— Так ты считаешь, что нас некому охранять? — насмешливо улыбнулась она. — У нас есть своя стража.
— Превосходно, — буркнул сержант.
— Конечно, нашему стражу всего девять лет от роду, да и умом он не блещет, не говоря уже о том, что не в состоянии следить за берегом постоянно. Но, поверьте, во многих деревнях нет и такого.
— Он скорее привлечет их внимание, нежели отпугнет, — покачал головой Улибе.
— Он дежурит не для того, чтобы их отпугнуть, а чтобы нас всех вовремя предупредить.
— Чтобы вы успели вооружиться? — удивился сержант.
— Чтобы мы могли рассыпаться по холмам и спрятаться как следует, — пояснила Мундина. — Несколько последних кораблей высадили две или три шлюпки, по восемь человек в каждой. А у нас всего трое боеспособных мужчин, вооруженных дубинками. Конечно, мы уйдем.
— Когда они обычно нападают? — спросил Мигель.
— Если надумают, то скоро. Рано утром. Они тихо продвигаются вдоль берега, а потом налетают скопом, пока люди не успевают убежать в поле. Мальчик сказал, что вчера видел два корабля.
— Прошлой ночью? — встревожился Улибе.
— Не волнуйся, милый. Больше их никто не видел. У нашего мальчика бывают припадки помешательства, когда он видит вещи, которых на самом деле нет. Значит, придется сходить проверить кому-то из нас.
— М-да, охранник у вас еще тот! — неодобрительно пробурчал Габриэль.
— Иногда он видит больше, чем есть на самом деле, — пояснила Мундина, — но чтобы меньше — такого не было ни разу. И он никогда ничего не упускает из виду.
— Даже собственные видения?
— Даже их. Если тебе нужно к утру попасть в Барселону, то сейчас самое время выезжать, — предупредила Мундина и стала неловко подталкивать гостей к лошадям.
Едва они расселись по коням, Жиль выбежал из дома и подошел к ним, положив ладонь на стремя Улибе.
— Благодарю вас, сеньор… Вы были так добры ко мне. Я никогда этого не забуду. И вас тоже.
— Можешь поверить, парень, тетушка Мундина позаботится о тебе как следует. Только не вздумай над ней подшучивать.
— Подшучивать?
— Счастливо, приятель. Мы еще увидимся.
Небо было затянуто облаками, а потому с утра дул прохладный ветерок. В большинстве деревушек, стоявших вдоль дороги, потихоньку теплилась жизнь. Где-то высоко на холмах звонили первые колокола.
— Мы выехали в подходящее время, — улыбнулся сержант Улибе, дожидаясь, пока мулы выберутся мимо них на дорогу. — Будь на то Господня воля, мы будем в городе еще до полудня. Теперь я уже почти поверил, что мы все же доставим наш маленький груз по назначению. Прошлой ночью я не стал распространяться перед вами насчет своих дурных предчувствий…
— С какой стати, сержант? — удивился Улибе.
Ответа он, впрочем, так и не услышал, ибо их разговор был внезапно прерван писклявым криком с холма, на котором стоял дома Мундины. А к ее двери метнулся маленький босоногий мальчуган.
— Корабли! — кричал он. — Корабли! Скажите тетушке поскорее, что там корабли, и они высаживают шлюпки.
Улибе натянул поводья.
— Я должен остаться.
— Давайте-ка поначалу на них глянем, — предложил сержант. — Не забывайте, мальчишка порой и ошибается.
Нарсис, уже спешившись, карабкался на холм, указанный ему мальчишкой.
— Я вижу их уже отсюда, — спокойным голосом сказал он. — Две галеры стоят вдоль берега. К берегу идут две шлюпки. Нет, вон спустили еще одну. Короче, три…
— Сколько людей?
— Точно не могу сказать, сержант, но по шесть-восемь в каждой.
Поднявшись на холм, Габриэль обернулся:
— Я бы сказал, сержант, четыре шлюпки: по восемь человек в каждой и командир.
— У него хорошее зрение? — спросил Улибе.
— Отличное, как у ястреба. Жаль, что он не умеет стрелять так же метко, как Нарсис. Тогда бы мы смогли уложить двоих сразу.
Мундина выскочила из дома, толкая перед собой Жиля: оба были обвешаны каким-то узелками.
— Мы должны бежать! — крикнула она.
— Время еще есть, — остановил ее Улибе. — Вы оба можете сесть на Нету. Ну что, сержант, останемся и примем бой?
— Пятеро воинов — прошу прощения, Юсуф — шестеро — против тридцати с лишним? Да и вообще мне было велено доставить груз в Барселону, а не умирать геройской смертью в волнах прибоя. Я считаю, что нам следует отсюда сматываться, да поскорее.
— А как же дома? — воскликнул Улибе.
