— Она всегда хотела, чтобы я бросил уголовные дела и занялся чем-нибудь более приличным. Так что я как бы выполнил ее последнее желание.
Фрейлейн Майснер помолчала, а затем потянулась и нежно погладила его руку.
Поезд прибыл в Линц. Они вышли из вагона.
— А я уже приехала, — сказала она.
Ему очень не хотелось расставаться. Это было написано на его лице.
Берта улыбнулась:
— Меня действительно ждет отец. Мы условились встретиться.
Они постояли с минуту молча посреди платформы. Люди обходили их с обеих сторон.
Берта первая протянула руку.
— Было приятно с вами пообщаться, герр Вертен.
— И мне с вами тоже, фрейлейн Майснер. — Он с трудом отпустил ее крепкую теплую ладонь, похожую на маленькую птицу.
— И все же возвращайтесь к уголовным делам. Я вижу, что это вас терзает.
Кондуктор объявил отправление поезда на Вену, но он продолжал стоять.
— Ваш поезд, — сказала она.
— Могу я увидеться с вами снова?
— А как же Ариадна?
— Не беспокойтесь. Она найдет себе более подходящего жениха, чем я. — Он заглянул ей в глаза. — Так как насчет встречи?
К отправлению поезда прозвонили второй раз.
— Поспешите, а то опоздаете.
Он не уходил.
— Да, — наконец сказала она. — Мне бы очень этого хотелось.
Он просиял, как школьник, и глупо забормотал:
— Прекрасно. Замечательно. Чудесно, фрейлейн Майснер.
— Идите. — Она подтолкнула его и крикнула вслед: — И больше не надо никаких фрейлейн. Зовите меня просто Берта.
Он приподнял котелок и, впрыгнув на подножку отходящего поезда, крикнул в ответ:
— А вы меня просто Карл.
И, только сев на место, он осознал, что не знает ее адреса.
Всю дорогу до Вены Вертен прикидывал, как будет ее искать. О том, чтобы спросить адрес подруги дочери у фон Трайтнеров, не могло быть и речи. В том, что Берта Майснер есть в телефонном справочнике, он сильно сомневался. Скорее всего она снимала комнату в каком-нибудь пансионе, где хозяйка ревностно охраняет мораль своих постоялиц. А детский центр, в котором она работает? Но он не смог вспомнить название. Зато вспомнил, что она сотрудничает в газете социалистов «Арбайтер цайтунг». Может быть, там удастся что-то разузнать.
Первые четыре дня он слонялся по жаркой Вене, не находя себе места. Открыл офис на полдня, но к работе душа не лежала. Скорей бы приехал помощник, доктор Вильфрид Унгар, который свой отпуск проводил в Риме, в ватиканской библиотеке, где изучал документы тринадцатого века об альбигойской ереси. Такой уж это был молодой человек, зацикленный на повышении образования и одновременно необыкновенно исполнительный, поистине бесценный сотрудник.
Вертен уже забыл, что совсем недавно ему очень нравилась и мебель из красного дерева в офисе, и зеленые обои, и великолепные гравюры на стенах с изображением цветов и животных. Теперь все это раздражало и казалось претенциозным. Он чувствовал, что в этом помещении ему не хватает воздуха.
Слава Богу, в конце недели появился ее адрес. Помог приятель-журналист, иногда печатавшийся в «Арбайтер цайтунг». Под псевдонимом, конечно.
Оказалось, что Берта Майснер живет недалеко от его офиса. «Мы вполне могли случайно встретиться на улице, — подумал Вертен. — А может, и встречались, но равнодушно проходили мимо».
Здание было весьма приличное, в стиле барокко. Он позвонил. Открыла консьержка, женщина с землистым лицом, в длинном холщовом капоте.
— Кого вам?
— Фрейлейн Майснер.
— Ее нет дома.
— Может быть, вы знаете, когда она придет?
Женщина пожала плечами:
— Откуда мне знать? Поехала навестить отца. Молодая дама, живет одна. Что хочет, то и делает. Вот снимает целую квартиру. В мое время девушки сидели дома, пока не выйдут замуж. А сейчас… жуть что творится.
Она посмотрела на Вертена, ища поддержки, но он лишь тронул край котелка.
— Благодарю вас. Я зайду в другой раз.
Свернув за угол, он чуть не столкнулся с Бертой. В ее руке был чемодан.
— Ну вы прямо настоящий сыщик! — воскликнула она. — А я загадала: если вы на этой неделе меня не отыщете, на следующей начну искать вас сама. Впрочем, адвоката в Вене найти не так уж сложно.
Они стояли, улыбаясь друг другу.
— Пойдемте, — наконец сказала Берта. — Чего на улице околачиваться? Надо хотя бы поставить чемодан. И я угощу вас кофе.
