попросила подождать минут пять. Сергей наблюдал за тем, как в дверях гастронома мелькнула ее пыжиковая шапка. Вскоре жена заведующего облздравотделом вышла и извлекла из своей хозяйственной сумки пакет:
— Это вам…
— Сколько я вам должен? — спросил удивленный Дружинин.
— Перестаньте, это мой презент.
Через прозрачный пакет было видно, что в нем коробка «Зефир в шоколаде». Понимая, что людям, привыкшим к разного рода подаркам, бесполезно предлагать деньги, Сергей ограничился словами благодарности.
— И пусть ваш друг или ваша подруга детства скорее поправляется, — добавила Храбровицкая и опять хитро улыбнулась.
Сергей не удержался и спросил:
— А ваша соседка сегодня, наверное, там дежурит?
— Нет, она сегодня дома. Занята хозяйственными делами. На ее долю столько свалилось…
— А что такое?
— Полгода назад в автокатастрофе погиб ее муж. А недавно у матери случился инсульт. Но ничего, поправляется.
Поблагодарив еще раз Людмилу Петровну, Сергей направился в сторону Первой горбольницы. Здесь его ждала неудача. Оказывается, Татьяну выписали сегодня утром после обхода. Молодая глазастая медсестра, которую Дружинин раньше не видел, пояснила:
— За ней заехал такой… такой представительный дядечка.
— Муж? — спросил Сергей, не сомневаясь, что это дирижер Борис Семенович.
— Наверное.
— Он повез ее домой?
— Нет, в санаторий.
— Как вы узнали?
— Этот… ее муж попросил лечащего врача выписать, сказал, что долечиваться она будет в санатории.
— В каком?
— Где-то вблизи Чебаркуля.
Что оставалось делать? Сергей достал пакет.
— А у заведующей отделением сегодня выходной?
— Да, выходной.
— У вас есть ключи от ее кабинета?
Медсестра в недоумении повела своими большими глазами и молча в знак согласия кивнула.
— Открыть можете?
— Могу.
— Тогда положите ей это на стол.
И он вынул из пакета коробку «Зефир в шоколаде».
Куда теперь? Желание углубиться в расследование дела о взрыве трамвая не отпускало, и Сергей Дружинин решил наведаться на улицу Машинистов, 22. Он помнил последнюю оперативку и доклад Дедюхина о том, что были опрошены проживающие рядом соседи, но никто ничего заслуживающего внимания не сообщил. На вопрос, видел ли кто Крохмаля в тот злополучный день 15 марта, двое соседей сказали, что видели. Первый поведал, как художник выходил из дома, второй, наоборот, видел, как тот открывал дверь ворот и входил во двор. Когда? Время ни тот ни другой вспомнить не могли, хотя оба утверждали, что дело происходило днем. Был ли Крохмаль в серой куртке с желтой полосой? Оба пожимали плечами: может быть, может быть… А вот черного портфеля первый свидетель не заметил. Сначала Сергею это показалось странным, он даже хотел переспросить Дедюхина. Но вскоре понял, все нормально: Крохмаль, очевидно, прятал портфель со взрывчаткой где-то вне дома, например, на вокзале в камере хранения. На второй важный вопрос, кто ранее бывал у Крохмаля, соседи вспомнили только человека, похожего на Ивана Божко, который обычно, пошатываясь, уходил от своего сводного брата. С Божко все ясно: его уже этапируют из Кемеровского СИЗО, и вскоре он будет допрошен. А еще кто? Больше соседи никого у Крохмаля не видели. Это походило на правду, поскольку Валентин Крохмаль поселился здесь недавно, после смерти своей тетки. И соседи мало его знали. Да и надо ли было выжимать какие-то новые показания, когда по делу взорванного трамвая все ясно и доложено в Москву. И все-таки, а вдруг да?
Ехать общественным транспортом пришлось долго, сначала на трамвае, затем на автобусе. Дом, где провел последние минуты жизни художник Крохмаль, находился на окраине города. Яркое мартовское солнце слепило, но снег здесь, вдали от центра, не таял. Одноэтажные деревянные дома выстроились в ряд по обе стороны неширокой улицы, носящей название Машинистов. У многих домов из труб вился дымок.
Как и два дня назад, входная дверь дома № 22 была закрыта на внутренний замок. В отличие от Минина, у Сергея отмычек с собой не было. Да и открывать дверь во двор не было смысла — следующая дверь, в дом, была опечатана. Сергей постоял минуту и, поймав себя на мысли, что пришел зря, хотел было уйти, как вдруг заметил приближающегося к нему человека. Белый полушубок и зимняя шапка военного образца выдавали в нем отставного офицера.
— Здравия желаю!
Сергей ответил на приветствие.
— Вы, случаем, не из КГБ? — спросил незнакомец.
— Есть такое… — Дружинин показал удостоверение.
— В шахматы играете?
Вопрос был столь неожиданным, что Сергей едва не рассмеялся. Но понимая, что за игрой в шахматы незнакомого человека проще узнать и вызвать на откровение, ответил утвердительно, хотя и с юмором:
— Играю. Но сразу говорю: с Ботвинником и Талем не встречался.
Незнакомец подал руку:
— Шустов Николай Кузьмич, подполковник в отставке, танковые войска.
— Дружинин Сергей Никитич, майор.
— Так как насчет партийки и чайку?
— Можно, если ненадолго.
Двор и дом у Николая Кузьмича внешне выглядели вполне пристойно: снег убран, сарай, наличники окон и ступени крыльца покрашены, а крыша дома, в отличие от соседской, покрыта не железным листом, а шифером. Едва они вошли во двор, их встретил большой лохматый пес и разразился пугающим лаем.
— Цезарь, место! — цыкнул хозяин, и пес нехотя удалился в утепленную конуру.
Николай Кузьмич остановил Сергея:
— Обратите внимание: мой дом на возвышенности, и из двора хорошо виден дом Валентина.
— Валентина Крохмаля?
Хозяин дома удивился:
— Вот не знал… надо же… Живем по соседству, а я даже не знаю его фамилии. Все Валя да Валя.
Когда они вошли в дом, Дружинин спросил:
— А вы часто с ним общались?
Шустов достал шахматы, стал расставлять фигуры, потом сказал:
— Я, наверное, единственный из соседей, кто с ним общался и даже бывал у него дома.
— Что так?
— Да нелюдимый он какой-то. Живет почти месяц, сначала при живой тетке, а потом один. А соседей будто не замечает. А вот я ему приглянулся. Не догадываетесь почему?
Сергей невозмутимо пожал плечами:
— Если он художник, то предполагаю, что он хотел вас нарисовать.
— Точно! — воскликнул хозяин дома, едва не смахнув рукавом фигуры. — Вот уж действительно, КГБ все знает.
— Сначала предполагает… И как вы с ним познакомились?
— Да очень просто. Убирал снег, полушубок снял. Он проходил мимо, увидел меня во френче без погон. Спросил, не танкист ли я? Я говорю, танкист, но в отставке. А он вдруг спрашивает, не сохранилась ли у меня танкистская шапка? Я чуть не упал, меня давил смех. На моем веку это первый случай, когда благородный шлемофон назвали танкистской шапкой. Тем не менее я сказал, что есть такая, а он пригласил меня попозировать. Он задумал нарисовать какую-то картину из военных времен.
Начали играть. Через несколько ходов Сергей понял, что
