Столь необычное задание удивило Самуила, но в то же время обрадовало. «Выходит, меня трогать теперь точно не будут», — умозаключил писарь, поглаживая гимнастерку, под которой был спрятан зандя.
Звериным чутьем Сольц понимал, что Блюхер подозревает его. Однако мысль бросить все к чертям собачьим и бежать была решительно отброшена им. «Ежели сейчас уйду, не узнаю, куда увезли Тару, да и господа „коммивояжеры“ останутся недовольны, — вспомнил о своих покровителях он. — Старина Джеймс ждет не дождется верных сведений, причем в ближайшее время, — напряженно обдумывал сложившееся положение он. — Действовать, однако, следует в высшей степени осторожно, а не то разоблачат допрежь, как нужные сведения добуду. Одного не пойму, зачем Дягур брал с собой Иссерсона? В качестве историографа, что ли? И о чем они как гимназистки шептались?» — сидя за сиявшей блеском начищенного металла пишущей машинкой «Ремингтон», размышлял Сольц. Она была доставлена из Москвы взамен старой в числе прочего «офисного» и медицинского оборудования по личному распоряжению наркомвоенмора Троцкого.
Выходец из остзейских немцев подполковник Эрих фон Берг по окончании военного училища и недолгой службы в полку был командирован в Маньчжурию, где открылись военные действия против Японии. В результате ранения он лишился двух пальцев левой руки и был признан негодным к строевой службе. Вмешательство влиятельных родственников помогло ему продолжить карьеру в полиции. Судьба забросила его в Ригу, где волею обстоятельств и благодаря личным склонностям он занялся политическим сыском. На этом поприще фон Берг снискал расположение начальства и лютую ненависть революционеров. Раскрыв их явки и арестовав связного самого Азефа, он грозил поломать хитроумную игру, затеянную Департаментом полиции, поэтому был срочно переведен в столицу, где его и застала война. В Петрограде он долго не задержался и по просьбе все тех же влиятельных особ был направлен в штаб Юго-Западного фронта, развернутого против австрийцев.
Выявив агентуру врага и сорвав несколько диверсий, он был тяжело ранен летом 1915-го в ходе неудачного наступления в Галиции и после продолжительного лечения подчистую демобилизован. Чин подполковника и Владимир IV степени подсластили ему отставку, но неуемная натура Берга жаждала приключений. Комфорт мирной жизни претил ему. После долгих согласований он вновь становится сотрудником Департамента полиции, но, увы, ненадолго. Отречение царя вынудило его оставить службу, а большевистский переворот — податься на Дон к Деникину, однако генерал отказал ему в доверии. Сказалась известная нелюбовь армейских офицеров к полицейским чинам. Зато его таланты были по достоинству оценены Колчаком, испытывавшим острый кадровый голод. У него он задержался до самого разгрома Верховного. После гибели адмирала в феврале 1920-го, с помощью английских союзников и их агентуры, он выправил себе новые документы, изменил внешность (побрился наголо, избавился от хлыщеватых усов, в общем, приобрел вполне себе пролетарский вид) и, став товарищем Сольцем, перешел к красным, внедрившись в штаб Народно-революционной армии Дальневосточной республики.
— Новую технику осваиваем? — услышав над собой заинтересованный вопрос Самуила, Сольц обернулся, и их глаза встретились. «На ловца и зверь бежит», — подумал он, широко улыбаясь.
— Эта техника мне знакома еще по империалистической.
— Где-то в штабах служили? — ненавязчиво и по-свойски продолжил расспросы Самуил.
— Довелось, — уклончиво отвечал Сольц. — Буде пожелаете, могу показать, как на этом аппарате сподручнее работать, — неожиданно предложил он.
— Буду премного благодарен, — светился неподдельной радостью Самуил, хотя мог стучать на «Ремингтоне» четырьмя пальцами не хуже самого Сольца.
Глава 32. Многоопытный мистер Джеймс
После ухода красного воинства из монастыря лама Замдзин Боло имел конфиденциальный разговор с мистером Джеймсом, британским разведчиком и знатоком Востока. Для всех он служил скромным коммивояжером торгового дома «Кевинз вул», имевшего в Урге несколько лавок и пошивочных мастерских. Фирма сбывала в страны Европы и США изделия из верблюжьей и овечьей шерсти, а также торговала кашемиром, а в Монголию завозила промышленные товары.