— Мы же не сможем все их поджечь! — вздохнул сержант. — Посмотрим правде в глаза, господин Климен! Мы рискуем грузом, нашими жизнями, да еще вдобавок теряем дома и людей.
— За наше имущество не волнуйся, — предупредила Улибе Мундина.
— Они ничего не найдут. Все, что у нас есть ценного, останется здесь, когда мы вернемся.
— А если они сожгут дом?
— Самые ценные вещи все равно в тайниках.
— Хватит стоять и без толку препираться, — перебил их сержант. — Посадите сеньору и мальчика на вашего мула и позвольте нам откланяться.
— А как же другие? — спросил Улибе.
— У всех наших свои норы и тайники, — сказала Мундина. — У меня — тоже.
К тому времени, когда лодки достигли берега, группа Улибе была уже на холме, и происходившие на берегу события были вне пределов слышимости.
— Я очень беспокоюсь о твоих односельчанах, — сказал он Мундине. — Мы ведь, по сути, бросили их, а многих из них я знаю с раннего детства.
— Когда рейдеры доберутся до деревни, там не останется ни души, — успокоила его Мундина. — Им придется бродить несколько часов, прежде чем они случайно наткнутся хоть на одного человека или что-то ценное. На чужом опыте мы научились, что, для того чтобы выгнать людей наружу, они поджигают дома. И решили в случае их прихода бежать, оставив все двери нараспашку.
— И ты относишься к этому так спокойно… — поразился Улибе.
— Разве у нас есть выбор? — пожала Мундина плечами. — Но теперь ты мне скажи кое-что. Как ты обращаешься с этим бедным созданием?
— С Жилем? — вскинул брови Улибе. — Он наткнулся на нас на обочине дороги, в двух или трех часах от Жироны. Мы поймали его, когда этот бедняжка пытался украсть у нас кусок хлеба. Так ведь, приятель?
Бормотание под балахоном, по-видимому, должно было означать ответ утвердительный.
— И в обмен на кусок хлеба и великолепного холодного цыпленка он выдает нам историю — я бы сказал, довольно причудливую, — усмехнулся Улибе. — В зависимости от того, правда это или нет.
— Это была правда, сеньор, — послышался голос из-под балахона. — Я никогда не лгу.
— Ничего себе! — мотнула головой Мундина. — Уж один-то разок был, да еще какой!
— Сеньора, вы обещали меня не выдавать.
— Нет. Я обещала тебе помочь, но не могу сделать этого, пока Улибе не знает всей правды, — буркнула Мундина. — Тебе по-прежнему угрожает опасность, даже от братьев-наставников. Скажи Улибе, сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — пробормотал Жиль.
— Пятнадцать? — переспросила Мундина.
— Скоро будет шестнадцать.
— Не верю! — рассмеялся Улибе. — С виду ему не дашь больше одиннадцати!
— И как тебя зовут? Говори же! — настойчиво вцепилась в ребенка старуха.
— Клара, — послышался тихий голос из-под балахона.
— Громче.
— Клара! — чуть громче повторил сердитый девичий голосок.
— Стало быть, один раз уже был, — подытожила Мундина. — Мне хватило раз взглянуть на нее, чтобы понять, что она девчонка. И при том еще и красивая. Она подстриглась ножницами своей хозяйки, стащила где-то тунику и объявила себя мальчиком, хотя при этом смахивает на мальчишку не больше меня. Улибе, ты теряешь наблюдательность.
— Клянусь Господом! — воскликнул Улибе, глядя на Клару. — Все, что я замечал, это что он… она…. тихоня и боится солдат. И вчера, когда было слишком жарко, она постеснялась купаться в одном пруду с нами. Теперь я понимаю, почему. — Неожиданная мысль поразила его. — Когда ты пряталась в кустах, то… видела… как я сохну?
— Я ничего не видела, сеньор, — быстро сказала она.
— А чего ради волноваться, если бы даже и видела? — усмехнулась Мундина. — Ты не из тех мужчин, которым нужна одежда, чтобы выглядеть красивым. — И громко расхохоталась, заставив смущенно замолчать обоих.
— Ты напрасно сердишься, тетушка, — покачал головой Улибе. — Никто и не собирался облегчать ей жизнь. Поскольку она так нервничала в присутствии мужчин, мы как можно более искренне постарались ее убедить, что никто из нас не проявляет интереса к симпатичным мальчикам. — Он горько рассмеялся. — Все это было довольно забавно. Что ж, госпожа Клара, — сказал он, повернувшись к девушке, — кое-какие кусочки головоломки уже встали на место. Но скажи мне честно: почему твоя хозяйка хотела тебя продать? Уж вряд ли за разбитую чашку. Она не пошла бы на такой риск из-за куска разбитой глины.
