Я уже сказывал вам, что получил наследство от бабушки…
– И там была эта брошь, – без всякой вопросительной интонации промолвил Григорий Богданович.
– Да, – кивнул для пущей убедительности Зеленов.
Капитан Остапчук достал из кармана завернутую в носовой платок брошь:
– Вот эта самая?
– Похожа, что она, – не сразу ответил Федор Игнатьевич, и неприятные холодные мурашки побежали по его спине и животу.
Начальник городского отделения милиции с удивлением посмотрел на Зеленова:
– Это как так? Вы что, не можете признать вещь, которая принадлежала вашей бабушке и перешла к вам потом по наследству? И которую вы не раз держали в руках?
– Ну почему же не могу, – проблеял Федор Игнатьевич, осознавая, что влип во что-то очень скверное. – Могу…
– Тогда скажите мне прямо, это ваша брошь или все-таки какая-то другая? – отрезал капитан Остапчук, уже все для себя определивший.
– Та, – последовал ответ.
– Вот и славно, – потер ладонями Григорий Богданович, словно выиграл на пятирублевый билет тринадцатой всесоюзной лотереи Осоавиахима легковой автомобиль «ЗиС-101» стоимостью двадцать семь тысяч рублей. – Только брошь эта, – выдержал необходимую на данный момент паузу капитан Остапчук, не сводя горящего взора с Зеленова, – вовсе не из наследства вашей покойной бабушки. Эта брошь из тех вещей, что были похищены из квартиры на улице Баумана после убийства мужа и жены Литвиненко девятого мая этого года. Вот документ, где дочь супругов Литвиненко признает эту брошь собственностью ее родителей, – достал из папки и пододвинул бумагу ближе к допрашиваемому капитан Остапчук. – Что скажете, гражданин Зеленов?
– Я никого не уб-бивал и ничего н-не крал, – язык у Федора Игнатьевича стал от страха заплетаться, живот вдруг поджало, и сильно захотелось сходить по-большому. Однако спросить разрешения он не осмелился.
– Тогда откуда у вас брошь? – привстал со стула капитан Остапчук, коршуном нависнув над допрашиваемым, который будто бы уменьшился в размерах.
– Вы не поверите, – дрогнувшим голосом произнес Зеленов. – Купил на базаре за шестьдесят рублей у какого-то однорукого заики…
– Не поверю, – кивнул в знак согласия Григорий Богданович. Да и как можно верить уже не единожды совравшему? – Но вы продолжайте, – не без сарказма разрешил Остапчук.
– Ну, как я полагаю, ему очень хотелось поскорее выпить, опохмелиться, наверное… – с трудом вымолвил Федор Игнатьевич. – Вот он и продал мне брошь задешево.
– Кому хотелось опохмелиться? – насмешливо покосился на Зеленова Григорий Богданович.
– Заике этому…
– Ну и что дальше?
– Он предложил мне купить брошь… – промолвил Федор Игнатьевич, уже не зная, что отвечать строгому милиционеру.
– И вы, конечно, купили, – без малейшего намека на вопрос изрек капитан Остапчук.
– Да… Я сразу увидел, что цена броши намного выше, чем он хотел за нее выручить…
– Значит, это был однорукий заика, так?
– Да, – без промедления последовал короткий ответ.
– Еще что-нибудь про него сказать можете? – насмешливо глянул на допрашиваемого Григорий Богданович.
– Он был с усами, – вновь незамедлительно последовал ответ.
– Сколько сразу особых примет… Однорукий усатый заика, – с большой долей ехидства резюмировал сказанное Зеленовым Григорий Богданович. – А почему не безногий одноглазый бородач? – криво ухмыляясь, поинтересовался Остапчук. Потом помолчал и неожиданно сильно хлопнул кулаком по столу: – Долго сказки сказывать здесь мне будешь? Золотую брошь с рубином он за шестьдесят рублей, видите ли, купил, – скривился в злой усмешке начальник городского отделения. – Ты за кого меня принимаешь? Хочешь, чтобы я поверил всем этим твоим россказням?
– Да я… – начал было оправдываться Зеленов, но был перебит Григорием Богдановичем:
– Молчать! Убил, так имей смелость признаться!
– Я не…
– Гражданин Зеленов, – снова не дал договорить допрашиваемому начальник городского отделения милиции. – Официально вам заявляю, что вы обвиняетесь по пункту «А» статьи 136: умышленное убийство, совершенное из корысти. Увести в обезьянник! – приказал Остапчук. – Пусть подумает.
Оставшись в одиночестве, капитан Остапчук размышлял. Улики против Федора Зеленова были только косвенные. Для суда их явно было маловато, если, конечно, обвинитель не будет очень убедительным и сможет преподнести их как прямые.
Следовало придумать что-то понадежнее, время еще имеется… Например, отыскать свидетеля, который якобы видел, как Зеленов выходил девятого мая из дома на улице Баумана, где проживали убиенные супруги Литвиненко. Такой человек вскоре нашелся – он числился в больших должниках капитана Остапчука и поэтому согласился лжесвидетельствовать.
Как выяснилось позднее, у Зеленова на время убийства девятого мая алиби не имелось, что значительно усугубило его положение. После недолгих разбирательств и оформления бумаг дело Федора Игнатьевича Зеленова, которому вменялось не только двойное убийство с целью ограбления, но и ограбление квартиры гражданки Стрелковой на той же улице Баумана, совершенное несколькими часами ранее, было передано в суд, который, не особенно усердствуя в отыскании истины, влепил ему максимальный по его статье срок – десять лет.
К этому времени капитан Остапчук, получивший звание майора, уже исполнял обязанности начальника отдела по борьбе с бандитизмом Управления милиции Наркомата внутренних дел республики.
Глава 11
Сомнения майора Щелкунова
Дело об убийстве Оленьки из второго барака по улице Сталинградской буксовало. Оперуполномоченные отделения опросили всех скупщиков и барыг, но вещи, что были похищены из сундука, стоявшего в комнате старика Назара Степановича и его внучки Оленьки, обнаружены не были. Не всплыли вещи – ни шубка каракулевая детская с оторванной верхней пуговицей, ни ботинки мужские черные сорок второго размера с замазанным тушью левым носком – и на местных рынках.
Сведения относительно демобилизованных по ранению красноармейцев и офицеров, служивших в диверсионных группах или в войсковой разведке (по одной из версий майора Щелкунова, столь точный удар в сердце мог быть нанесен именно диверсантом или разведчиком), также были скудны. Майору Щелкунову удалось допросить… да нет, не допросить – побеседовать всего с двумя такими демобилизованными по ранениям фронтовиками: одноногим младшим лейтенантом Фаридом Курамшиным двадцати трех лет, уволенным из армии по тяжелому ранению совсем недавно, и двадцатидевятилетним старшим лейтенантом Юрием Шматовым. Фарид Курамшин вряд ли мог быть тем самым убийцей и грабителем, что убил точным ударом ножа в сердце девочку Оленьку в поселке имени Серго Орджоникидзе. Девятого мая младший лейтенант Курамшин еще находился в офицерском отделении госпиталя № 31 – так звали его врачи и раненые – размещенном в клубе меховщиков в Сталинском районе Средневолжска. Выписался он лишь одиннадцатого мая. А его левая нога покоилась в общем захоронении ампутированных конечностей солдат и офицеров – эдаком кладбище рук и ног – во дворе за зданием клуба. Так что у Фарида Курамшина на момент убийства девочки было железное алиби. А вот у второго комиссованного по ранению фронтовика – Юрия Шматова – алиби как такового не имелось.
