может, и его память тоже истощилась.
— Все это очень интересно, — произнес наконец Пауэрскорт, — вы прекрасный рассказчик. Могу я задать вам пару вопросов, мистер Паркер?
— Конечно, милорд. Длинные речи мне никогда не давались, как вы могли заметить.
— Не могли бы вы поточнее вспомнить, как давно старый мистер Харрисон стал приносить с собой на озеро работу?
Самуэль Паркер посмотрел на огонь и медленно покачал головой.
— Боюсь, что не припомню, милорд. Но это началось примерно в то же самое время, как заговорили о новом юбилее в Лондоне. Мейбл мне напомнила об этом на днях. Она помешана на подобных вещах, на юбилеях этих, милорд. В восемьдесят седьмом году, когда отмечали предыдущий юбилей, мне пришлось тащиться за ней в Лондон. Она до сих пор все до мелочей помнит, Мейбл моя. Но на этот раз вряд ли у кого из нас духу хватит туда отправиться. У Мейбл уже ноги не выдержат, так-то.
— А когда старый мистер Харрисон брал с собой на озеро письма, — Пауэрскорт старался держаться как можно более непринужденно, — не мог ли он какие-то из них оставить там, в храме? Или где-то еще?
— Никогда не думал об этом, милорд.
Паркер на время погрузился в молчание.
— Впрочем, возможно. Порой он возвращался, и пачка бумаг, казалось, была тоньше, чем изначально, понимаете, что я имею в виду?
— А не знаете ли вы, — и тут Пауэрскорт внимательно посмотрел на собеседника, — где именно он мог их оставлять?
За окнами наконец-то опустилась ночь.
— А вы, милорд, думаете, что они все еще могут быть там, эти бумаги?
— Именно на это я и надеюсь, мистер Паркер.
— Боже милостивый, лорд Пауэрскорт, мне это и в голову не приходило! Возможно, вы и правы.
Он снова почесал в затылке, словно не знал, чему верить.
— А те письма, мистер Паркер, — наседал Пауэрскорт, — которые вы относили на почту. Не казалось ли вам странным, что он поручает их вам, вместо того чтобы подождать, пока их отправят слуги в большом доме?
— Поначалу мне это и впрямь казалось странным, милорд. А потом я вроде как привык. Мейбл, та считала, что старый мистер Харрисон делает тайные вклады где-то за границей.
— Так письма были за границу? — переспросил Пауэрскорт.
— Вроде так. В основном в Германию, во Франкфурт, как помнится, а еще в Берлин. А некоторые в какой-то Гамбург. Мейбл даже искала его на карте в библиотеке.
«Уж не встретил ли я в лице миссис Паркер, которая оказалась прилежным исследователем, соперницу в этом расследовании?» — подумал Пауэрскорт.
— Он приносил с собой письма на озеро? — продолжал Пауэрскорт. — Письма, приходившие из этих заграничных городов?
— Возможно, что и так, милорд. — Самуэль почесал в затылке. — Я, кажется, припоминаю, что некоторые из них были не распечатаны. И на них были иностранные марки. Мейбл любит рассматривать заграничные марки.
Пауэрскорт еще раз удивился той особой роли, которую миссис Паркер играла в делах своего мужа, но воздержался от замечаний.
— Могу я попросить вас об одолжении, мистер Паркер? — Пауэрскорт уже планировал новый визит в дом в Блэкуотере. — Вероятно, я вынужден буду скоро вернуться, чтобы побеседовать с обитателями большого дома. Вы меня понимаете? Не могли бы вы прогуляться со мной вокруг озера, так же, как со старым мистером Харрисоном? Иногда возвращение на прежние места вызывает в памяти новые воспоминания. Только не подумайте, будто я считаю, что вы рассказали недостаточно.
Пауэрскорт одобряюще улыбнулся.
— Позвольте заметить, милорд. Вы уже не первый, кто расспрашивает меня о старом мистере Харрисоне. На днях сюда заходил другой джентльмен. — Самуэль Паркер запнулся. — Это был очень странный джентльмен, милорд. Пожалуй, больно прыткий. Само собой, держался он весьма дружелюбно, но не могу сказать, что был рассудителен, как вы.
Пауэрскорта весьма позабавило описание Джонни Фицджеральда. Не столь рассудительный. Надо будет сегодня же вечером рассказать об этом леди Люси.
Пока он ехал на поезде в Лондон, его не переставали волновать несколько вопросов.
Почему старый мистер Харрисон перенес свои дела на озеро? Почему он отправлял свои заграничные письма столь необычным способом? Была ли это просто осторожность банкира, или он опасался, что в кабинетах и спальнях Блэкуотера за ним ведется слежка?
Вернувшись в свой дом на Маркем-сквер, Пауэрскорт обнаружил, что его поджидает гость. Джонни Фицджеральд отдавал должное образчикам последних поступлений в погреба Пауэрскортов.