Предложение Вертена испугало. Наносить визит молодой женщине, в ее жилище, одному, без сопровождения, было чем-то из ряда вон выходящим. Во всяком случае, ему такое делать еще не приходилось.
Берта почувствовала его смущение.
— Чего вы разволновались, адвокат? Успокойтесь. Соблазнять я вас не буду.
Они прошли мимо удивленно глядящей на них консьержки. Поднялись в квартиру Берты, обставленную просто и элегантно. Пока она варила на кухне кофе, он рассматривал японские гравюры на стене, затем поинтересовался книгами в шкафу. Карл Маркс, Джон Рескин.[33] Она принесла кофе, и они проговорили больше часа.
Пришла пора уходить. Вертен поднялся, взял ее руки в свои, а затем обнял и долго стоял, вдыхая ее дивный запах. Губы у Берты были нежные и теплые.
После этого они если и расставались, то ненадолго. Уже успели съездить к его родителям и объявить о помолвке.
— Да, Карлхен, — вымолвила потрясенная мама, — ты умеешь преподносить сюрпризы.
— Как это у тебя так быстро получилось? — сказал отец, когда они остались одни. — Ведь и двух недель не прошло, как ты познакомился с этой девушкой.
— Ты должен гордиться, папа, — ответил Вертен. — Я последовал примеру Франца Фердинанда.
Действительно, роман наследника трона Габсбургов, Франца Фердинанда, с его будущей женой развивался точно так же. Он поехал просить руки одной из дочерей эрцгерцогини Изабеллы и там влюбился в ее придворную даму Софию Хотек, дочь богемского барона. Франц Фердинанд был готов даже вступить с ней в морганатический брак, примирившись, что его дети не станут наследниками трона. Говорят, император, когда ему сообщили о помолвке эрцгерцога, непристойно выругался. От воинственного и брутального Франца Фердинанда такого романтического поступка никто не ожидал.
И вот Вертен сидел сейчас, греясь на сентябрьском солнце, со своей собственной Софией.
Они пили чай и обсуждали будущее. Она по-прежнему сомневалась, надо ли было так спешить. Он беззаботно отметал все ее доводы.
— Весной отпразднуем свадьбу, и все будет замечательно. — Одна мысль об этом доставляла ему радость.
— Но ты еще не познакомился с моим отцом. Он растил меня один. Мама умерла, когда мне было десять.
— Я уверен, он одобрит наш брак.
— Но папа очень не жалует выкрестов.
Герр Майснер действительно держался за иудаизм не менее упорно, чем Вертены сейчас за свое протестантство. К счастью, его дочь, как и Карл Вертен, порвала с религией. Она считала, что религия только сеет рознь между людьми.
— Мы ведь с тобой ни с какой церковью связываться не будем, — добавил Вертен. — Зарегистрируем брак, и все. Так сейчас многие делают. — Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Надеюсь, до весны ты меня не разлюбишь?
Она махнула рукой.
— Попытайся быть серьезным хотя бы на пару секунд.
С улицы донеслись громкие выкрики мальчишки-газетчика, продающего экстренный выпуск «Нойе фрайе прессе». Прохожие расхватывали газеты так быстро, что он едва успевал доставать их из сумки. Официант поговорил с одним из тех, кто только что купил газету, и отошел, горестно бормоча:
— Какой ужас!..
— Карл! — Берта схватила его руку. — Неужели война?
Вертен окликнул официанта:
— Что случилось?
— В Женеве убили нашу императрицу. Она умерла.
Императрицу хоронили неделю спустя. Весь город погрузился в траур. Даже погода, ясная и солнечная в течение долгого времени, в этот день была облачной и прохладной. К полудню собрались тучи, угрожая в любой момент разразиться дождем. К атрибутам траура добавились черные зонтики.
В витринах всех магазинов стояли портреты дорогой Сисси. Так венцы звали императрицу Елизавету. Они горевали, хотя она в столице больше отсутствовала, чем присутствовала. «Странствующая императрица», называли ее некоторые журналисты. Для нее на греческом острове Корфу построили виллу, которая ей быстро надоела. Сисси слыла самой красивой женщиной в мире: она была блестящей наездницей и путешествовала по Европе и Британским островам в поисках мест для охоты. Вертену казалось, что она всегда пребывает в печали. Возможно, ей передалась порча от ее кузена, безумного короля Людвига Баварского. Возможно, она страдала от дворцовых интриг и тяготилась пышностью двора. В ее отсутствие император Франц Иосиф становился соломенным вдовцом, но Сисси не возражала, чтобы его развлекала примадонна Бургтеатра Катарина Шратт. После смерти в 1889 году сына, кронпринца Рудольфа,[34] императрица Елизавета полностью сняла с себя обязанности супруги монарха. Она даже не вернулась в Вену летом на празднование юбилея императора.