— Рад видеть вновь моего драгоценного друга в добром здравии, — жестом анджали настоятель приветствовал посетившего дацан Джеймса.
— Счастлив лицезреть досточтимого ламу, — учтиво склонил рыжеволосую голову англичанин.
— Нечестивые люди Севера встали на нашем пути к нирване, — весьма витиевато высказался Замдзин Боло о недавнем разорении храма чекистами Мартенса.
— Насколько мне известно, — Джеймс осторожно прокашлялся, — золотая статуя богини Тары покинула свой дуган.
— Мой драгоценный друг верно осведомлен, — как обычно, на лице ламы не дрогнул ни один мускул.
— Об этом судачат на городском базаре, и если досточтимый лама вспомнит, я предупреждал его о подобном исходе. Впрочем, — поспешил сменить тему Джеймс, — я пришел не за тем, чтобы говорить о прошлом. Я хочу протянуть руку помощи.
Лицо ламы оставалось недвижимо, но едва уловимые огоньки подспудного интереса метнулись в его взгляде.
— Не буду ходить вокруг да около. Мне известно, где спрятана Тара, и я готов поспособствовать, чтобы она вернулась в свой храм на радость сангхи, — бессовестно блефовал Джеймс в ожидании информации от Берга. (Тот уверил его, что в самое ближайшее время узнает, где находится статуя.)
— Тара милосердна, но обезумевшие люди Севера осмелились, — лама сделал паузу, — оскорбить ее, — неожиданно эмоционально закончил свою речь он. Перед глазами ламы, как в калейдоскопе, пронеслась жуткая картина надругательств и унижения храма с участием озверелых чекистов Мартенса.
— Тара уже покарала богохульников, — сложил на груди руки британец и поведал о засаде Кабардина.
— Мой драгоценный друг принес нам добрую весть, — удовлетворенно произнес Замдзин Боло и устремил взор к небу. — Когда Золотая Тара вновь займет свой трон, благодарная сангха воздаст моему другу по делам его.
Приложив ладонь к сердцу, мистер Джеймс почтительно поклонился, оставив наедине погруженного в раздумья настоятеля.
Глава 33. Первые результаты
— Как продвигаются наши дела, Самуил? Удалось сойтись поближе с Сольцем? — спустя пару дней поинтересовался Блюхер, отдавая стопку приказов писарю.
— Своим чередом, товарищ военмин. Он взялся учить меня печатать на «Ремингтоне» по ускоренной системе, причем сам предложил.
— Хм, забавно, — недоверчиво передернул плечами Блюхер. — А ты говорил, он, дескать, компаний не любит да держится в особицу…
— Так и было до последнего времени. Но сейчас он самолично ищет моей дружбы.
— Очень странно, — недоумевал сбитый с толку Блюхер, подозрительным взглядом буравя писаря. — А про что он тебя пытал, что выведать-то хотел?
— В том-то и дело, вроде ничего такого не спрашивал, все как-то вскользь, мимоходом…
— Не тяни кота за яйца! — бросил гневный взгляд военмин.
— Мне показалось, его интересует наш поход к Байкалу, вернее, куда исчезла фигура.
— Ах, вот оно что! — Блюхер побагровел, глаза его заблестели, он подошел к своему визави и, кивнув на дверь, приказал закрыть ее поплотнее. — Ну а ты?!
— Я же говорю, товарищ военмин, — перешел на полушепот писарь. — Он меня напрямую не спрашивал. Так, вскользь, рассуждал, куда это фигура запропастилась? Дескать, охраняли ее, охраняли, а теперь не охраняют, да, кажется, и охранять уже нечего. Иными словами, говорил как бы в пустоту.
— Понятно, — настороженно протянул Блюхер. — Вот что, Самуил. Надо, пожалуй, этот его интерес поощрить, подогреть, что ли. Скажешь при случае, что, мол, фигуру в ящик заколотили да в тайгу свезли. Ты там был и все своими глазами видел. Он ведь наверняка знает, где ты был?
— Думаю, да, но я ни намеком, ни словом ему об том, товарищ военмин, да и… — искренне пытался оправдаться испугавшийся писарь.
