наши доблестные военные, от корнета до полковника, ценят в женщинах вовсе не ум с добродетелью, а доступность, легкомыслие и золотые кудри. При дворе эту троицу не зря прозвали вертихвостками.
– Не верьте дворцовым сплетням, Анна Алексеевна! Злые языки без малейшего почтения язвят самых достойных и респектабельных дам, – голос Доротеи фон Диц выстилался мягким пухом, но под этой периной скрывался железный капкан. – Не удивлюсь, если своими лживыми домыслами они осмелятся однажды опорочить и вашу светлость.
Пружины щелкнули, капкан захлопнулся. Графиня замолчала, с ненавистью глядя на курляндку. Та проведала о двух ее любовных интрижках и при каждой оказии намекала на это.
– За остальных не поручусь, но Лизонька выросла на моих глазах, – продолжала баронесса. – Отвечу клеветникам и пустомелям, что у нее была безупречная, ничем не омраченная репутация. Чистейший бриллиант!
– Не спешили сей бриллиант в оправу взять, – едко ввернул один из гостей, потирая свое обручальное кольцо. – Известно, какая девица во фрейлинах засиделась и замуж не вышла, значит, дурнушка или порченная. А Лизавете Генриховне двадцать пять годков сравнялось, от кавалеров отбоя не было, но сватов никто не засылал.
Г-жа фон Диц зашипела разъяренной кошкой, выпустила когти и хотела вцепиться в брезгливо оттопыренную губу насмешника, но отповедь последовала с другого края стола:
– Прекратите немедленно! – повысил голос толстяк с бакенбардами. – О покойницах не злословьте. Они высшему судье ответят, коли числятся за ними грехи. А нам, людям благородным и милосердным, пристало соблюдать приличия.
XII
Мармеладов пришел в картежную комнату за час до полуночи, отозвал Митю к дальнему окну. Тот слегка покачивался, однако же, не теряя при этом осанки.
– Ну-с, много ли узнал?
– Не слишком. Дядя одной из фрейлин, Лизаветы фон Даних, – остзейский [63] барон, – месяц назад погиб во время пожара в своем имении. Неподалеку от Москвы, где-то в Чертово или Чертаново… Неприятное такое название. Иных наследников у барона не было и немалое состояние перешло к племяннице. Может, та самая алмазная брошь… Да ты меня не слушаешь!
– Прости, братец, отвлекся, – покаянно опустил голову почтмейстер. – Но это оттого, что я знаю, кто убийца!
– Кто же?
– Случилось, как ты предсказывал. Он подошел ко мне и разливался соловьем о пустяках. А спустя час доверительно так заявляет: «Вокруг фрейлин убитых оплакивают, а у меня ни слезинки. Такое омерзение к ним испытывал в последний год!» Девицы эти были крайне любезны с офицерами и наш пострел с каждой из них амуры крутил. Непродолжительные. Подцепил срамную хворь, а через это потерял мужскую силу, то есть бесповоротно. Мечтал о наследнике от молодой жены, да теперь не сложится… Не может гордый дворянин такое унижение простить, вот и убил их одну за другой. А пикового туза подбрасывал потому, что эта карта – помнишь, цыганки калякали? – означает любовные страдания.
– А чем же, по-твоему, он их убивал?
– Шпагой. Самым кончиком. В полку у нас часто затевались споры, кто и в чем остальных превзойти может. Сей дворянин ловчее всех с клинком управлялся – умел срезать бантики с подвязок французской куртизанки, не задев при этом ни ножку, ни кружевной чулок!
– Получается, он наносил удар с изрядного расстояния? – выразил сомнение Мармеладов. – Когда стоишь вплотную, неудобно резать кончиком шпаги… Но об этом пусть у Хлопова голова болит. Загадка разгадана, осталось узнать имя.
– Полковник Павел Ковнич.
Митя наполнялся гордостью за свою прозорливость, еще чуть-чуть и перельется через край. Но реакция приятеля остановила бурный поток: сыщик замер и стал прищелкивать пальцами.
– Ковнич… Ковнич… Откуда он мне знаком? Может быть… Воистину, именно там и видел! – с этими словами он достал из левого кармана сюртука сложенный вчетверо номер «Ведомостей» и стал лихорадочно листать. – Вчера в газете вышла моя статья с критикой философского романа… Снова вздор. Заодно я мельком прочел сообщение… Так… «В Ригу инкогнито прибыл Фридрих Карл, принц Прусский: завтракал у Гроте и проехал в Вольмарсгорф…» Откуда журналисты узнают такие новости? Инкогнито же! Но дальше, дальше… «На 171 версте Московско-Рязанской железной дороги сошли с рельсов десять вагонов товарного поезда» Опять не то! «Генерал Гудков по личному повелению Его императорского величества, проведя инспекцию казарм и конского лазарета, остался недоволен тем…» Вот! В заметке упоминается этот твой Ковнич, наряду с другими полковниками получивший взыскание. Он был 24 июля в Петербурге. Стало быть, совершить убийство Лизаветы Генриховны никак не мог. Разве что индийский мистик madame Блаватской перенес его на спине по воздуху, словно гоголевский черт кузнеца.
– Черт! – взревел Митя, вызвав тем самым нежелательный интерес присутствующих, в их сторону начали оборачиваться. – Черт! – повторил он уже тише. – Я был уверен… А получается, время потерял.
– Зато выяснил ценную деталь об убитых: они вовсе не были недотрогами. Нужно узнать, с кем еще в этом зале, помимо Ковнича, все три фрейлины заводили интрижки. Мумии о том сплетничать на стали – приличия ради. Но вон там, у карточного стола, твоя новая знакомица, Катенька. Отведи в сторонку и выведай деликатно, кто еще записал убитых в свой донжуанский список.
Почтмейстер послушно подошел к дамскому кружку, раскланялся и попал под залпы насмешливых замечаний, от которых его уши горели ярче рябины в морозном декабре. Юная фрейлина, в свою очередь, покраснела, но скорее от удовольствия – и поспешила пройти на пару слов тета-тет.
Мармеладов тем временем направился к группе придворных, обступивших флотского лейтенанта с бокалом в руке. Настоящее свое имя этот молодой человек с синими, как море глазами, тщательно скрывал. Назывался Андреем Андреевым, поскольку служил под Андреевским стягом. Был он воспитан в некой знатной, но обедневшей семье, сбежал на Балтику мальчишкой. Ходил юнгой и матросом на разных кораблях, дозрел до лейтенантских погон. Недавно вернулся из кругосветного плавания на корвете «Витязь», – четыре года вдали от родных берегов, – и получал приглашения в самые высокие собрания, где потчевал голодных до впечатлений дворян-домоседов солеными и острыми байками о морском путешествии.
– …и представьте, проплывает мимо ледяная глыба. Размером, пожалуй, с Кремль. А на ней сидят пингвины в черных фраках. Высокие, плотно
