изогнулись домиком. – Разве мы тебя не помогаем?
– Тогда кто дал пощечину Жанне? И за что?
Лёвик стрельнул глазами по разным углам комнаты, после чего признал:
– Ей залепила пощечину Валентина.
– За что? – Стас впился глазами в переносицу фотографа.
– Черт его знает, она проревелась, сделала укол инсулина и уснула.
– Учти, если ты врешь, тебе не поздоровится. А теперь убирайся. Хочу поработать в одиночестве.
– Но я бы мог подсказать что-то, – робко запротестовал фотограф.
– Справлюсь, – невозмутимо прервал его Стас.
Едва Лёвик удалился, сыщик закрыл за ним дверь на шпингалет и принялся рассматривать фотографии.
Занятие оказалось не из легких. И Лена, и Валентина на снимках заразительно улыбались, дурачились, возмущались. Сердце сжималось от сознания того, что этих прекрасных женщин уже нет в живых. Искусство фотографии – великое дело, но иногда оно может причинить боль, особенно если на снимках близкие тебе, но уже ушедшие от тебя люди. Стасу вспомнились строчки поэта, прочитанные еще в школе:
Спотыкаюсь о прошлое на каждом шагу.
Есть у памяти нашей извечные странности —
Возвращать позабытые боль и тоску,
Сохраняя в них
Всю остроту первозданности.
…Вот Макс что-то шепчет жене на ухо, она загадочно улыбается.
Вот журналист зачем-то ощупывает подоконник, на котором стоят в горшках герани. Причем старается это делать незаметно, якобы просто смотря в окно. Спрашивается, зачем? Надо бы запомнить этот момент, а потом обязательно поинтересоваться…
Вот Стас решительно направляется к выходу, Валентина его не пускает. Каким смешным со стороны он, оказывается, выглядит! Но какая это мелочь в сравнении с тем, что Валюху убили и ее уже нет на этом свете.
Вот Антоша с бокалом шампанского произносит тост.
Вот Валентина что-то кладет в пальто, висевшее на вешалке… Господи, это же его пальто! В руке жены – записка! Однозначно! Тысяча чертей! Она что, на словах не могла сказать? Зачем записку прятать в карман, да еще под объективом фотоаппарата!
Впрочем, последнее она могла не видеть, Лёвик – партизан еще тот. Подкрадется так, что не почувствуешь. Любит подсматривать, караулить. Папарацци, одним словом.
Вот Антон держится за бороду, закрыв глаза. Впечатление такое, будто у него болят зубы. Возможно, и болят. Странно… Кулак Стас пока к его челюсти не прикладывался. Может, пора уже? Сколько можно ждать?
Вот Макс приоткрывает дверь в комнату Стаса и Валентины. Или, наоборот, закрывает. Сомнений нет – это именно их комната! Зачем журналисту заходить туда? Не для того ли, чтобы оставить там под подушкой окровавленный нож?!
Вот… От увиденного внутри сыщика все похолодело. Он увидел себя с ножом на кухне в тот момент, когда возвращал отмытую от крови улику в подставку. По снимку невозможно было понять, возвращает он нож или, наоборот, вынимает. Попался, Пинкертон! Это капец!!!
Ай да фотограф! Ай да мастер! Что и говорить, ущучил.
Но кто его умудрился так филигранно заснять?! Ведь он внимательно осматривался, никого вроде не было. Лёвик точно с Антоном в это время были заняты трупами.
Получается, Жанна… Больше некому! Наихудший, самый болезненный вариант!
Стас помнил, что вначале вечера хозяин дачи поинтересовался, умеет ли она обращаться с фотоаппаратом, на что Жанна ответила, что не знает, на какую кнопку нажимать. И вообще, фотодело для нее – темный лес.
Теперь, выходит, Стас на крючке, спрыгнуть с которого чрезвычайно сложно. Поди докажи, что ты возвращаешь подкинутую тебе улику. Кто тебе поверит!
Наверняка Лёвик нашлепал себе еще подобных снимков… чтобы гарантировать… Что? Лояльность со стороны Стаса? Теперь его голыми руками не возьмешь! Хотя сам по себе снимок никакой вины фотографа не доказывает – удачный кадр, не более того. Что в этом плохого? Никто ему не запрещал подобного.
Он оказался профессионалом, а ты, сыщик, лоханулся по-крупному.
Да, дела… Становится всё горячее и горячее.
Авантюра с возвращением улики на место не только не удалась – она обернулась жуткой неудачей. Невидимый противник получил пусть не стопроцентные доказательства его причастности к преступлению, но огромное преимущество, отыграть которое будет чрезвычайно сложно. Практически никак.
Однако как быстро была проявлена пленка, напечатаны снимки. Буквально за час! В том числе и этот, со Стасом. Компромат – кажется, так это называется.
И когда Лёвик успел – ведь он с Антоном трупами занимался!
Может, снимки печатала Жанна? Но, как утверждает Мила, симпатичная пышечка хлопотала в это время на кухне. Кстати, она могла хлопотать там давно, потом увидела, как Стас спускается с чем-то, завернутым в вафельное полотенце, и… спряталась.
Странным образом рядом оказался фотоаппарат. Дальше фантазировать не имело смысла. Стас почувствовал, что окончательно запутался. Фотографии в голове мелькали подобно кадрам кинохроники, из них невозможно было выделить то, что сыщику было нужно здесь и сейчас.
Подсказка от Аллы Пугачевой
В таких случаях обычно требовалось переключить внимание на что-то совершенно другое.
Он поднялся, сгреб все снимки в пакет, спрятал его под подушку, где еще сохранялись кровавые разводы от орудия убийства его жены… Потом вышел из комнаты, спустился в гостиную, где от разгоревшегося камина тянуло жаром, и уселся перед телевизором, по которому продолжался показ «Голубого огонька».
Алла Пугачева загадочно, с хрипотцой, как бы по секрету, сообщала:
В книжке телефонной старой-старой,
Где воспоминания живут,
Стертые странички я листаю,
Все, кто мне был дорог, тут как тут…
От мысли, пришедшей в голову после услышанного, Стас на какое-то время даже задержал дыхание. Потом осмотрелся: вроде никто за ним прицельно не следил.
Он вспомнил, что на журнальном столике возле барной стойки видел старую телефонную книгу. Обычная такая амбарная книга, куда записывались все необходимые телефоны. Исключительно полезный атрибут для большого семейства!
Сам телефонный аппарат в стиле ретро Антон отключил и спрятал, чтоб никто не посмел вызвать милицию. А телефонную книгу оставил. Казалось бы, зачем она нужна, если нет телефонного аппарата?
Но это только на первый взгляд!
Никем не замеченный, Стас подошел к столику, взял то, о чем всё еще пела в телевизоре знаменитая певица, и… был таков.
Закрыв у себя в комнате дверь на шпингалет, он уселся поудобнее и раскрыл свою находку. На его счастье, «книга» оказалась очень старой, в ней записывали явно разные люди – почерки разительно отличались друг от друга, как и цвет пасты. Некоторые записи были вообще сделаны химическим карандашом.
Однако почерк своего одноклассника – Антона Снегирева – он помнил отлично. Не зря же
